Протесты в Украине и России
Противостояние на улицах
Протесты в Украине и России: в поисках репертуара
События в Киеве – столкновения между участниками массовых протестов и представителями правоохранительных органов – свидетельствуют: формы противостояния между населением и отчужденной властью продолжают меняться.
Сравнивая российский и украинский случаи, можно заметить большее разнообразие репертуара форм протестных действий в Украине. По сравнению с российскими протестами 2011–2012 годов сегодняшние протесты в Украине характеризует как большее разнообразие форм, так и их более успешная адаптация к особенностям национальной культуры.
Общение между населением и властью не обязательно принимает протестную форму. Есть выборы, обращение к судебной системе, подача жалоб. К массовым протестам прибегают, когда иные способы доведения своего мнения до обладателей власти не работают.
Один из западных исследователей массовых протестов, Чарльз Тилли, использует термин «репертуар» для описания всего разнообразия их форм в конкретной стране и в конкретный исторический период. Противостояние населения и власти может принимать ограниченное число форм, которые и образуют репертуар протестных действий. Чем ближе форма протеста к особенностям национальной культуры, тем более она востребованна и жизнеспособна.
К ключевым элементам репертуара украинских протестов можно отнести табор, вече и неорганизованный протест без явно выраженного лидера; примером востребованности последней формы и стали события последних дней в Киеве. Каждая из этих форм укоренена в украинской культуре, и их популярность не является в этом смысле случайной.
Возьмем табор. Массовые протесты в Киеве начались в конце ноября 2013 года с захвата значительной части центральной улицы Киева (Крещатика), центральной площади (майдана Незалежности) и двух административных зданий – здания городской администрации и Дома профсоюзов.
Захват общественных мест не является украинским изобретением – стоит вспомнить многочисленные примеры sit-ins и occupy (Wall Street и др.) по всему миру в период глобального финансового кризиса. Однако эта во многом универсальная форма была адаптирована к особенностям национальных традиций в украинском случае.
В частности, организация палаточного городка в центре Киева имеет много общего с казацким походным табором. Место табора защищено расположенными кругом повозками (баррикадами в случае палаточного городка). Внутри табора – шатры (палатки) и костры для приготовления пищи. Жизнь табора жестко регламентирована как в смысле разделения труда (кто несет охрану, кто готовит пищу, кто является старшим – сотником), так и в смысле ряда запретов. В киевском палаточном городке, например, жестко соблюдается запрет на потребление алкоголя – во избежание провокаций и для минимизации внутренних конфликтов.
Помимо постоянно действующего палаточного городка, в Киеве периодически (по выходным) организуются массовые митинги и шествия. Они собирают значительно большее число участников, доходящее в отдельных случаях до миллиона.
***
Митинги и шествия – форма универсальная, но при этом были предприняты попытки ее адаптации к особенностям традиционных национальных институтов, таких как вече. Вече в Киевской Руси представляло собой собрание не только и не столько воинов, сколько всего населения. На вече принимались ключевые решения, вплоть до приглашения на княжение или изгнания с него.
Не забыта и религиозная составляющая веча – митинги обычно начинаются с молитвы, а священнослужителей легко заметить в общей массе участников протестов.
В последние дни в репертуаре украинского протеста закрепляется новая форма – спонтанные акции открытого неповиновения власти без явно выраженного лидера или организатора. Эти столкновения начались не в результате призывов официальных лидеров табора и веча (Владимира Кличко, Олега Тягнибока и Арсения Яценюка), а вопреки им. Лидеры открытым текстом призвали людей воздержаться от похода к стенам Верховной Рады. Однако, несмотря на это, десятки тысяч людей решили перейти к более активным формам протеста.
В радикализации протеста тоже можно увидеть исторические аналогии. Речь идет о традициях анархического отрицания власти, особенно сильных на юго-востоке Украины (где существовала Крестьянская республика Нестора Махно). Анархистских символов в таборе не видно (за исключением стенда с несколькими портретами Махно). Однако традиции анархистского отрицания власти проявили себя за пределами табора и вече – и вопреки желанию их лидеров.
