Россия и США: антиамериканизм и русофобия вошли в политическую повестку двух стран

Вдвоем на глобусе

Россия и США разглядели друг в друге врагов, антиамериканизм и русофобия вошли в политическую повестку двух стран и стали серьезным фактором их внутренней жизни. Между тем история наших отношений знает разные периоды, буквально — от любви до ненависти. Где мы сейчас: в разгаре новой холодной войны или перед близкой разрядкой и даже партнерством,— разбирался «Огонек».

Сегодня частенько можно услышать, что нынешний уровень отношений между США и Россией «хуже некуда». Еще одно расхожее клише: «Так плохо не было даже во времена холодной войны». Готов с этим поспорить. Правды в этих утверждениях ровно наполовину.

Опасности ради

С одной стороны, все не так плохо, если учитывать нынешний уровень опасности в отношениях: во времена Карибского кризиса и в начале 80-х годов он был на порядок выше. Тогда Советский Союз и Штаты не голословно, а на деле находились на пороге войны. Острое ощущение угрозы испытывали все без исключения — от лидеров до простых обывателей. Сегодня мало кто помнит, но в разгар Берлинского кризиса 1961 года произошел так называемый инцидент у КПП «Чарли», когда американцы пытались сломать заграждения на Фридрихштрассе (Берлинская стена тогда только возводилась), подведя бульдозеры и 10 танков. В ответ в 100 метрах от них встала 7-я танковая рота капитана Войтченко. И так — целясь друг в друга — они простояли ночь. Один выстрел мог в те часы закончить жизнь всего живого на земле. И в Вашингтоне, и в Москве это понимали и не провоцировали. В те годы ситуацию, аналогичную той, что недавно возникла с самолетом Сергея Шойгу (в небе над Калининградом его «сопровождали» самолеты НАТО.— "О"), трудно было представить: сбивали даже одиночные самолеты-разведчики, а такое «сопровождение» было бы точно воспринято как угроза. И последствия могли быть самыми катастрофическими. А сегодня у многих нет понимания, что один инцидент, одна ошибка может вызвать эскалацию, способную привести к концу света. У простых людей тоже нет ощущения, что мы живем на пороховой бочке. Во времена холодной войны оно не покидало: американцы строили личные бомбоубежища, опасаясь каждую ночь быть поднятыми по тревоге. СССР боялись, а таких эмоций по отношению к России нынешние американцы не испытывают.

С другой стороны, нынешнее ухудшение отношений между Москвой и Вашингтоном как раз и плохо тем, что снизился уровень ощущения опасности — вместе с ним опустился и уровень ответственности политиков за слова и действия. А угроза ядерного коллапса не исчезла. И совсем не важно, возникнет он из-за преднамеренного хода одной из сторон в затянувшемся противостоянии или из-за какой-то ошибки. Человеческая история изобилует примерами войн, начинавшихся из-за крохотного инцидента. Один из факторов риска в том, что сниженный порог опасности делает людей менее осмотрительными. И последнее относится не только к политикам, но и к избирающим их обывателям, забывающим об угрозе. Отчасти эту успокоенность можно объяснить верой, что смертоносное оружие в руках профессионалов, которые знают, что делают. Но плохо, когда профессионализм военных не подкрепляется осторожностью и осмотрительностью политиков. Иначе говоря, сегодня уровень угрозы, может, и ниже того, что был в годы холодной войны, но и уровень ответственности политиков снизился. Демилитаризация политической элиты по окончании холодной войны сыграла злую шутку: первые лица перестали ощущать себя главнокомандующими в войне, в которой может погибнуть их страна. И если в Европе в силу исторической памяти навык может вернуться быстро, то в США ситуация другая: там после распада СССР царит ощущение неуязвимости. Холодная война не повторится, но «гибридная» уже идет. Она ведется жестко и даже безжалостно и сразу на нескольких фронтах — политическом, экономическом (санкции), информационном, а также на киберфронте. Правда, в отличие от холодной это война не тотальная, а секторальная.

