Диссиденты forever. Валерия Ильинична Новодворская – об Андрее Донатовиче Синявском
Интернет-храм в интернет-берлоге
Ну вот наше косолапое и зашевелилось. И не подумайте, что это как-то связано с декабрьскими и мартовскими мероприятиями: наш миша – правильный медведь, беспартийный, не единый. Независимый медведь, прямо из тайги. Не был, не состоял, не участвовал.
Мы не виделись с вами (и не считывались) с июля. Сентябрьскую и октябрьскую колоды меда мы вам недодали. Но обещаем напечь много-много медовых пряников этой зимой. Теперь у нашего медведя теплая интернет-берлога с раздельным санузлом и совмещенным с айпадом-айфоном. Наш медведь и без «Сколкова» весь в модерне. А я, как вольный каменщик (масоны мы, масоны), продолжаю таскать кирпичики в наш уже вознесшийся над миром Храм Русской литературы. Будем кончать внутреннюю отделку. Начали мы с высокого ажурного шпиля – с Пушкина. И в летнем, июльско-августовском номере дошли до Василия Аксенова. Перед нами – блестящая плеяда выродков и мутантов, которые были рождены в советском бараке, не дышали воздухом Серебряного века, но чудом и Божьим промыслом остались свободными, хорошими, несоветскими людьми и талантливыми писателями, чьи произведения лили воду на антисоветскую мельницу. Скоро мы оправим в золото иконостасов и мрамор часовен тех, кто еще помнил Большую Войну (последнюю), и перейдем к нашим современникам, которым Интернет-Храм с виртуальным порталом в самый раз.
И нас в нашей паутине не достанет никакая цензурная моль. Интернет и есть обещанный человечеству рай. Музыка сфер, царство не от мира сего, общение свободных от тела душ. Матрица Иного мира. И русской литературе с ее отрывом от грешной земли самое в интернете место.
И нас в нашей паутине не достанет никакая цензурная моль. Интернет и есть обещанный человечеству рай
По-моему, Христос просто предвосхитил события. То Царство, которое он обещал своим ученикам, и есть интернет. Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. Правда пришла из интернета. И именно в нем наше богатство – духовные сокровища – ни вор не украдет, ни ржа не подточит. Даже Маяковский, постмодернист, собирался читать на «чешуе жестяной рыбы», показывать «на блюде студня косые скулы океана» и играть ноктюрн «на флейте водосточных труб». А чем хуже наша медвежья команда? Сыграем наше скерцо на всемирной паутине.
На фото: Юлий Даниэль и Андрей Синявский
Господь, благослови еретиков
Андрей Донатович Синявский вовсе не был идейным занудой, монахом с горящими глазами, аскетом, довольным жизнью на чердаке. Такие тоже нужны, но не в литературе. Поп и судья – самые скучные гости, вечно читают проповеди. Это сказал В. Тендряков, тоже не дурак закусить и выпить. Синявский и интересен тем, что не собирался ни строить социализм с человеческим лицом, ни спасать Россию, ни возвращаться «к ленинским нормам», ни ликвидировать последствия сталинизма в массах. В гробу он видал всяческую идеологию. Этот веселый, умный, талантливый мистификатор вовсе не был истовым и неистовым шестидесятником, архитектором правильного социализма, коим был Твардовский. Он был эстет, нонконформист и даже не антисоветчик, а просто Иной. Природный русский и «безродный космополит». И, конечно, великий насмешник. За сатиру и взяли. Просто не поняли, что это за птица. А это был пересмешник. И мысли у него были поперек, и дела поперек. Не ужился с совписами, не ужился с КГБ. Не ужился и с эмигрантами. Вогнал в гроб пушкинистов и «гогельянцев» (это те, которые зарабатывают себе на хлеб с икрой исследованием творчества Гоголя). Довел до ярости самого Солженицына. Спокойно в 1973 году уехал на Запад, никакой ностальгией не страдал, о рябине слез не лил, березками не грезил; состоялся, как Набоков, писал, прославился, зарабатывал на жизнь и не вернулся, хотя звали. Если говорить о ереси, он был не Лютер, папскую буллу не прибивал к дверям, новую религию не создавал. Он был агностиком вроде Гайдара. Не Лютер, не Кальвин, а скорее Тиль Уленшпигель, которого глупая инквизиция и глупые испанские монархи, Карл V и Филипп II, затолкали-таки в армию гёзов, к Вильгельму Оранскому, потому что другого места для еретика-одиночки во Фландрии не было.
