Укрепление доверительного партнерства и военного сотрудничества между Россией и Китаем

***

Посол КНР Чжан Ханьхуэй подвел годовые итоги российско-китайских отношений 

Переходные эпохи, вроде тех, которую ныне переживает мир, вообще-то на друзей небогаты. Каждый, как правило, выживает сам, не особо полагаясь ни на «ближних», ни на «дальних». В таких условиях доверительное партнерство, а тем более сотрудничество в вопросах безопасности – большая редкость, исключение из правил. Для России и Китая это исключение очень важно. Ибо мир меняется, причем, невиданными за последнее столетие темпами.

На фоне постоянного обострения российско-американских и китайско-американских отношений, напряженности в них, нагнетаемой Вашингтоном, который обвиняет теперь уже не только Пекин, но и Москву в распространении пандемии, ударившей сильнее всего по США, продолжает динамично углубляться двустороннее сотрудничество России и Китая. Два крупнейших государства Евразии, вместе занимающие почти половину ее площади, уже не первый год совместно работают над реализацией ряда проектов, ищут пути и возможности совместной защиты существующего миропорядка от посягательств со стороны США и Запада.

У российско-китайского взаимодействия два основных мотива. Первый — объективный: ближайшее соседство в Евразии и беспрецедентная протяженность общей границы. Само географическое положение создает уникальные предпосылки для теснейшего торгово-экономического и гуманитарного сотрудничества, а также особой роли Москвы и Пекина в поддержании евразийской стабильности. К этому взывают и традиции пограничной дружбы и взаимодействия, которые охватывают куда большие исторические периоды доброго соседства, чем краткие по меркам истории времена непонимания и конфронтации, которые — и это особенно важно, несмотря на наблюдавшуюся иногда остроту, никогда не перерастали в войну. Наши народы, подвергшись неспровоцированной агрессии «новых варваров», понесли колоссальные, наибольшие потери во Второй мировой войне, с которыми не сравнятся потери никаких других стран, ни победителей, ни агрессоров. Мы вместе выходили из послевоенной разрухи, явив в 50-е годы миру совершенно новые, незнакомые до этого человечеству, образцы горячей, искренней дружбы, благодаря которой сумели восстановить отношения после нескольких десятилетий последующей исторической размолвки. Второй мотив российско-китайского сближения — субъективный, связанный с санкционной кампанией, по сути войной, которую ведут против наших стран США, а с их подачи — и другие государства Запада, являющиеся их сателлитами в НАТО. Россия и Китай не оформляют военного союза, но тесно координируют свои усилия в сфере политики, в том числе глобальной, обороны и безопасности. Находясь на разных театрах военных действий, наши страны взаимно дополняют стратегические возможности и служат друг другу надежным тылом на случай внешней агрессии.

***

Сборная афиша анонсов и событий в вашей стране и в мире на ближайшую неделю:  

Сфокусируйтесь на своем городе и изучайте.

Мы что-то пропустили? Присылайте, мы добавим!

***

Очень показательно то, с какой настойчивостью Вашингтон вновь и вновь возвращается к безрезультатным попыткам добиться участия КНР в российско-американских переговорах по стратегическим ядерным вооружениям, прежде всего по ДСНВ. Ничего из этого не получится, но дело даже не в этом. На наш взгляд, происходящее в ядерной сфере — это лучший барометр существенного изменения международной обстановки не в пользу США. Ведь до сближения Москвы и Пекина Вашингтон на подобном никогда не настаивал, и стал вести себя так только когда осознал, что потенциалы наших двух стран окончательно переведены в режим сдерживания тех внешних угроз, которые исходят не друг от друга, а от третьих стран. А они у них общие. Сама формула «ревизионистских государств», этот прилепленный нам ярлык, который не имеет ничего общего с действительностью, но красноречиво характеризует отношение официального Вашингтона к России и Китаю как к геополитическим оппонентам и потенциальным противникам. Оно заложено в концептуальные государственные документы США, в частности, Стратегию национальной безопасности, и побуждает нас к поиску путей совместного реагирования, а в случае необходимости и отражения этой угрозы.

