Экспортные и инвестиционные лидеры Африки. О возможностях России по расширению присутствия в странах Африки

***

Атлас конкурентного поля африканского континента

За время отсутствия России в Африке бизнес-ландшафт континента заметно изменился. К экспортным и инвестиционным лидерам стоит присмотреться внимательнее. 

После распада СССР Россия почти ушла из Африки. Показательно, что в 2010‑е годы у нашей страны оставалось лишь четыре торгпредства на континенте: в Египте, Алжире, Марокко и ЮАР — основных партнерах нашей страны во внешней торговле с континентом. Правда, именно эти государства входят и в число ведущих экономик, а также лидеров по внешнеторговому обороту в Африке — наряду с самой многонаселенной африканской страной Нигерией, где лишь к концу 2023 года будет открыто российское торгпредство. 

Кроме того, в нынешнем году восстановлена работа торгпредства во второй по численности населения стране Африки — Эфиопии. Для сравнения: у СССР действовали торгпредства более чем в 20 африканских странах, что было не какой-то бюрократической прихотью — Советский Союз не только активно торговал почти со всеми государствами континента, но и строил там многие десятки промышленных и инфраструктурных объектов. 

Возвращаться на континент спустя 20‒30 лет сложно, поскольку за этот период на рынках африканских стран закрепились экспортеры и инвесторы не только из различных стран Запада, но и из Китая, Бразилии, Южной Кореи, арабских нефтедобывающих государств и некоторых других держав. Например, в Алжире закономерно максимальные накопленные прямые инвестиции (ПИИ) приходятся на США, Францию (бывшая метрополия при наличии эффекта соседства) и Италию (тоже влияет территориальная близость). Выделялись также Испания и некоторые другие европейские страны. Однако, по данным МВФ, на конец 2021 года доля Египта в алжирских входящих ПИИ составила 2,8%, ОАЭ — 2,7%, Китая — 2,6%, Иордании — 2,4%, Катара — 1,9%, Кувейта — 1,4%, Турции — 1,2%, Бахрейна и Омана — по 1%, Саудовской Аравии и Ливана — по 0,9%, а России лишь 0,45%. 

Еще более наглядной иллюстрацией служат страны — реципиенты иностранного капитала второго эшелона. Например, в Нигере уже лет пять назад по накопленным прямым инвестициям Франция и Китай сравнялись (на каждую из стран, по данным ЮНКТАД, в 2017 году приходилось примерно по 40%), а к концу 2021-го Китай уже обгонял Францию в 2,4 раза (по данным МВФ, с удельным весом 58% против 24%). 

В соседнем Бенине бывшая метрополия пока лидирует: в конце 2021 года — 31,2% иностранных инвестиций против немногим более 10% у Китая и почти 19% у Индии. В то же время Франция уступает десяти африканским странам вместе взятым — Нигерии, Кот-д’Ивуару, Марокко, Того, Маврикию, Сенегалу, Буркина-Фасо, Экваториальной Гвинее, Ливии и ЮАР. Их суммарная доля в накопленных прямых иностранных инвестициях в Бенине составила 32,7%. Этот феномен — африканские транснациональные корпорации — новая реальность, но российским компаниям с их конкуренцией придется считаться. 

Особенно трудно интенсифицировать связи с африканскими партнерами в условиях, когда они всерьез опасаются вторичных санкций США за тесные экономические контакты с Россией. Не случайно, как показывает зеркальная торговая статистика, в 2022 году поставки из ЮАР в Россию сократились почти в полтора раза, а из Марокко вдвое (правда, в целом товарооборот с североафриканским королевством за счет российского экспорта даже вырос). Ощутимое снижение товарооборота России в прошлом году имело место с несколькими значимыми африканскими партнерами, включая упомянутые Нигерию и Эфиопию, при том что в Азии, например, наблюдается взрывная динамика торговли и с Китаем, и с Индией, и с Турцией. 

Трудная диверсификация

Африканские страны в экономическом плане интересны по нескольким основным причинам. Во-первых, Африка — кладезь полезных ископаемых, которые далеко не все еще разведаны полностью, а налаживание их добычи обычно сопряжено с привлечением иностранного капитала. Учитывая сырьевой характер большинства собственных российских транснациональных корпораций, налицо поле для взаимодействия с африканскими партнерами. 