А XVIвек во Фландрии – это ХХ век в СССР. И веселого хулигана Синявского (или Абрашку Терца) затолкали сначала в лагерь, потом в эмиграцию. А там и возникла его армия гёзов – журнал «Синтаксис». Конечно, глупый КГБ сделал из тихого подпольщика Терца героя нашего времени. «Муха плавает в десерте посетителя кафе. Самый верный путь в бессмертье – это аутодафе».
«Культур-мультур»
Андрей Донатович Синявский родился буквально в одном и том же году, что и его строгий и идейный «подельник» (то есть «сообщник» по-советски, а вообще – соавтор и коллега по перу) Юлий Даниэль. В 1925-м, в октябре. Родился он в Москве в семье бывшего левого эсера, Доната Синявского. Донат был достаточно умен, чтобы вовремя стать «бывшим». Те, кто не захотел бросить политику и уступить лыжню большевикам, еще в 1918 году, после 6 июля, пошли следом за Марусей Спиридоновой (честной, но фанатичной бывшей террористкой) по политизоляторам и ссылкам. «Большой пасьянс», по Солженицыну. А вот отец писателя баловался литературой, ходил по кафе. Это его и спасло.
Начинается война, и опять Донат поступает умно: эвакуируется с семьей в Сызрань. Никакого героизма. Андрюша в 1943 году мирно кончает школу. Его призывают в армию. Ему везет: он служит радиотехником на аэродроме и не пишет рапорты о направлении его на передовую. Он уже тогда был апофигистом, без советского энтузиазма а-ля «Летят журавли» («Я не ранен, я убит»). А Юлий Даниэль попадает в связисты, ползет с катушкой, обливается кровью, едва не лишается руки, демобилизуется почти калекой. Поэтому они вышли такими разными в творчестве и постлагерной судьбе, эти Даниэль-Синявский, которых бедные советские провинциалы, не имевшие ни «Уха Мюнхена», ни «Голоса Вашингтона» (то есть «Свободы» и «Голоса Америки»), принимали за одно лицо и считали, что Лариса Богораз – жена этого единого лица.
Сроду на святой, погромной со времен Николая II и апартеидной при Николае I и Александре III Руси не бывало такого компота, чтобы русский, православный, бородатый гражданин выдавал себя за еврея
В 1945 году Андрей поступает на филфак МГУ, на заочный, а в 1946-м, расставшись со своим спасительным аэродромом, переводится на очный. Знания – блестящие, способности – выдающиеся. Дальше намечалась просто автострада. В 1949 году Синявский кончает МГУ.
Вот и конец Большой эпохи (то есть сталинщины), за «культур-мультур» перестают сажать. И этим делом можно было прожить безбедно, честно и с удовольствием. Синявский работает в Институте мировой литературы, преподает на журфаке в МГУ. Впрочем, в 1960 году, после публикации в Италии «Доктора Живаго» и травли Пастернака, его из МГУ погонят. Он «не отмежевался». Этот апофигист был чистейшим из честнейших и никогда не врал и не примазывался. Просто шел отдельной колонной, не в ногу с советской действительностью. Но его пустили преподавать в Школу-студию МХАТ. Там было либерально.
И вот его берут в «Новый мир». Синявский становится ведущим литературным критиком у Твардовского. А это в шестидесятые – самое либеральное издание страны. «Новомировцы» живут у Твардовского, защищающего их своей заслуженной партийно-академической грудью с орденами, как у Христа за пазухой. Но это недолгое советское счастье должно было трагически закончиться. Вот так, как в «Театральном романе»: сначала «икорка», «огурчики», «Какое масло! Какая ветчина! Минуты счастья!» – а потом с Цепного моста вниз головой. «Дело» Пастернака – первый звоночек, «дело» Бродского, его арест и ссылка – второй. И занавес пошел! А на сцене в момент третьего звонка остались они вдвоем, Андрей Синявский и Юлий Даниэль.