Учитывая то, что недавно отмеченная 71-я годовщина образования КНР с интервалом в один день совпадает с такой же годовщиной установления между нашими странами дипломатических отношений (СССР признал КНР на следующий день после ее провозглашения, 2 октября 1949 г.), можно считать эти даты общим праздником. Тем более, что советская сторона тогда немало сделала для окончательной победы китайской революции, в которой Советский Союз был заинтересован по многим причинам. В том числе потому, что это был вопрос и нашей безопасности. Ведь если вспомнить о Каирской конференции 1943 года лидеров США и Великобритании с главой чанкайшистского режима, состоявшейся в канун конференции американского президента и британского премьера с советским лидером И. В. Сталиным в Тегеране, то речь шла о послевоенном превращении Китая в американский оплот против СССР. Причем, с предоставлением США военных баз вблизи советских границ. Ясно, что такая перспектива, снятая и ликвидированная победой сил КПК в Гражданской войне 1945 — 1949 годов и созданием КНР, ничего хорошего нашей стране не сулила.

В честь этой сдвоенной даты посол КНР в Российской Федерации Чжан Ханьхуэй выступил с развернутой статьей в «Российской газете». В ней он подводит итоги пандемии и ее влиянию на современную ситуацию в мире, а также дает оценку, подчеркнем, что высокую, состоянию и перспективам российско-китайских отношений.

Отдавая должное бескорыстному взаимодействию наших стран в борьбе с эпидемией, высокопоставленный дипломат, не скрывающий, что считает свою миссию в Москве делом всей своей жизни, подчеркнул мысль, которую за последние месяцы неоднократно высказывал китайский лидер Си Цзиньпин. Мир меняется, причем, невиданными за последнее столетие темпами. И поскольку это порождает международную турбулентность, чем выше ее уровень — тем важнее наличие прочных дружеских и партнерских связей и отношений, которые сложились между Москвой и Пекином. Здесь самое время добавить, что переходные эпохи, вроде тех, которую ныне переживает мир, вообще-то на друзей небогаты. Каждый, как правило, выживает сам, не особо полагаясь ни на «ближних», ни на «дальних». В таких условиях доверительное партнерство, а тем более сотрудничество в вопросах безопасности — большая редкость, исключение из правил. Для наших двух стран это исключение очень важно. Мы привыкли и умеем считать балансы — экономические, социальные, политические, наконец, военные. И выводить на их основании соотношение сил. Но это сугубо материальная сфера. Любой специалист в области межгосударственных отношений скажет, что, грубо говоря, посчитать «железо», вычислив потенциальные военные возможности любой другой стороны, — чисто технический вопрос. Это в общем-то из космоса делается, с помощью орбитальных группировок, у кого они есть (а у кого нет, тот в такие «игры» не играет). Гораздо сложнее выяснить намерения; именно этим в основном занимаются все разведслужбы, на это идут их неслабые бюджеты, и все равно ошибки в оценках, а иногда и настоящие провалы случаются с неослабевающей регулярностью. И понятно: речь ведь идет о таких тонких «материях», как внутренний мир, особенности менталитета, воспитания, жизненного опыта, взгляды, убеждения и мотивации конкретных людей, принимающих решения.

Учитывая это обстоятельство, отметим, что выяснение взаимных намерений для Москвы и Пекина — вопрос, ушедший далеко в прошлое и при нынешней интенсивности взаимных контактов, особенно на уровне лидеров, не вполне актуальный. Отмечая масштабы двусторонних обменов, Чжан Ханьхуэй напомнил и о четырех в этом году телефонных переговорах Владимира Путина и Си Цзиньпина, их подробном взаимном информировании друг друга, в том числе путем корреспонденции. Завершится эпидемия — восстановится и тесное личное общение лидеров, которые за многие годы работы рука об руку, такое впечатление, что научились понимать друг друга с полуслова. И о праздновании 75-й годовщины Победы во Второй мировой войне, в ходе которого было принято важное и для Москвы, и для Пекина решение о совместной защите исторической памяти и противодействии фальсификациям, очевидной конечной целью которых является даже не «обнуление» военной истории, а пересмотр итогов Второй мировой войны, что наглядно демонстрируется политикой современного японского государственного реваншизма. И о визите в Россию главы МИД КНР Ван И и его переговорах с российским коллегой Сергеем Лавровым, которые прошли на полях саммита руководителей внешнеполитических ведомств стран-участниц ШОС, проведенных в преддверие предстоящей ноябрьской встречи в видеоформате государственных лидеров. И о контактах по военной политике, в частности, о том, что министр обороны КНР Вэй Фэнхэ дважды в этом году возглавлял представительные китайские делегации, приезжавшие в Россию для укрепления координации двух стран по линии вооруженных сил и т. д.