Хотя российские инвесторы довольно активны в Африке в добывающих отраслях, их приоритеты не совпадают с приоритетами ведущих стран по масштабам добычи соответствующих ресурсов. Например, ключевой плацдарм для добычи алмазов у россиян — Ангола, которая по их запасам в два с половиной раза уступает соседней Ботсване. Однако российская «Алроса» еще с 1993 года является акционером Catoca в дружественной России Анголе, увеличив недавно свой пакет до 41%, тогда как заход в Ботсвану в 2014‒2018 годах оказался, по сути, неудачным. 

Во-вторых, будучи континентом преимущественно динамично растущих экономик, причем с самым молодым в мире населением, Африка привлекает поставщиков продовольствия и удобрений, потребительских товаров и информационных технологий, услуг связи и финансового сектора, компании по развитию транспортной инфраструктуры и электроэнергетики. На этом направлении, несмотря на конкуренцию европейцев, китайцев и некоторых других игроков, ряду отечественных компаний тоже есть что предложить. Речь может идти как о наращивании экспорта товаров и услуг, так и о создании совместных предприятий в африканских государствах. В связи с этим интересно взглянуть на лидеров по текущему импорту товаров и накопленным объемам ПИИ на континенте. 

В-третьих, африканцы, разумеется, сами хотят продвигать свою продукцию на внешних рынках, укрепляя позиции национальной промышленности в мировом хозяйстве. Специализация отдельных стран в настоящее время сильно различается, даже если взглянуть на лидеров по размеру товарного экспорта. На это накладываются к тому же и разные географические приоритеты во внешней торговле различных африканских стран, причем Россия, как правило, не является значимым партнером для крупнейших африканских стран (за исключением Египта). 

Надо сказать, что ЮАР, Египет, Марокко, а также Тунис характеризуются довольно диверсифицированной структурой поставок на внешние рынки. Возьмем Египет. В 2022 году нефтегазовое сырье составляло 37% его товарного экспорта, однако свыше 5% поставок приходилось на электротехнику и электронику, существенный удельный вес был у экспорта одежды, химикатов и т. д. Так же и в ЮАР: хотя лидировали в экспорте сырьевые товарные группы (например, на драгоценные металлы и камни приходилось 22% экспорта), важную роль во внешних поставках играла продукция обрабатывающих отраслей, прежде всего машиностроительного и химического комплексов. Например, удельный вес продукции южноафриканского автопрома составлял 9%. 

В случае Марокко и Туниса доля товаров с низкой добавленной стоимостью, особенно необработанного сырья, в экспорте была существенно ниже. Так, в 2022 году в экспорте Марокко десять товарных групп, выделенных в рамках двузначной торговой классификации, давали более чем по 3% экспорта (или свыше 1 млрд долларов каждая): лидировали удобрения (18%), далее следовали автотранспортные средства (15%), электротехника и электроника (14%), одежда, неорганические химикаты, молочная продукция, овощи, нерудные полезные ископаемые и продукты их переработки (цемент и т. п.), рыба и даже продукция авиационной промышленности. 

А вот у многих африканских стран-экспортеров второго и третьего эшелонов в структуре вывоза абсолютно доминируют полезные ископаемые. Этим же грешат второй и третий крупнейшие экспортеры континента — Нигерия и Алжир. Так, в 2022 году свыше 90% экспорта Нигерии приходилось на углеводороды. Выделялись также поставки удобрений и сельскохозяйственной продукции, и всего 1,2% экспорта было связано с продукцией судостроения. У Алжира удельный вес углеводородов составил почти 90%, а кроме них по доле выделялись лишь удобрения и другие химикаты, полученные главным образом в результате переработки нефтегазовых ресурсов. 

Еще выше значение нефти и природного газа в экспорте было у Ливии (96% в 2022 году) и Анголы (более 92%, при том что еще почти 4% приходилось на экспорт алмазов, а свыше 2% — на продукцию судостроения). Похожая ситуация в восьмой по масштабам экспорта в Африке стране — Демократической Республике Конго. Свыше 95% ее экспорта в 2022 году приходилось на руды металлов (в том числе редкоземельных) и неорганические химикаты, причем доля меди и изделий из нее составила 57%. 