Голосом по Америке

Психологический климат российско-американских отношений отличается от того, что был во времена холодной войны. Скажем так: отношение к России сегодня сравнимо с тем, что было после Октябрьской революции — «токсичность» при отсутствии ощущения прямой угрозы. СССР, напротив, рассматривался как противник, примерно равный по силе и политическому влиянию и потому уважаемый. Отношение к нынешней России иное, скорее презрительное. Но есть и позитивное отличие — ощущение российской «токсичности» относится к политическому истеблишменту и основным средствам массовой информации США. За пределами этого круга отношение иное. Мне часто приходится бывать в США и скажу о своем опыте: личные контакты людей никоим образом не пострадали. Тому подтверждением забитые — в основном россиянами и гражданами США с российскими корнями — рейсы из Москвы в города США. И если бы речь шла только о знакомых, друзьях и коллегах! Незнакомые американцы точно так же не чураются общения с россиянами и не считают это чем-то предосудительным и опасным. Во времена холодной войны все обстояло прямо наоборот: подчеркнутая уважительность между лидерами компенсировалась полным отсутствием контактов на низовом уровне. Рядовой советский гражданин не мог свободно общаться с любыми иностранцами. Если такое случалось, то пугались уже американцы, подозревая в общительном русском представителя спецслужб. Сегодня модно приукрашивать период холодной войны, но не стоит забывать, что в начале 1950-х годов в США царил маккартизм, а страх перед «красной угрозой» зашкаливал за все мыслимые пределы. Нынешний скандал вокруг роли России в выборах 2016 года ничто по сравнению с тем, что творилось тогда в американском обществе. Многие американцы всерьез боялись прихода советских войск. Этими страхами и подпитывался психологический климат холодной войны. Такого рода страхи канули в прошлое.

Плохо, когда профессионализм военных не подкрепляется осторожностью и осмотрительностью политиков. Иначе говоря, сегодня уровень угрозы, может, и ниже того, что был в годы холодной войны, но и уровень ответственности политиков также снизился

Сегодня страха нет, но появилось недовольство и раздражение. В годы холодной войны военно-политическое соперничество и идеологическая борьба шли более или менее на равных. Сейчас американская политическая элита разозлена действиями Москвы, что в России осознают не в полной мере. Во-первых, раздражение вызвано самим фактом того, что иностранное государство попыталось покуситься на святая святых американской демократии — выборы президента США. Да, многие считают, что США вправе и даже обязаны вмешиваться в процессы за границей, но до последних выборов все были уверены, что американская политическая система надежно защищена от внешнего проникновения. И вот сейчас США утратили ощущение исключительности в этой области. Это болезненно ударило по самолюбию не только тамошних политиков, но и возбудило масс-медиа. И не важно, что Россия действовала в логике «гибридной войны». Сам факт того, что против Вашингтона применили информационное оружие, многих просто вывел из себя. Американский политический истеблишмент какое-то время выглядел растерянным, утратил уверенность в себе и своем электорате. В США не были готовы к тому, что американская система окажется в положении обороняющейся по отношению к иностранным медиаресурсам. Мы хорошо помним, как в годы холодной войны «вражеские радиоголоса» раздражали советских руководителей. «Голос Америки» и другие рассказывали о том, что нельзя было увидеть в программе «Время» или прочесть на страницах «Правды». В США и на Западе в целом за последние десятилетия состоялся триумф политического консенсуса, пышным цветом расцвела политкорректность. Ведущие СМИ стали «мейстримовскими», работают с почти не сменяемым кругом экспертов, схожим образом подают те или иные темы, ведя при этом острую политическую борьбу, но в рамках существующей системы. Это открывает возможности для антисистемной критики — со стороны. Российские государственные медиа, работающие на американскую аудиторию, действуют, разумеется, вне рамок тамошней политической системы, создавая информационную альтернативу. Конечно, эта альтернатива достигает лишь небольшой части зрительской аудитории, но эта часть растет. Тому способствуют еще две причины. Первая — российские медиа трудно идентифицировать. Если не знать, что RT — это Russia Today, то можно и не догадаться: собственно, о России там материалов немного, навязчивая пропаганда российской внешней политики отсутствует, ведущие программ — американцы, англичане и иные англоязычные спикеры, а темы — наиболее острые и при этом наименее или лишь односторонне затрагиваемые американскими СМИ. И в этом вторая причина популярности: в американском обществе уровень доверия к политическим институтам — Конгрессу, партиям, федеральному правительству — тому, что коллективно называется «Вашингтон, округ Колумбия» — заметно снизился, но «мейнстримовские» СМИ как часть истеблишмента и часть большого бизнеса, тоже не особенно любимого в США, тесно связаны с этой средой и стараются не особенно раскачивать лодку. Конечно, нужно иметь в виду, что «контрнаступательная» информационная «операция» россиян не была бы столь успешной, если бы она не вошла в резонанс с глубоким политическим кризисом в самих США.

