Являются ли энергоресурсы России ее оружием против Запада?
Являются ли энергоресурсы России ее оружием против Запада?
И еще об одной вещи я хочу сказать, которая меня довольно удивляет, что за всю историю этой пока еще не войны (в Украине) никто не произнес слова «газ». А между тем это слово, которое очень много объясняет и в причинах самой войны, и вообще в мотивах поведения Кремля.
Я начну, все-таки, с 2005 года, когда Россия подписала с Германией контракт на строительство Северного потока, и сразу после этого Кремль вдруг заявил, что Россия теперь энергетическая сверхдержава. Но довольно странное это было заявление, потому что вообще-то те страны, экономика которых строится на снабжении сырьем других стран, обычно называются «сырьевыми придатками». То есть это такой был важный разведпризнак, он показывал, как Кремль себя воспринимает во внешнем мире. Но после этого посыпались заявления, что газ – это наше энергетическое оружие, что мы с его помощью сделаем с Европой всё, что хотим. При этом одновременно от Европы Москва требовала продать ей газораспределительные сети.
Вот это было еще страннее, потому что... Ну, вот, согласитесь: человек пришел в спортивный магазин и купил там бейсбольную биту, и ему эту биту продают, по умолчанию полагая, что он собирается играть в бейсбол. Он поднимает биту вверх и говорит «Вот это мое оружие. Ща я вам как покажу!» Ну, очевидно, что второй биты ему никто не продаст, потому что он сам заявил, что бита ему нужна не для бейсбола. Вот, точно так же и случилось с планами газового блицкрига относительно Европы, потому что в тот момент, когда Россия сама стала заявлять, что газ – это не товар, а оружие, то, вот, после этого газопроводы как-то ей не стали продавать, а вместо этого приняли Энергетическую хартию.
Причем, самое неприятное во всем этом был вопрос. Ну хорошо, допустим, газ – это оружие. Но зачем же кричать об этом на всех перекрестках? То есть проблема была в том, что когда Россия не только собиралась использовать газ как оружие, но и в том, что когда она открыто хвасталась этим, она сама себе перекрывала такую возможность.
Вот, даже если говорить о сегодняшней ситуации, то очевидно, что Европа, которая на 40% зависит от российского газа как в 2006-м и не имеет никаких альтернативных возможностей, была бы куда покорней, чем Европа, которая зависит от российского газа всего на 25% и имеет там множество запасных планов и альтернативных вариантов, которые, в общем, находятся в самом разгаре воплощения.
***
Но дальше началась очень важная история, когда, напомню, что, начиная с 2005-го года по 2007-й приблизительно, внешняя политика России приблизительно подчинялась цели, которая называлась «Мы вам месторождения, вы нам газопроводы». То есть практически при каждой встрече с высшим руководством любой из европейских стран поднималась эта тема: «Если вы хотите инвестировать в наши газовые месторождения, вы должны продать нам свои газораспределительные сети».
В общем, это было очень странное предложение, потому что, опять же, по грамматической форме правильно, а по сути оно выглядело странным, потому что... Ну как? Российские газовые месторождения, прежде всего Штокман, дорогие, труднодоступные. Россия нуждалась в деньгах и, прежде всего, западных технологиях для их разработки. Все-таки, король здесь в такой ситуации покупатель, а не продавец. Ну, вот, с какой стати Запад, без технологий которого Россия не могла бы осваивать Штокман, должен был за привилегию вложить туда свои технологии и деньги, отдавать еще и газовые сети, про которые Россия сама объявляла, что это наше энергетическое оружие? То есть это представьте себе мясник в супермаркете говорит покупателю: «Слушай, я продаю тебе мясо, но оно скоро закончится. Ты можешь вложиться в мою мясную ферму, но за право сделать это ты должен мне отдать половину кухни с газовой плитой. И учти, что я ее буду выключать, если ты будешь неправильно себя вести». Ну, вот, понятно, что никто не стал бы инвестировать в такого странного мясника.
Вот, примерно то же случилось с российскими газовыми месторождениями, потому что были грандиозные планы разработать Штокман, отправить его газ на американский газовый рынок. Ну, как-то они не сбылись. Тоталь купил, правда, долю в Штокмане. Но, собственно, ни о какой разработке российских газовых месторождений, располагающихся на севере, в обозримое время там просто не идет речи, потому что они в значительной степени оказались неконкурентоспособными по сравнению со сланцевым газом, особенно при российской норме воровства.