Наконец, в Африке есть государства преимущественно сырьевой специализации, традиционной для африканских стран еще с колониального периода. Особенно интересны соседние Гана и Кот-д’Ивуар, занимающие в Африке 10-е и 11-е места по масштабам товарного экспорта. Благодаря геологоразведке на шельфе Гвинейского залива и модернизации горнорудной промышленности в настоящее время у обеих стран сразу три сырьевые товарные группы (в рамках двухзначной торговой классификации) играют важную роль — нефтегазовое сырье (в 2022 году 37% у Ганы и почти 19% у Кот-д’Ивуара), драгоценные металлы (прежде всего золото) и камни (соответственно 30 и 12%) и какао (14% у Ганы, 30% у Кот-д’Ивуара). При этом легко заметить, что на другие товарные группы у Ганы все-таки приходится почти 20% экспорта, а у Кот-д’Ивуара почти 40%. Тем не менее диверсификация экспорта в пределах продукции сельского хозяйства и горнорудной промышленности — классический путь очень многих африканских стран, включая такие крупные, как Эфиопия (например, кофе и чай обеспечили 49,4% экспорта в 2022 году, овощи — 17,4%) и Кения (кофе и чай — 23,4%, живые растения и животные — 9,4%). 

Однако если говорить о перспективах России, то даже в такой ситуации предстоит большая работа по активизации контактов. Так, хотя основными экспортерами какао-бобов являются Кот-д’Ивуар и Гана (а также Камерун и Нигерия), до начала «войны санкций» с Западом поставки в Россию осуществлялись через ЕС. Не случайно в 2021 году, по данным ФТС России, импорт из Кот-д’Ивуара, входящего в десятку важнейших российских торговых партнеров в Африке, составил 257,5 млн долларов, а по официальным данным нашего африканского партнера — лишь 14 млн долларов (данные за 2022 год в России не обнародованы). Россия сегодня, как правило, не является значимым партнером для крупнейших африканских стран — за исключением Египта. 

Неожиданные партнеры

Рассматривая последние детальные данные ФТС России о торговых партнерах в Африке, можно заметить, что традиционно в число важных импортеров российской продукции попадают государства, которые не лидируют ни по размеру экономики, ни по вовлеченности во внешнеэкономические связи, ни даже по динамике населения. Самая яркая иллюстрация — Сенегал, который в 2021 году по товарообороту с Россией обогнал даже ЮАР, заняв четвертое место среди африканских партнеров. «Зеркальная» сенегальская статистика была более чем вдвое скромнее, но это все равно означало минимум шестое место на континенте. 

В 2022 году, согласно обнародованным Сенегалом данным, российские поставки заметно выросли, так что, вероятнее всего, страна удержалась в пятерке важнейших российских торговых партнеров в Африке. Для самого Сенегала с небольшим по африканским меркам 18-миллионным населением Россия — пятая по значению страна, поставляющая товары, с долей почти 6% (прежде всего это нефтегазовое сырье, а также пшеница, в меньшей степени удобрения и иные товары). Хороший результат 2022 года особенно важен, учитывая геополитическое давление, которое оказывали недружественные России страны на африканских партнеров, а также тот факт, что до февраля 2023-го именно Сенегал председательствовал в Африканском союзе. 

Похожий пример — Камерун, входящий в дюжину основных торговых партнеров России в Африке. Для этой страны Африки с 30-миллионным населением Россия вообще четвертый по значению поставщик товаров с долей почти 7%, причем, как и в случае с Сенегалом, на первом месте углеводороды, дальше следуют пшеница, а также удобрения и металлургическая продукция. 

Тем не менее следует подчеркнуть, что в силу пока фрагментарных связей российского бизнеса с большинством африканских стран очень сложно раскрыть имеющийся потенциал развития двусторонних экономических отношений. Например, в Танзании наиболее значимые российские инвестиции связаны с урановым проектом «Росатома» (при том что капиталовложения делались через другие страны, были связаны с приобретением австралийской фирмы, а масштабная добыча сырья за десять лет так и не начата), однако товарный экспорт имеет довольно традиционную структуру, связанную с АПК: 80‒90% приходится на зерно и удобрения, причем удельный вес последних постепенно растет. 

Дисбаланс в торговле

Одна из ключевых проблем в российской внешней торговле с государствами Африки — несбалансированность экспорта и импорта. Например, Алжир, уступающий по размерам товарооборота с Россией только Египту, в последние годы твердо входит в топ-50 российских торговых партнеров в мире. При этом в 2021 году, по данным ФТС России, экспорт России в Алжир составлял 2,99 млрд долларов, превосходя встречный поток почти в 164 раза! С учетом специализации Алжира на экспорте нефтегазового сырья такой перекос не является критичным (стране, из которой Россия импортирует в основном фрукты, в принципе есть чем оплачивать масштабные российские поставки гражданской машиностроительной продукции, пшеницы и вооружений). Однако более чем десятикратное превышение российского экспорта над встречными поставками характерно также для Сенегала, Нигерии, Уганды, Ливии, Камеруна, Судана, Того (в каждом случае дисбаланс превышает 200 млн долларов ежегодно), Руанды, Республики Конго, ДР Конго, Анголы, Мали и некоторых других.