Трампгейт, он же Russiagate

Нынешний кризис более острый, чем то, что было во времена войны во Вьетнаме или в связи с Уотергейтом. Уступает он, пожалуй, разве что эпохе Гражданской войны в США. Его корни — в отрыве политического истеблишмента обеих партий от реалий в стране, где социально-политическая динамика направлена не к центру, а на фланги. В Республиканской партии произошел демократический переворот, приведший к выдвижению Трампа, в Демократической партии переворот был предотвращен, не в последнюю очередь благодаря усилиям партийного руководства. Это был первый акт кризиса. Второй — неожиданный проигрыш Хиллари Клинтон на выборах. Лично я до сих пор уверен: победи Клинтон, вещания российских СМИ на территории США особенно не заметили бы, с хакерством, как и с другими примерами «российских происков», разбирались бы спокойнее. Но Хиллари проиграла... Разочарование и пережитое потрясение значительной части политического истеблишмента и масс-медиа оказались столь велики, что отразились на адекватности восприятия действительности: политики и публицисты стали искать корень проблем не внутри системы, а вовне — в действиях «российских хакеров, пропагандистов и направлявшего их действия Кремля». Так что в политическом кризисе в США России уготована роль дубинки, которой одна часть американских политиков пытается сокрушить другую: «антитрамповская коалиция» активно отрабатывает версию национального предательства Трампа. Президента и его присных обвиняют в том, что они ради достижения победы на выборах вступили в сговор с иностранной державой. В США прекрасно понимают, что российские СМИ, обсуждая антиклинтоновское досье, ратовали не за чистоту тамошних политических рядов, а стремились еще больше дискредитировать политическую систему США. Кто-то считает, что устремления Кремля шли дальше и что Трамп — ставленник Путина. Здесь очевиден перебор, но, как говорится, на войне, как на войне, а политическая война внутри политического класса США по остроте и безжалостности ничем не уступает войне «гибридной» между США и Россией. К тому же наряду с политическим США переживают социально-ценностный кризис — условно говоря, противостояние консервативной американской глубинки и либеральной Америки побережий. Одно накладывается на другое, что усиливает общий эффект. И пока кризис Трампа не кончится, Россия не перестанет быть для Вашингтона противником номер один.

Однако, несмотря на это, точки для взаимодействий двух стран остаются. Эксперты России и США действительно сотрудничают по Сирии, по ядерной тематике, по вопросам освоения Арктики. Все это, однако, не отменяет того факта, что у Москвы и Вашингтона есть принципиально разное видение того, как должен строиться миропорядок. И пока одна из сторон не скорректирует свою позицию, договориться не удастся. Впрочем, любая стратегическая договоренность, основанная на балансе интересов сторон, будет психологически означать плюс для Москвы и минус для Вашингтона. А это значит, что в ближайшие семь лет (максимально возможный срок пребывания Трампа у власти.— "О") ждать принципиальных изменений в российско-американских отношениях не стоит. Главное — за это время не наломать дров и избежать прямого военного столкновения. А потом видно будет. Каждая из стран имеет значение для другой, да и мир быстро меняется. Думаю, что в ближайшие годы российско-американские отношения пройдут через серьезные испытания и нужно будет удержаться, чтобы не сорваться в пике. Но главное, что решит исход «гибридной войны»,— это то, что будет происходить внутри США и России. Дело это не скорое, думаю, что раньше, чем через 15 лет, ясности мы не получим.