Упомянул Чжан Ханьхуэй и о взаимодействии двух стран по вопросам общественного здравоохранения. Его интенсивность в условиях пандемии не только значительно возросла, но и приобрела характер совместного противодействия попыткам ряда стран политизировать эпидемиологическую проблему, превратив ее в некий «политический вирус», вреда от которого больше, чем от вируса болезнетворного. Посол КНР образно охарактеризовал партнерство Москвы и Пекина в этой деликатной сфере как создание «неприступной крепости» доверия и сотрудничества, которую» нельзя будет сломить никаким обманом».

Несмотря на форс-мажор эпидемии, способный нанести существенный урон любым планам, практически не снизились показатели торгового оборота, которые по состоянию на август находились в рамках прошлогодних рекордных графиков, на уровне 68,7 млрд долларов, что в годовом исчислении при сохранении динамики выводит на показатели более 100 млрд. Успешно развивается реализация планов, намеченных в связи с перекрестным проведением Годов научно-технического сотрудничества; причем, следует отметить, что в данной сфере взаимодействие давно спустилось с верхних эшелонов вниз, на уровень конкретных научных организаций и коллективов. Частью укрепления этого взаимодействия рассматриваются совместные исследования в сфере высоких технологий, в особенности искусственного интеллекта.

Совместные усилия две страны предпринимают и в укреплении центральной роли ООН в международных делах, которая противопоставляется односторонним попыткам подрыва и пересмотра существующего миропорядка, а также формирующих его действующих норм международного права. Российско-китайское сотрудничество, по мнению Чжан Ханьхуэя, носит «всепогодный» характер и не зависит от текущей политической конъюнктуры. Как показала пандемия, оно также не подвержено влиянию разнообразных катастроф и не «прогибается» под внешним давлением. Здесь надо понимать, что Москва и Пекин давно усвоили исторические уроки и прекрасно понимают, что для успешного противостояния гегемонии одностороннего доминирования, проведения в жизнь честных и равноправных правил глобальной игры нашим странам необходимо держаться друг друга. Противостоять давлению США и Запада, если называть вещи своими именами, ни одна из наших стран в одиночку не сможет. А вместе мы порождаем синергетический эффект, когда потенциалы за счет их взаимного дополнения в экономической и военно-политической сферах не складываются, а умножаются.

В целом, обсуждаемая статья Чжан Ханьхуэя стала заметным событием не только в двусторонних отношениях, но и в международной политике в целом, вдохнув порцию оптимизма в наше непростое время. И имеется четкое ощущение, что как только будут сняты эпидемиологические ограничения, восстановительными темпами пойдет и укрепление двусторонних обменов на уровне народной дипломатии, которые сегодня частично заморожены из-за вспышки заболевания. Ибо российско-китайское стратегическое взаимодействие, основанное на чувствах симпатии и дружбы друг к другу наших народов, сегодня является едва ли не самой примечательной чертой современных международных отношений. Аналогов ему в мире нет, и не предвидится.

Источник - https://regnum.ru/news/polit/3086513.html

***

Военное взаимодействие Москвы и Пекина выходит на новый уровень

Уровень взаимного доверия между Россией и Китаем не требует формальной фиксации в виде военного союза, но если потребуется – без проблем. Две страны координируют военное строительство, в том числе в технологической сфере, а две армии – отлаживают взаимодействие на всех уровнях, включая стратегический. Россия при этом (внимание!) заинтересована (!) в укреплении НОАК и повышении ее боеспособности.

Ну вот, что и требовалось доказать, как говорится. Очень сильно посрамлены те, кто — не секрет — стремился «не упустить момента» для геополитических спекуляций вокруг кризиса в китайско-американских отношениях. И мечтал в этой мутной водичке выловить рыбку своих специфических интересов, особенно после заявлений президента США Дональда Трампа, госсекретаря Майка Помпео и сподобившего их на эти телодвижения кукловода Генри Киссинджера насчет того, чтобы побудить нашу страну к антикитайскому альянсу с Вашингтоном.