Вместе с тем в 2021 году несколько африканских государств поставили в Россию товаров по стоимости во много раз больше, чем импортировали из нашей страны. В случае Габона разрыв был более чем пятикратный (63 млн долларов, хотя «зеркальная» габонская статистика это не отражает), а в случае Малави вообще почти восьмикратный (65 млн долларов). Российско-малавийская торговля являет собой пример самой примитивной структуры: по данным ФТС России, в 2021 году 99,8% российского экспорта в это государство составляло зерно, а 98,9% импорта оттуда — табак. Даже с учетом того, что Малави — одну из наименее развитых стран мира с 19-миллионным населением — вряд ли можно отнести к приоритетам российской внешнеэкономической экспансии, такое состояние взаимной торговли нельзя считать оправданным. 

Общаться, учить, летать

Работа по «возвращению» России в Африку уже началась, но предстоит пройти сложный путь. Только в 2022‒2023 годах стали заметны подвижки на институциональном уровне. Помимо упомянутого начала воссоздания торгпредств в Африке южнее Сахары следует отметить запуск работы новых межправительственных комиссий по двустороннему торгово-экономическому сотрудничеству с африканскими государствами. Так, наряду с 17 действовавшими на момент начала СВО на Украине Россией уже подписано соглашение с Танзанией, готовятся также соглашения с Камеруном, Кенией и Сенегалом. Еще сложнее ситуация с подготовкой кадров: в России сейчас ощущается острый дефицит африканистов, специализирующихся как на экспертном анализе африканских экономик и внутриполитической ситуации в отдельных странах, так и на практической работе с африканским бизнесом. 

Далеко не все компании, имеющие реальные возможности для выгодного ведения дел с африканскими партнерами, готовы рисковать и развивать контакты с континентом, о котором мало что знают, а имеющиеся стереотипы в основном негативные. Более того, в Африке надо работать вдолгую, часто предлагая нестандартные для европейского бизнеса схемы. Вероятнее всего, пионерами освоения Африки в России должны быть все-таки крупные компании, подконтрольные государству. Более того, именно они способны разработать и внедрить стимулы для своих сотрудников, подобно тому как в советский период инженеры, врачи и другие квалифицированные специалисты из СССР ехали на заработки в освободившиеся от колониального господства государства и создавали тот позитивный образ нашей страны, который до сих пор еще остается важным заделом для российского «возвращения» в Африку. При этом государство должно действовать и по другим, «немагистральным» векторам. Так, следует расширять подготовку африканских студентов в российских вузах (решив при этом вопрос основного языка преподавания — русского или английского). Необходимо налаживать научно-техническое и гуманитарное сотрудничество российских исследовательских организаций с партнерами в Африке. Наконец, надо просто развивать авиационное сообщение России с африканскими странами — хотя бы для роста туристических потоков, которые со временем смогут стимулировать и бизнес-контакты. 

Новый игрок на Черном континенте: африканские ТНК

Традиционно Африка воспринимается только как реципиент ПИИ. К концу 2022 года их накопленный объем достиг 1,05 трлн долларов, однако к этому моменту экспортированный объем прямых капиталовложений самих африканских инвесторов составил весомую величину — 283,3 млрд долларов. Конечно, это только 0,7% мирового объема ПИИ и на 10% меньше показателя одной России, которая в мире была лишь 23-й. Вместе с тем в некоторых странах, особенно в самой Африке, инвесторы из соседних государств оказываются основными источниками иностранного капитала. 

Ключевыми источниками экспорта капитала в Африке выступают ЮАР (200 млрд долларов накопленных зарубежных ПИИ, или 70,6% суммарного показателя стран континента), Ливия (20,5 млрд долларов), Нигерия (13,6 млрд), Египет (9,2 млрд), Марокко (7,3 млрд) и Ангола (5,3 млрд). Тройка стран — лидеров по экспорту прямых инвестиций отличается своеобразием. 

ЮАР стала значимым источником ПИИ еще во времена холодной войны, однако после демонтажа режима апартеида южноафриканские корпорации получили возможность беспрепятственного инвестирования в большинстве стран Тропической Африки. В настоящее время только южноафриканские инвесторы входят в составляемый ежегодно ЮНКТАД список 100 крупнейших нефинансовых транснациональных корпораций развивающегося мира. По итогам 2021 года это Naspers (медиагруппа и интернет-компания, 27,5 млрд долларов зарубежных активов), Sasol (химическая индустрия), MTN Group (телекоммуникации, у обеих компаний по 16,9 млрд долларов зарубежных активов) и Mediclinic International (здравоохранение, 9,3 млрд долларов). 