Автор: Дмитрий Тренин, директор Московского центра Карнеги

***

"Россия серьезно изменила Америку"

О важных и почти забытых страницах истории отношений двух стран — России и США "Огонек" поговорил с Иваном Куриллой, профессором Европейского университета в Санкт-Петербурге, автором недавно вышедшей книги "Заклятые друзья", посвященной непростым сюжетам российско-американской дружбы

"Огонек":  — Самим названием своей книги вы уверяете, что Россия и США хоть и "заклятые", но все-таки друзья. Можете обосновать этот тезис?

Иван Курилла: — В основу моей книги лег 10-летний проект, в ходе которого я собирал сюжеты, связанные с влиянием России и США друг на друга: их набралось несколько сотен. Готов начать почти что с метафоры. Россия очень гордится "своей колеей", материальным воплощением которой является отечественная колея железной дороги, отличная от европейской. Но почему наши железные дороги не похожи на европейские? Потому что они американские, образца 1836 года. Сейчас в Америке, конечно, другие стандарты, но в XIX веке нам привезли ту дорогу, что связывала Балтимор с Огайо. Так у нас и закрепилась мерилендская колея. Продолжу: вся индустриализация 1930-х годов обязана успехами "американскому вмешательству". И Сталинградский тракторный, и Нижегородский автомобильный завод, и Магнитка, и ДнепроГЭС строились по американским проектам. Мы были гораздо ближе друг к другу на протяжении ХХ века, чем нам разрешали думать.

— Немецкие инженеры тоже работали в СССР до войны...

— Америка все-таки совершенно особый игрок в ходе любой нашей модернизации. Даже так: каждый раз, когда наш руководитель говорит о "модернизации", он имеет в виду "американизацию". Мы хотим совершить рывок через Европу сразу в Америку. Это было и при Николае I, и при Ленине, и при Хрущеве, и при Горбачеве, и даже при Медведеве. Троцкий, кстати, был откровенен: в 1920-е годы он вовсю использовал именно этот термин — "американизация", указывая стране путь в будущее. Известен еще лозунг тех лет: "Коммунизм — это советская власть плюс фордизация". Мы, конечно, запомнили формулу с "электрификацией", потому что история первых годов советской власти писалась уже во времена антиамериканизма. Холодная война вообще помогла нам многое забыть об американском присутствии в России, хотя его следы обнаруживаются повсюду, стоит только правильно выбрать оптику. Да что говорить, знаменитый крейсер "Варяг" собран в Филадельфии...

— Вы сейчас привели несколько примеров того, как Америка меняла Россию, а можно ли найти истории о влиянии России на США?

— Может быть, их лучше искать не в технической сфере, хотя и там тоже... Скажем, авиаконструктор Игорь Сикорский эмигрировал из России в США и создал вертолетную отрасль. Или электроинженер Александр Понятов с его фирмой "Ампекс", придумавший первый успешный видеомагнитофон. Я уже не говорю о том первом поколении эмигрантов, уехавших из России еще детьми и основавших все известные голливудские киностудии. Культурное влияние на США выходцев из нашей страны уж точно очевидно: можно вспомнить Ирвинга Берлина, написавшего главные патриотические песни Америки ХХ века (включая "Боже, благослови Америку") и родившегося при этом в Тюмени. Речь не о том, что его творческий гений раскрылся только потому, что он родился в России, однако это "наш человек", без влияния которого Америка была бы немножко другой. Уже во времена холодной войны в ход пошла знаменитая фраза американского импресарио Сола Юрока, устраивавшего культурные обмены между СССР и США: "Что такое наш культурный обмен? Это когда они привозят нам своих евреев из Одессы, а мы привозим им своих евреев из Одессы". И в этом было много правды.

— А как насчет идейного влияния, идеологического? Оно, полагаю, было односторонним...