Соответственно, к 2007 году уже появился серьезный конкурент газпромовскому газу на европейском рынке – это был сжиженный газ. Дело было в первую очередь в терминалах для его разгрузки. А к 2008 году случился, с одной стороны, кризис, а, с другой стороны, появился в большом количестве сланцевый газ, который обрушил мировые цены на газ. США, благодаря сланцевому газу, обогнали по добыче газа Россию, выйдя на первое место в мире, и рынок США для Газпрома, в общем, на сегодняшний момент закрыт в принципе.
Еще более неприятной была реакция Газпрома на феномен сланцевого газа, потому что в Газпроме принялись рассказывать, что сланцевый пузырь вот-вот сдуется. И, в общем, это было довольно неприятное зрелище, потому что... Ну как? С одной стороны, там газ для России был одним из важнейших факторов внешней политики. Одновременно Россия сама себе устраивала газовые войны и рассуждала о том, что, вот, с помощью газа мы будем строить Европу.
***
При этом проблема, понятно, была не в сланцевом газе, она была глубже. Проблема была в том, что рынок энергоносителей – это именно рынок. Газ не является ни философским камнем, не является уникальным суперкомпьютером, который можно купить только в одном месте. Это просто некоторое количество калорий, которые сжигают в печке. Есть условия по этим калориям, которые не выгодны или не приемлемы, и, вот, если это неприемлемо, всегда можно найти какие-то другие калории. Ну, не нашелся бы сланцевый газ, нашлось бы что-то другое. Там, стали бы строить больше ядерных электростанций, запустили бы больше угольных, что, кстати, сейчас и делает Германия.
И, вот, я обращаю ваше внимание, что, видимо, в значительной степени поворот внешней политики России связан как раз с крахом этой идеи о том, что мы всё можем сделать с помощью газа. И вот там значительное количество времени Кремль ждал, что сланцевый пузырь сам лопнет, а вот он всё не лопается и не лопается. И обратите внимание, что вся эта история с Украиной начала происходить тогда, когда Янукович (это было как раз незадолго до того, как он не подписал соглашение с ЕС)... В этот момент он еще торговался с Путиным, и вдруг он заявил, что к 2020 году Украина полностью избавится от газовой зависимости от России. Более того, что она будет экспортировать свой сланцевый газ, занимая, соответственно, долю России на рынке.
Честно говоря, мне кажется удивительным, что аналитики, которые рассуждают о причинах, которые побудили Кремль сделать Януковичу предложение, от которого нельзя отказаться, игнорируют вот эту очень важную причину, которая называется «украинский сланцевый газ».
Я еще раз обращаю внимание на то, что геополитика для нынешнего Кремля всегда была тесно связана с газом. Вот, когда, например, поменялось отношение России к Польше? Как только в Польше обнаружили сланцевый газ. Вот, сразу из страны, с которой мы не очень хотели дружить, она превратилась в страну, с которой резко улучшились отношения. Даже напомню, что как только начались неприятности с Грузией, что было первым взорвано в Грузии? Трубопровод. В 2008 году из двух выпущенных по Грузии «Искандеров» один был выпущен по трубопроводу.
У меня имеется ощущение, что одна из вещей, которая сменилась в российской политике, это вот когда у нас была первая фаза, когда повсюду рассуждали про энергетическую сверхдержаву. Потом был долгий период, пока ждали, что сланцевый пузырь лопнет. И вот сейчас мы имеем дело с третьей фазой, когда, с одной стороны, имеется совершенно обоснованное мнение в Кремле, что Европа слаба, что богатые люди воевать не хотят, что демократии воевать не хотят, что экономические санкции тоже весьма ограничены в силу того, что современный мир стал гораздо более многополярным и в силу того, что Китай в этом мире гораздо больше значит. И, соответственно, вместо газа пришла пора пользоваться каким-то другим оружием – там, вот, вежливыми зелеными человечками и так далее.