В географии южноафриканских прямых инвестиций типичный для многих транснациональных корпораций эффект соседства прослеживается, но важен скорее для реципиентов. Например, на конец 2021 года в Намибии было сосредоточено менее 0,8% южноафриканских прямых капиталовложений, однако на ЮАР приходилось почти 42% всех прямых иностранных капиталовложений. Удельный вес Ботсваны — 0,7%, но там на ЮАР пришлось 53% иностранных инвестиций. Аналогичные показатели по Зимбабве — 1,3 и 42%, по Эсватини — 0,2 и 47%, по Лесото — 0,2 и 68%, а по Мозамбику — 1,3 и 17% (влияет языковой барьер, так как в Мозамбике более активны инвесторы из стран с португальским языком). 

Основная часть южноафриканских капиталов направлена в Нидерланды (отчасти сказывается то, что многие буры с начала 1990-х годов сбежали в Европу, сохранив связи с ЮАР), Великобританию и другие европейские страны, США, Австралию, Индию и Канаду (см. график). Крупнейший реципиент в Африке — Гана (если не считать Маврикий, который, как и острова Джерси и Мэн в Европе, выступает в роли «перевалочной базы» для прямых инвестиций), в частности благодаря активности южноафриканских золотопромышленников (AngloGold Ashanti и Gold Fields). Тем не менее в случае отдельных компаний-инвесторов ситуация может быть совсем иной. Например, Mediclinic International, управляющая сетью частных медицинских клиник, была создана в 1983 году вблизи знаменитого Стелленбошского университета. Ее первые зарубежные приобретения — в ОАЭ (2006 год; сейчас в разных эмиратах работают семь больниц и 24 клиники) и Швейцарии (2007 год), хотя есть также клиники в Намибии и пакет акций 29,9% в британской сети из 39 больниц Spire Healthcare. 

Ливия стала крупным экспортером капитала во времена, когда страной руководил Муаммар Каддафи. Было два основных вектора — различные вложения в Европе (после бомбардировок НАТО и убийства лидера государства их судьба в основном неясна) и развитие преимущественно инфраструктурных проектов в беднейших странах Африки. Значительная часть прямых инвестиций осуществлялась через ливийский суверенный фонд.

В Нигерии экспорт инвестиций связан в основном с деятельностью местных олигархов. Крупнейшая нефинансовая транснациональная корпорация — многоотраслевой конгломерат Dangote, который экспортирует капитал главным образом в цементной промышленности. По данным с сайта компании, у этого инвестора зарубежные заводы расположены в Гане, Замбии, Камеруне, Республике Конго, Сенегале, Сьерра-Леоне, Танзании, Эфиопии, ЮАР. По сообщениям СМИ, Dangote объявил об инвестициях в Того — в строительство цементного завода и фабрику по выпуску удобрений. В соседнем Бенине с приходом к власти в 2016 г. президента Патриса Талона (крупного бизнесмена) нигерийскому миллиардеру Алико Данготе пришлось свернуть свой бизнес. Ушла из Бенина и другая крупная частная нигерийская транснациональная корпорация — телекоммуникационная компания Glo (Globacom), принадлежащая миллиардеру Майку Аденуге. Однако Glo по-прежнему работает за рубежом — например, в Гане.

Наиболее диверсифицированную географию бизнеса на континенте представляет нигерийский United Bank for Africa — наряду с инвестициями в международных финансовых центрах (в США, Великобритании, Франции и ОАЭ) банк имеет дочерние структуры в Бенине, Буркина-Фасо, Габоне, Гане, Гвинее, ДР Конго, Замбии, Камеруне, Кении, Республике Конго, Кот-д’Ивуаре, Либерии, Мали, Мозамбике, Сенегале, Сьерра-Леоне, Танзании, Уганде и Чаде. Эта сеть формируется в основном последние пятнадцать лет.

Таким образом, любые внешние инвесторы, приходящие в Африку, должны учитывать, что их конкурентами (но, возможно, в каких-то нишах и партнерами) будут не только европейские или азиатские транснациональные корпорации, но и бизнес-структуры самих африканцев.

Автор Алексей Кузнецов

Источник - https://expert.ru/expert/2023/30/kuda-vozvraschayemsya-atlas-konkurentnogo-polya/