На публике эти потуги у нас в СМИ звучали как «китайское вмешательство в белорусский кризис» — заворот мысли настолько конспирологически маргинальный, что развития эта тема не получила даже в «дружественных» либеральных изданиях. И понятно почему: интерес — интересом, но прилюдно выставлять себя в качестве… словом, в нехорошем качестве ради непонятных целей, рискуя поскользнуться на арбузной корке, никому не охота. Так не договаривались. Поэтому авторы этой провокации остались без информационной поддержки. Да и обещанных в свое время «доказательств» того, что «повышенный» интерес Пекина к Минску-де имеет собственную природу и далеко не во всем совпадает с российским, они так и не представили. Ибо таковых в природе не существует. Зато другими СМИ приводилась куда более обоснованная точка зрения, проистекающая из дипломатических источников, что перспективы защиты своих экономических интересов в Белоруссии китайская сторона связывает с российским влиянием в этой постсоветской республике. Что конечно же гораздо ближе к истине ввиду хотя бы одного только географического фактора. В кулуарах же белорусским прикрытием вообще не «заморачивались», и вопрос ставили чисто конкретно: о своих интересах в США, для которых альянс Москвы и Вашингтона был бы манной небесной. При этом речь шла, разумеется, не о государственных интересах, и даже не о корпоративных. А в основном о шкурных; которые отдельным представителям определенных кругов намного ближе любых геополитических раскладов.

Точки над i расставил президент России Владимир Путин, который в ходе пленарной сессии Валдайского дискуссионного клуба как минимум дважды подробно затрагивал проблематику российско-китайских отношений через призму вопросов региональной и глобальной безопасности и военно-политической стабильности. Первый эпизод посвящался недавнему решению США разместить в АТР свои РСМД. Заострив проблему судьбы российско-американского договора СНВ-3, срок действия которого истекает 5 февраля 2021 года, российский лидер показал, что выбор состоит между сохранением контроля над ядерными вооружениями и полной его утратой, что будет означать гонку вооружений без ограничений и без правил. Подчеркнув, что первый вариант, конечно же, предпочтительнее, Путин отдельно отметил попытки Вашингтона на определенном этапе надавить на Россию, чтобы вовлечь в переговоры по РСМД и СНВ еще и Китай. «Россия не против, но только на нас не нужно перекладывать ответственность за то, чтобы сделать этот договор многосторонним, — парировал он американские усилия. — Но аргументы, которые выдвигают наши китайские друзья, очень простые. Да, Китай — огромная страна, великая держава с огромной экономикой, полтора миллиарда человек. Но уровень ядерного потенциала чуть ли не в два раза, если не больше, ниже, чем в России и в США. Они задают законный вопрос: а чего мы будем ограничивать или будем замораживать наше неравенство в этой сфере? Ну что здесь скажешь? Это суверенное право полуторамиллиардного народа — решать, как он считает целесообразным строить свою политику в сфере обеспечения своей собственной безопасности». Не ограничившись этим аспектом данной проблемы, Путин привел и второй, подчеркнув, что российская позиция в данном вопросе не отстраненно-нейтральная, а заинтересованная и близко совпадающая с китайской: «Позвольте, но если добиваться привлечения Китая к этому процессу и подписанию, ну, а почему тогда только Китай? А где другие ядерные державы? Где Франция, которая только что, как пресса сообщила, испытала очередную систему крылатой ракеты с подводной лодки? Тоже ядерная держава. Великобритания. Есть и другие ядерные державы, которые официально как бы не признаны в качестве таковых, но весь мир знает, что у них ядерное оружие есть. Что же мы будем, как страус, прятаться, в песок голову запрятать и делать вид, что мы не понимаем, что происходит?».