— У американцев со времен XVIII века, со времен первых пуритан, сложилась традиция считать себя лидерами: сначала религиозными ("град на холме"), потом демократическими (цитадель свободы) и так далее. В том же XIX веке американскими порядками равно восхищались и Николай I (высоко ценивший заокеанскую инженерную мысль), и декабристы (писавшие свои конституции по образцу американской). В России все сложнее, мы эти 200 лет прожили в двух режимах: в какие-то моменты соглашались "быть Европой", быть как все, в какие-то — брали пример с Америки, пытались потащить мир в своем направлении... Однако случаи, когда мы обогащали Америку своими идеями, встречаются. Замечательный пример — это отмена крепостного права. Мы избавились от него раньше, чем Америка от рабства, и в ходе Гражданской войны США активно изучали опыт России. Пожалуй, именно в этот момент мы "догнали и перегнали", сами того не заметив. Еще одна известная история — о том, как американцы начали реформировать свою систему образования, столкнувшись с успехами советской космической программы. Тоже ведь идейное влияние. Наконец, мой любимый сюжет связан с именами двух русских женщин, уехавших из нашей страны уже сложившимися людьми и ставших идеологами крайне левых и крайне правых течений в Америке. Одна из них — Эмма Гольдман, самая известная анархистка в Америке, которую еще в 1968 году чтили американские феминистки. Она бежала в США от консервативного правительства Александра III в 1880-е годы. Вторая — Алиса Розенбаум, известная в Америке как Айн Рэнд. Она бежала в 1920-е уже от революционного правительства большевиков и стала в США виднейшим представителем консервативной мысли. Я убежден, что на формирование взглядов, идей этих женщин чрезвычайно повлияло их столкновение в юности с российской действительностью, и обе они впоследствии оказали влияние на американскую общественную мысль.

— Когда сегодня говорят о влиянии Америки на Россию или России на Америку, подразумевается нечто недоброе. В вашем пересказе "влияние" почти всегда оказывается взаимовыгодным.

— Мы так или иначе являемся факторами внутренней политики друг друга — от этого никуда не деться. Есть история, в которую мало кто верит, но которая хорошо подтверждается документальными источниками. Известно, что после "разрядки" последовало очередное охлаждение отношений между СССР и США, совпавшее с президентством Джимми Картера. Подчеркну, что война в Афганистане началась в 1979 году, а отношения испортились уже в 1977-м. Поводом к охлаждению стало то, что Картер в двусторонних контактах на первый план поставил проблему соблюдения прав человека в СССР. Представить, скажем, чтобы в 60-е годы США выступили с теми же заявлениями, невозможно: у них у самих в тот момент была узаконена сегрегация. Однако в 70-е годы движение за гражданские права в Америке добилось успехов и было на гребне популярности — Картер не мог его не заметить. При этом в остальных сферах к середине 70-х Америка проиграла практически все, что могла: неудача во Вьетнаме, самый крупный после Великой депрессии экономический кризис, Уотергейт... Куда ни кинь, нечем гордиться. Важно было заново собрать страну. И выяснилось, что на таком удручающем фоне все-таки есть одна хорошая новость — отменена сегрегация, в США победили гражданские права, не то что в СССР! На этом фундаменте Картер, а потом и Рейган смогли восстановить американскую мечту о самих себе. Советский Союз, подавляющий инакомыслие и собственных граждан, использовался как карта во внутриполитических целях, чтобы оттенить достоинства Америки.

— В общем, мы были полезны друг другу в "образе врага"?

— Отношения России и США вообще разворачиваются, как правило, в образном, символическом мире. Если в них что-то меняется — это вовсе не значит, что кто-то кому-то что-то сделал. Скажем, "разрядка" наступила, когда шла война во Вьетнаме, то есть объективно, логически ее быть не могло: отношения должны были ухудшаться. Но здесь другая логика. Основные линии напряжения между Россией и США проходят не по линии военного или экономического соперничества, а по линии борьбы за идеи, умы. В разное время мы разное значим друг для друга — и поэтому меняются наши отношения.

— Можно говорить о какой-то однозначной динамике образа России в Америке?