Российские протесты 2011–2012 годов тоже принимали множество форм. Однако можно заметить, что репертуар российских протестов слабее привязан к особенностям национальной культуры.
В самом начале российских протестов наблюдались попытки захвата общественного места – сквера на Чистых прудах возле памятника казахскому поэту Абаю (Оккупай Абай). Попытки разбить палаточный лагерь были в корне пресечены. Привязка к местности (сквер) была такова, что впору было рыть землянки, а не устанавливать палатки. Отсутствовала и привязка к значимым символам национальной культуры.
Массовые митинги – сначала на проспекте Сахарова, затем на Болотной площади – оказались более богатыми на креативные решения. Стоит особенно отметить элементы карнавала – костюмированного шествия и принимающего сатирическую и шуточную форму отрицания статус-кво. Элементы карнавала присутствовали вплоть до наступления развязки на Болотной площади.
Идея карнавала российской культуре не чужда. Однако карнавальность присуща в первую очередь не народной культуре (Михаил Бахтин в своей книге «Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса» исследовал народную культуру карнавала в Западной Европе), а культуре российской интеллигенции. Насколько формат карнавала понятен среднестатическому россиянину – вопрос открытый.
То же самое можно сказать и о прогулках по московским бульварам. Этот формат в первую очередь ближе и понятнее носителям культуры российской интеллигенции, а не потенциально широким массам чувствующих свое отчуждение от власти людей.
***
Сравнение репертуаров российских и украинских протестов позволяет сформулировать следующее предположение. Участники украинских протестов оказываются более подготовлены к длительному противостоянию с властью, которая не только не собирается идти на уступки, но и периодически применяет силу против несогласных с ней. Нынешний этап противостояния власти и населения продолжается уже почти два месяца.
Одна из причин относительного успеха украинских протестов заключается в большем соответствии репертуара протестных действий особенностям национальной культуры. И табор, и вече, и идеи анархистской республики понятны не только интеллигенции, но и обычным людям, стремящимся выразить свое несогласие с навязываемым им властью статусом быдла. Среди протестующих в центре Киева можно увидеть и селян из Западной и Центральной Украины, и работников столичных офисов.
Выявление наиболее востребованных в контексте конкретной культуры форм протеста часто происходит спонтанно. И табор, и вече не были придуманы в некоем «мозговом центре». Еще менее вероятно их нахождение зарубежными советниками. Эти формы были нащупаны самими участниками протестов путем проб и ошибок.
Однако полагаться исключительно на «естественный отбор» форм протеста вряд ли разумно: за каждой попыткой, особенно неудачной, стоят судьбы, а иногда и жизни людей. Поэтому если представители оппозиционно настроенной элиты хотят сыграть конструктивную роль, то эта последняя как раз и может заключаться в определении потенциально перспективных форм выражения несогласия с действиями властей.
Сравнительный анализ репертуаров протестных действий наталкивает и на еще один вывод. Репертуар не должен ограничиваться одной «пьесой», ибо разные формы коллективных действий находят отклик у разных социальных групп. На майдане преобладают мужчины, среди участников митингов соотношение полов примерно равное. Приезжих из регионов значительно больше в таборе. Среди участников митингов преобладают жители Киева и пригородов. На Грушевского в первых рядах атакующих была молодежь. Поэтому чем разнообразнее репертуар, тем шире социальная база оппозиции и, следовательно, выше шансы на действенность ее акций.
Чего пока не хватает в украинском случае, так это форм протеста, которые были бы востребованы прежде всего интеллигенцией. Может ли занять эту нишу модель ненасильственного протеста? На первый взгляд сопротивление злу ненасилием слабо укоренено в украинской культуре. Однако это не так. Стратегии ненасильственного протеста использовались украинскими узниками ГУЛАГа, а разговоры об их применении сегодня периодически возникают в публичных дискуссиях.
Что же касается российского случая, то здесь ситуация представляется противоположной: много форм, которые могут быть востребованы «креативным классом», а в дефиците формы протеста, понятные живущим вдалеке от столиц, особенно в малых городах, поселках и на селе.