Иначе говоря, давление США на КНР в пользу ее участия в переговорном процессе с точки зрения российского президента безосновательно. Не менее красноречивой является и позиция Путина по проблеме РСМД: «Что касается ДРСМД, я просто не хочу уже вдаваться, мы уже много раз об этом говорили. Если в случае с выходом из Договора о ПРО США поступили открыто, прямо, грубовато, но по‑честному, то здесь придумали повод, обвиняя Россию в том, что она что‑то нарушает, и вышли из договора». Что здесь важно? То, что в нарушении ДРСМД Вашингтон обвинил не только нашу страну, но и Китай, который участником договора вообще не является, да и договору, извините, более трех десятков лет, а о Китае американцы заговорили только сейчас. Почему — понятно: их напрягла постановка на боевое дежурство китайских РСМД, в результате чего под ядерным прицелом оказались развернутые в АТР американские военные базы. Отсюда и формальный предлог для размещения ракет: выровнять региональный баланс по РСМД, сохранив свои агрессивные, наступательные возможности, угрожающие жизненно важным центрам КНР. Да и в кулуарах американская сторона неоднократно спекулировала на том, что это, дескать, мы «для порядка Россию обвиняем, чтобы оправдаться с выходом из договора. А на самом деле мы-де выходим из него из-за Китая. И именно поэтому сейчас ставим вопрос об РСМД в Азии».

Ключевой вопрос здесь: где они эти ракеты поставят? Если посмотреть на карту, легко убедиться, что напрямую против России могут быть нацелены ракеты, размещенные только в Японии или на Аляске и Алеутских островах. Все другие полетные траектории американских РСМД с остальных потенциальных точек базирования, расположенных на юго-востоке и юге континента, пролегают над территорией КНР. И расчет Вашингтона здесь настолько же конъюнктурный, насколько двусмысленный: попробовать на прочность российско-китайские отношения. Не смогут ли московские поборники сближения с Вашингтоном навязать руководству нашей страны дискуссию об отказе от реакции на такое размещение? На том основании, что эти РСМД угрожают в первую очередь Китаю, а нам — постольку поскольку.

Не прошел у США и этот номер. Это вытекает из следующих слов российского президента: «Видимо, в этом есть какая‑то политическая цель. Потому что никакой военной цели я здесь просто не вижу». Все очень четко: военная угроза от американских РСМД в АТР для России весьма относительная, а политическая, в отличие от нее, предельно определенная: игра противника на разрыв связей Москвы и Пекина. Если в США, пускаясь в эти обходные маневры, рассчитывали на некий «козыревский синдром», то ошиблись, в чем убедились, получив следующий однозначный ответ: «Намерение и заявление наших американских партнеров о возможности размещения РСМД в АТР нас, конечно, не может не настораживать, и, без всякого сомнения, мы вынуждены будем что‑то предпринимать в ответ, это совершенно очевидный факт». Ранее, как помним, о том же самом заявлял российский посол в США Анатолий Антонов. И поскольку произошло это сразу же за получением информации о решении Вашингтона по РСМД в Азии, до появления официальных заявлений МИД, то ясно, что вопрос о позиции нашей стороны был решен заранее. И скорее всего, совместно с Пекином.

Второй важнейший эпизод, касающийся оформления российско-китайского военного союза, тесно связанный с первым, что прозвучал на Валдае, производит впечатление своей откровенностью. Дело в том, что подобные вопросы и ранее задавались руководству обеих стран, но на них обычно следовали дипломатичные, уклончивые ответы. Здесь же вполне откровенно прозвучало то, что сейчас обсуждается, без сомнения, в самых высоких кабинетах американской столицы: «Мы всегда исходили из того, что наши отношения достигли такой степени взаимодействия и доверия, что мы в этом не нуждаемся, но теоретически вполне можно себе такое представить. Мы проводим регулярные военные мероприятия совместно, учения и на море, и на земле, и в Китае, и в Российской Федерации мы обмениваемся лучшими практиками в сфере военного строительства. Мы достигли большого уровня взаимодействия в сфере военно‑технического сотрудничества, причем это, наверное, самое главное, речь не только об обмене продукцией или купле‑продаже военной продукции, а об обмене технологиями. И здесь есть вещи очень чувствительные. Я сейчас не буду говорить об этом публично, но наши китайские друзья об этом знают. Наше сотрудничество с Китаем, без всяких сомнений, повышает обороноспособность Китайской народной армии, и Россия в этом заинтересована, и Китай. Так что как это будет развиваться дальше — жизнь покажет. Но перед собой такой задачи сейчас не ставим. Но в принципе и исключать этого не собираемся. Поэтому посмотрим».