— На протяжении первого столетия существования независимой Америки Россия была самой дружественной ей европейской страной. Яркий эпизод той поры — это появление двух русских эскадр в гавани Нью-Йорка и Сан-Франциско в 1863 году, присутствие которых морально поддержало дело Севера в Гражданской войне в США. С другой стороны, в годы Крымской войны несколько десятков американских врачей приехали в Россию для работы в госпиталях осажденного Севастополя: многие из них умерли от инфекций, выжившим наш хирург Пирогов вручал памятные медали с короткой надписью "Севастополь. Сделано все, что можно". Образ России стал портиться в 1880-е годы, когда журналист и писатель Джордж Кеннан-старший проехал по Сибири и обнаружил там образованных и либерально мыслящих ссыльных и каторжников, тогда же о России впервые заговорили как о "большой тюрьме". Замечу, впрочем, что этот случай очень напоминает историю с критикой Джимми Картера в адрес СССР, последовавшую спустя столетие. В 80-х годах XIX века США тоже переживали кризис, когда после Гражданской войны на Юге к власти вернулись белые, установилась сегрегация и американцы задались естественным вопросом: за что мы воевали? Тут очень пригодились наблюдения Джорджа Кеннана, развернувшего критический взор американцев от самих себя в сторону России: мол, посмотрите, там вообще лучшие люди в Сибирь сосланы! Вчерашние борцы за независимость негров на Юге вошли уже в "Американское общество друзей русской свободы", чтобы бороться за освобождение русского народа от самодержавия. Когда мне говорят: разве могли так повлиять на образ страны записки одного человека, я всегда подчеркиваю, что не стоит недооценивать роль личности в истории. Почти каждый день Кеннан читал лекции в большой аудитории и, по подсчетам его биографов, успел за 10 лет выступить перед миллионом человек. Тогда же начала формироваться интересная трехчастная система представлений, согласно которой Россия и Америка — это два крайних варианта Европы: консервативный и радикальный. Поэтому Россия оказывается удобной точкой сравнения — как противоположный полюс европейского культурного ареала. И поэтому же она сталкивается с такой жесткой критикой.

— Современные приступы антиамериканизма и русофобии — тоже дань традиции?

— Обе наши страны использовали и используют образы друг друга для решения своих внутренних проблем. Как правило, проблем, связанных с кризисом идентичности. Если у России "болит" Америка, значит, что-то не так с нашей идентичностью, где-то мы себя потеряли. Если у Америки "болит" Россия, значит, что-то не так с Америкой, она никак не может разобраться, какая она: как Хиллари, как Обама, как Трамп... Скажем, с точки зрения условного американца, если Россия действительно вмешивалась в выборы президента США, нужно предпринять конкретные шаги, чтобы этого больше не допустить: усилить кибербезопасность, заключить какие-то международные договоры, выделить дополнительное финансирование спецслужбам — что угодно. Но продолжать исступленно рассказывать, какая Россия плохая, совсем не нужно для решения проблемы. Это нужно для чего-то еще — чтобы снять свою боль. И то же самое справедливо для России.

Беседовала Ольга Филина

***

Детали: Точки соприкосновения

Почему российский император любил Джорджа Вашингтона и как американцы трудились на советских пятилетках — рассказано в серии "российско-американских сюжетов", собранных профессором ЕУСПб Иваном Куриллой и ставших основой книги "Заклятые друзья". Несколько сюжетов приводит "Огонек".

Николай I и Вашингтон

Однажды весной 1838 года перед американским посланником в Санкт-Петербурге Джорджем М. Далласом появился парень лет девятнадцати и заявил, что хочет встретиться с русским императором, потому что привез тому желудь с дуба, растущего у могилы Джорджа Вашингтона в Маунт-Верноне. Несмотря на возражения посланника, молодой человек, которого звали Джордж Самнер, обратился к Нессельроде и вскоре получил аудиенцию у царя.

После подробного рассказа молодого человека об Америке, выслушанного с неподдельным вниманием, Самнеру был организован тур по музеям и театрам Санкт-Петербурга. Кроме того, Николай предоставил юноше проводников и четверку лошадей для путешествия вглубь России. Самнер пересек европейскую часть России с севера на юг, посетив не только Москву, но и Черкесию.