на фото: суд над Синявским и Даниэлем
Абрам Терц вырывает томагавк войны
В миру Синявский препарировал творчество Горького, Бабеля, Ахматовой, Пастернака (пока его не заклевали хрущевские стервятники). Но куда было девать то, что в советскую печать, даже в «Новый мир», никак не лезло? В стол или за бугор? Беспечный и смелый Синявский решил: за бугор, авось пронесет. Хотя риск был, и очень большой. После истории с Пастернаком никто уже не совался «туда» под своим именем. Надо было искать «ник» для тамиздата. И престижный критик, кандидат наук Андрей Донатович, представитель титульной нации, ариец, защитившийся еще в 1952 году, человек из приличных литературных кругов, показывает всем кузькину мать. Вспоминает блатной одесский фольклор и песню про «Абрашку Терца, всем известного карманника». Сроду на святой, погромной со времен Николая II и апартеидной при Николае I и Александре III Руси не бывало такого компота, чтобы русский, православный, бородатый гражданин выдавал себя за еврея (до позднесоветских времен, когда еврейство могло означать, при некоторых издержках с работой, спасительное убежище в Израиле). И Абрам Терц, скооперировавшись с печальным и гневным евреем Николаем Аржаком, то есть Юлием Даниэлем, взявшим себе русский бренд, шлет рукописи на Запад. Кстати, с одобрения и даже при поощрении жены. Если у Даниэля была Лариса Богораз, то у Синявского – Мария Васильевна Розанова, на вид уютное, в детском сарафанчике, но на самом деле очень боевое существо. Синявский сам никогда не спорил со своими оппонентами. Он говорил, что для этого у него есть жена. И в самом деле, Мария Васильевна бросалась на всех, кто обижал Андрея Донатовича или даже просто был с ним не согласен, как коршун. Она всегда говорила, что выходила не только за мужчину, но и за его фолианты, за его опасную судьбу, за его срок, за его изгойство. Декабристка милостью Божией. Органика.
Так что же такое поехало за бугор? Ироничная повесть «Любимов» – о том, как интеллигент захватил власть в заштатном городишке, сделал виртуальное мясо, стал писать указы о свободе, и как плохо это кончилось: танками и расстрелами. И гениальная статья с веселым и нескучным разгромом социализма под названием «Что такое социалистический реализм?». Там он очень убедительно доказал, что коммунизм – вера, слепая и не рассуждающая, так же как и вера в Бога. Что Бог – трансцендентное понятие, и его никто не увидит; и что коммунизм так же трансцендентен, и его тоже нельзя достичь на Земле и пощупать руками; так же, как нельзя построить на Земле Царство Божие. Это было для коммунизма чрезвычайно лестно, а для христиан тоже нашлось много хорошего. Но и те и другие обиделись на автора, потому что в его анализе слышится дерзкий смех. Где доказательства, падре? Где доказательства, товарищи? Синявский даже не очень скрывает, что ему претит вера как таковая. Как любой абсолют. «Какую, с позволения сказать, свободу может требовать религиозный человек от своего Бога? Свободу еще усерднее славословить ему? …в раю не выбирают ни премьеров, ни президентов». Коммунизму достается еще больше: «Чтобы навсегда исчезли тюрьмы, мы понастроили новые тюрьмы. Чтобы пали границы между государствами, мы окружили себя Китайской стеной. Чтобы труд в будущем стал отдыхом и удовольствием, мы ввели каторжные работы. Чтобы не пролилось больше ни единой капли крови, мы убивали и убивали».
Синявский не только написал в лагере в Мордовии «Прогулки с Пушкиным» и «В тени Гоголя», не считая «Голоса и хора», но и вполне легально переправил их жене
Коммунизм, по Синявскому, и вовсе идиотизм. Он приводит в пример девушку Полю из «Русского леса» Леонова. Эта дурочка была послана в тыл врага с заданием и первому же немцу раскрыла свои карты, стала славословить советскую власть и требовать, чтобы ее отвели туда, «где советских девчат стреляют». И назвалась «завтрашним днем мира». (За этот бред, кстати, Леонов Ленинскую премию схлопотал.)
Одна статья заменила трактат и перевесила все кирпичи и бетонные блоки марксовских и ленинских сочинений. Эта ирония следователям КГБ проела плешь.
А ведь была еще повесть «Суд идет», изысканно-издевательская. Вот, скажем, умер Сталин. «Хозяин умер. Сразу стало пустынно. Хотелось сесть и, подняв лицо к небу, завыть, как воют бездомные псы… О приди! Накорми! Ударь! …И я верю: он придет, справедливый и строгий. Он заставит визжать от боли и прыгать на цепи».