В высшей мере показательно: вопрос, на который последовал этот ответ, был задан именно с китайской стороны, а на Востоке, как известно, очень многие смыслы заключены в деталях. Итак, по Путину, уровень взаимного доверия между Россией и Китаем не требует формальной фиксации в виде военного союза, но если потребуется — без проблем. Две страны координируют военное строительство, в том числе в технологической сфере, а две армии — отлаживают взаимодействие на всех уровнях, включая стратегический. Россия при этом (внимание!) заинтересована (!) в укреплении НОАК и повышении ее боеспособности. Что подразумевается под «чувствительными» аспектами военного сотрудничества, которые не следует публично обнародовать, если раньше Путин уже рассказывал о российском участии в создании Китаем системы раннего обнаружения о ракетном нападении, пусть в Вашингтоне на эту тему ломают голову, потирая «извилину от фуражки», снятой со вспотевшего лба. А что именно «покажет жизнь», надо полагать, агрессору, если он решится на военную авантюру, придется испытать на собственной шкуре. На память уже приходит истерика американских сателлитов в Дальневосточном регионе в связи с совместным патрулированием, осуществленным стратегическими ракетоносцами российской и китайской дальней авиации; по его итогам Сеул с Токио обменялись шумными претензиями, а в Вашингтоне, видимо, не зная, как на это реагировать, предпочли сделать вид, будто ничего не произошло.

Да и случайно ли, возвращаясь к теме ДСНВ, в США так сильно озаботились проблемой выживания этого договора, что мигом позабыли все свои требования «усадить» за столь переговоров третьим участником Пекин. Не очень сильно и хотелось, разве, чтобы навредить отношениям России или Китая? Или ситуация, в том числе предвыборная, не оставляет пространства для дешевых игр, вынуждая обращаться к существу проблемы? Ну, так это ж хорошо, когда распоясавшийся и отвыкший от приличных манер «клиент» внезапно ощущает от своего поведения такой дискомфорт, который побуждает его об этих манерах вспомнить. Или мы что-то не понимаем?

В сухом остатке от важнейших заявлений, прозвучавших на Валдае, остается геополитика. На будущий год исполнится четверть века, как Збигнев Бжезинский в «Великой шахматной доске» заклинал последователей не допустить появления в Евразии страны или альянса, способных бросить вызов американской гегемонии. Именно на этом строился предложенный мэтром, ныне покойным, проект формирования примерно к нашим дням, в «длительной» перспективе более двадцати лет, «мирового центра совместной политической ответственности», вырастить который планировалось из «трансъевразийской системы безопасности (от Атлантики до Тихого океана — В. П.) под руководством Америки». Уточняя конечную цель этого «центра» — превратиться в объединение с «узаконенным статусом» (то есть, по сути, международную организацию, стоящую выше ООН), Бжезинский предупреждал, что это будет зависеть от того, «как долго США будут сохранять свое первенство, и насколько энергично они будут формировать основы партнерства ключевых государств».

Грандиозность нынешнего российско-китайского «облома» для США заключается в том, что этот стержень евразийской системы безопасности, включающий упомянутую Путиным ШОС, сформировался и обрел позитивную стратегическую динамику не «благодаря», а «вопреки» Вашингтону. И направлен против его гегемонистских авантюр, в интересах коренных стран и народов евразийского континента.

И последнее. Упомянутые российским президентом маневры вокруг договора об открытом небе, из которого США вышли, а их европейские сателлиты лукаво уговаривают Москву сохранить в нем участие, как и беспрецедентное ухудшение отношений между Россией и Европейским союзом, позволяют внести завершающий штрих в оценку текущего геополитического расклада. Все заигрывания Вашингтона с Россией и все европейские нападки на нашу страну, как и «ухудшение» американо-европейских отношений — все это чем дальше, тем больше напоминает стратегическую дезинформационную спецоперацию Запада. Адресатом ее являются «неустойчивые» элементы в российской элите, являющиеся последней ставкой США в попытке удержания нашей страны в западном полуколониальном «буржуинстве». Слава Богу, не они сегодня правят бал. И надо понимать, что в этом свете нынешнее российско-китайское сближение для нашей страны превращается в «момент истины», приобретающий не только внешнее, но и непреходящее внутреннее измерение.

Источник - https://regnum.ru/news/polit/3098298.html