Однако, что будет делать Европа, если Россия перекроет газ. Я, во-первых, повторяю, что Россия вряд ли перекроет газ, потому что это в первую очередь ударяет по экономике России. А во-вторых, мы видим, что ровно за все эти годы Европа как раз снижала зависимость от российского газа. То есть скорее возникает вопрос о том, что будет делать Россия, когда Европа окончательно снизит свою зависимость от российского газа. Но вообще, конечно, всё происходящее мне очень сильно напоминает историю с... Знаете, была такая страна Конго (вернее, она сейчас существует), в которой были уникальные на тот момент, на 80-е годы месторождения колтана. 80-е, начало 90-х, в 90-е даже. Колтановая руда очень нужна, из нее получаются в дальнейшем при переработке хорошие батарейки для мобильников и, соответственно, компьютеров. И, вот, поскольку в Конго шла гражданская война, то разные стороны, которые кушали там друг друга, они всё время объясняли, что эту гражданскую войну инициировали западные державы, чтобы добраться до колтановых месторождений Конго. И, конечно, естественно, любая, которая приходила в Конго к власти, она занималась тем, что она экспортировала эту колтановую руду, которую добывали за 3,5 гроша местные люди в набедренных повязках, и закупала на нее там автоматы и всё остальное, что нужно для контроля за властью.
***
Как известно, местный конголезский миф гласил, что Запад погибнет без колтана и что Конго окружен западными врагами, которые только и хотят добраться до колтановой руды.
А на самом деле, кончилось дело тем, что... Ну, во-первых, понятно, что Запад переживет без колтановой руды, просто найдет какие-то другие способы, поскольку речь идет о рыночных механизмах. А, вот, местные конголезские товарищи – они не могут обойтись без всего, что им поставляет Запад. Вот, если Запад не будет покупать их колтановую руду, им не на что будет покупать автоматы.
И, собственно, в конце концов так произошло, потому что нашлись какие-то другие месторождения, по-моему, в Австралии, и уже теперь тяжело говорить о том, что есть великая держава Конго и против нее злоумышляет Запад.
В общем-то, еще раз повторяю, мы живем во время, когда кончилась стабильность в России. Это принципиально новое время. Мы не знаем, что будет через неделю, мы не знаем, что будет через 3 дня. Можно только сказать... Вот уже сравнивают, очень многие стали сравнивать наступающий режим с фашистским. Вот, Айдер Муждабаев замечательно обратил внимание, что когда Путин говорил 18 марта в своей речи о России, окруженной врагами, вообще в речи Путина очень много звучало слов о разъединенной нации, о единстве нации. Это было так, конечно, слышать довольно странно, потому что, например, мы называем фашистами сейчас украинских лидеров, но я с трудом себе представляю, чтобы из уст именно руководителей Украины сейчас можно было услышать такие слова о том, что, так сказать, страна окружена врагами, разъединенная нация и так далее, и так далее. И более того, Айдер Муждабаев обратил внимание, что Путин использовал слово «национал-предатели», «Nationalverräter», которое просто полностью является калькой с того слова, которое использовал Гитлер. И мне, конечно, кажется довольно странным в речи, в которой постоянно упоминаются слова «русские», «исконно русские земли», «воссоединение нации», использовать по отношению к своим оппонентам слово «фашисты». Но мне кажется крайне несправедливо сравнивать нынешний режим с фашистским по одной причине, о которой я уже говорила, что, конечно, когда возникает какая-то аналогия, когда видишь какие-то...
Вообще любая историческая аналогия всегда является только метафорой, да? Это, как мы говорим, там Луна катится в дымных облаках как щит варяжский или сыр голландский. Всегда любая историческая аналогия – это не больше, чем луна является щитом варяжским.
Но мне кажется, что, вот, естественно обращать внимание, прежде всего, на самые такие выдающиеся примеры. Это, на самом деле, вокруг нас очень много режимов, которые рассказывают, что они окружены врагами. Большую часть эти режимы руководят достаточно незначительными, к сожалению, в мировой экономике странами. Это страны такие как Венесуэла, Судан, Боливия, Зимбабве. Большая часть этих стран заключается в том, что это очень бедные страны, в которых очень коррумпированное или очень популистское правительство (иногда и то, и другое), которые переживают тяжелые экономические трудности, против них могут быть санкции Запада, а могут и не быть (но обычно бывают). Все свои экономические трудности это правительство объясняет санациями проклятых врагов, которые пытаются поставить эту страну на колени. И достаточно печальным является то, что мы видим, что такие режимы чрезвычайно устойчивы.