Дуб был в самом деле посажен Николаем Павловичем на Царицыном острове — в самой потаенной части резиденции, предназначенной для семейного отдыха.

Ко времени правления Николая I Вашингтон уже вошел в число самых уважаемых в России персонажей мировой истории, а в русских учебниках истории к середине XIX века устоялся эпитет "бессмертный Вашингтон".

Менделеев и нефть

Наплыв американских нефтепродуктов на мировой рынок в середине 1870-х годов привел к падению цен и сокращению числа нефтеперегонных заводов в Баку со 100 до 4. Для выяснения причин падения цен на нефть и получения сведений о положении нефтяного дела в США решено было послать туда экспертную комиссию. <...>

Менделеев прибыл в США в конце июня 1876 года. Ознакомление с постановкой нефтяного дела в Америке позволило ему укрепиться в правоте своих научных гипотез, обосновать теорию происхождения нефти и внести целый ряд практических рекомендаций. Из CШA он вернулся убежденным в том, что Россия вполне может соревноваться в развитии нефтяного дела с американцами, хотя накануне его поездки США добывали нефти в 14 раз больше, чем Россия. Когда в высших сферах С.-Петербурга профессор Менделеев высказал это мнение, министр финансов М.X. Рейтерн воскликнул: "Да что вы, батенька! Да где же это нам тягаться с американцами-то! Мечтания это все, профессорские мечтания!" Но это не охладило Менделеева. Он настаивал на запрещении вывоза за границу сырой нефти и считал совершенно необходимым как можно полнее использовать вторичные продукты. По его же рекомендации состоялась отмена налогов на нефтяные скважины.

Санкт-Петербург и апельсины

Среди русских, которые внесли свой вклад в развитие Соединенных Штатов, нельзя не вспомнить Петра Алексеевича Дементьева, председателя земской управы и предводителя дворянства Весьегонского уезда Тверской губернии. Американцы знают его как Питера Деменса, основателя города Санкт-Петербурга (Сент-Питерсберга) во Флориде, строителя и владельца железных дорог, лесопилок и апельсиновых плантаций.

Он ступил на американскую землю летом 1881 года. С собой имел 3000 долларов, которые намеревался вложить в участок флоридской земли, где можно будет выращивать цитрусовые на продажу.

На линии "апельсинового пояса" (так он назвал свою железную дорогу.— "О") сохранился еще один пункт, окрещенный Деменсом,— к северу от Санкт-Петербурга (вопреки привычной географии) находится Одесса. Впоследствии бывший тверской помещик хвастался тем, что "основал 12 городов", видимо, имея в виду остановки вдоль железнодорожной ветки.

В 1895 году в России вышла книга Деменса об Америке — "Очерки Северо-Американских Соединенных Штатов". Журналы со статьями Дементьева попадали в библиотеку императора Николая II, их цитировал и молодой социал-демократ Владимир Ульянов.

Американцы под Сталинградом

В мае 1929 года между советской внешнеторговой организацией "Амторг" и фирмой "Альберт Кан Инкорпорейтед" был заключен договор о проектировании и консультировании строительства тракторного завода в Сталинграде. К февралю основные цеха были готовы, американские строители отправились строить другие заводы — в Харькове и Челябинске. Джон Калдер, прощаясь, заметил: "Американские темпы русским людям вполне доступны".

Проектировщики СТЗ получили гигантский заказ: фирма Кана становилась главным консультантом советского правительства по промышленному строительству и получала пакет заказов на строительство промышленных предприятий стоимостью 2 млрд долларов (около 250 млрд долларов в сегодняшних деньгах).

Поскольку полный список строек первых пятилеток в нашей стране не публиковался никогда, до сих пор неизвестно точное количество советских предприятий, спроектированных Каном,— чаще всего говорят о 521 или 571 объекте. В этот список, бесспорно, входят тракторные заводы в Сталинграде, Челябинске, Харькове; автомобильные заводы в Москве и Нижнем Новгороде; кузнечные цеха в Челябинске, Днепропетровске, Харькове, Коломне, Магнитогорске, Нижнем Тагиле, Сталинграде; станкостроительные заводы в Калуге, Новосибирске...