Что такое «Суд идет»? Это прокурор Володя, отказывающийся во имя карьеры от собственного сына. Это фанатичка и старая революционерка бабушка, мать его покойной жены, которая внука не бросает, но верит в Хозяина и в коммунизм. Это адвокат Юрий Карлинский, тайный либерал. Это молодая красавица Марина, вторая жена прокурора, которую наряды и секс интересуют больше, чем Сталин, и она шлет пасынку посылку в лагерь. Это два топтуна, которые бродят по Москве. Это два молодых дурачка из подпольной организации, желающие построить истинный коммунизм: девочка Катя (ее задавят на похоронах Сталина) и сын прокурора Сережа, оба десятиклассники. Сережу, кстати, заложит Катя, которая придет к школьному директору с программой организации Сережу «спасать» от агентов мирового империализма, которые могут его «использовать». Вот как диссидент в душе Карлинский разговаривает с Катей, пытаясь ее остановить и спасти, и этот пассаж – предел издевки над коммунистической идеологией.
«Либо-либо. Марксизм, нигилизм, наплевизм. Фракция, акция. Левацкий загиб, правый уклон. Хорошего социализма желаете, свободного рабства? Объективно. Логика борьбы.Колесо истории. Агенты империализма. Кто не с нами. Окружение. Акулы и агенты, гангстеры и самураи». Трагедию из этой трагедии Синявский не делает. Ему смешно. Для него это большинство и юные троцкисты – уроды, мутанты, а он – Пхенц (рассказ «Пхенц»). Пришелец с другой планеты, скрывающийся под видом горбуна.
И вот осень 1965 года, арест. Вроде бы крах жизни. Но Синявский не от этого затхлого мира, он Пхенц. Он сидит весело и достойно, он на суде ведет эстетскую дискуссию с прокурором, он острит. В последнем слове он просто забыл, что находится не на редакционной летучке. Поэтому и получает не пять лет, как Даниэль, а семь, чтоб не забывался. В лагере он работает только грузчиком, так распорядился КГБ: держать на «тяжелой физической работе».
На фото: Андрей Синявский с женой Марией Розановой
Свободен и невидим
Но дураков легко обмануть, и Синявский не только написал в лагере в Мордовии «Прогулки с Пушкиным» и «В тени Гоголя», не считая «Голоса и хора», но и вполне легально переправил их жене. Вау! Мелким почерком, в письмах, «культур-мультур» – цензура и прошляпила. А Мария Васильевна так достала КГБ, что они отдали ей мужа за год до окончания срока, лишь бы избавиться от этого клеща в ухе. И Синявский не стал возражать, что он хочет «во глубине мордовских руд хранить гордое терпенье». Кое-кто из диссидентов их с Розановой осудил, а по мне – они же не нанимались сидеть. Отречения никто от Синявского не требовал, лишь бы сбыть с рук.
На темной и тесной советской воле негде было печататься, нечем кормиться. И Синявский не пошел в котельную.
В 1973 году без особой печали Синявские с маленьким сыном Егором уехали во Францию. Даниэль остался мучиться, а Андрея пригласили в Сорбонну читать лекции, на профессорскую должность. И будет полный успех, он и в Гарварде получит степень доктора. Литературоведы будут падать в обморок от «кощунственной» фамильярности с Пушкиным и Гоголем, а Синявский напишет еще «Спокойной ночи», «Ивана-дурака» (1983), «Кошкин дом» (1998), кучу статей. Но он и за границей пребудет еретиком и назовет Солженицына «недообразованным патриотом». Скандал! Покушение на абсолют! Бойкот. Опять не печатают, теперь в эмигрантских изданиях. Тогда Мария Васильевна создает журнал «Синтаксис». Открывается альтернатива, ведь все-таки у Солженицына и его поклонников своих лагерей в Европе и США не было.
Андрей Донатович доживет до 1997 года (Даниэль умер в 1988-м). Он умрет «свободным и невидимым», как Маргарита на ее щетке, независимым и автономным от России, СССР, эмигрантов, Запада и Востока. Эта веселая кошка всегда гуляла сама по себе.
Закажут очистительную мессу,
Бродяги унесут остатки дров.
Еретики – горючее прогресса,
Господь, благослови еретиков!
(Н. Болтянская)
На фото: Андрей Синявский в своем доме в Фонтене-о-Роз, под Парижем
Актуальность данной темы |
|
Уточнения: 0 |
Польза от статьи |
|
Уточнения: 0 |
Объективность автора |
|
Уточнения: 0 |
Стиль написания статьи |
|
Уточнения: 0 |
Простота восприятия и понимания |
|
Уточнения: 0 |