У Пекина и Москвы совпадают взгляды по многим вопросам мировой повестки

***

 «За прошедшие десять лет отношения России и Китая стали более прагматичными»

Отношения между Россией и Китаем с каждым годом становятся все более многомерными. Это заметно и по товарообороту, годовой объем которого с 2018 года постоянно превышает отметку 100 миллиардов долларов, и по развитию совместных проектов в области безопасности и бизнеса. А также по явно сближающимся оценкам текущих международных процессов.

О том, чем были обусловлены успехи в российско-китайских отношениях последних десяти лет, а где, напротив, качественных изменений пока не произошло, «Эксперт» поговорил с Алексеем Масловым, директором Института стран Азии и Африки МГУ им. М. В. Ломоносова.

Журнал «Эксперт»: — На ваш взгляд, что изменилось в российско-китайских отношениях с приходом к власти Си Цзиньпина?

Алексей Маслов: — Прежде всего, отношения стали более прагматичными, а значит, менее декларативными. Стандартные заявления о дружбе и взаимодействии сохранились, но они, как говорится, начали обрастать «мясом». Во-первых, это видно по тому, как обе стороны стали подходить к обсуждению проблем безопасности. Повестка здесь стала более конкретной. Например, идет активное взаимодействие по вопросам кибербезопасности или по общей ситуации в Азии.

Во-вторых, между Москвой и Пекином началось более тесное взаимодействие в области международных организаций. То, что так сильно активизировались институты ШОС или БРИКС, это, конечно, заслуга в том числе и Си Цзиньпина, который придал им большое значение и вес.

В-третьих, между Россией и Китаем произошло заметное наращивание торговли, причем не столько в плане объемов, сколько по качеству. Если раньше весь объем торговли обеспечивался в основном за счет сырьевых ресурсов, нефти и газа, то при Си Цзиньпине Китай открылся для российских продовольственных товаров.

Кстати, росту товарооборота поспособствовал еще один любопытный момент. Китай долгое время пытался вести игры с десятком стран-поставщиков, чтобы не привязываться к какой-то одной стране в плане поставок продукции. Сейчас мы видим, что Китай явно отдает приоритет России, например в области энергоресурсов. Пекину стало ясно, что так выгоднее и безопаснее. В такие времена важен стабильный поставщик. 

Ну и, наконец, в-четвертых, произошло заметное идеологическое сближение между нашими странами. И это, в общем, не столько благодаря Китаю, сколько благодаря изменению политики в России. Для Китая вопрос национальных приоритетов всегда был главным. А для России этот вопрос стал ключевым только в последние десять лет. Но на этой почве мы явно сблизились. 

— А в каких направлениях, наоборот, пока не получилось совершить качественных прорывов? И почему? 

— Здесь я бы выделил технологическую отрасль. Например, у нас до сих пор нет совместных крупных технопарков. Или совместных высокотехнологичных заводов. Связано это с несколькими факторами. 

С одной стороны, есть чисто психологическая причина. Между Россией и Китаем все еще сохраняется некоторое недоверие в области чувствительных технологий. И это, кстати, весьма парадоксально. Ведь Россия уже несколько лет находится в противостоянии с Западом, которое сегодня приняло экстремальные формы, однако доверие к западным технологиям и компаниям все равно выше, чем к китайским. 

С другой стороны, у этой проблемы есть чисто техническое измерение. Россия пока не умеет работать с Китаем по ряду вопросов, а Китай не всегда умеет работать с Россией по другим вопросам. Кроме того, когда Россия в 2014 году объявила о развороте на Восток, то дальше лозунгов этот процесс, к сожалению, так и не пошел, пока не разгорелся украинский кризис. У нас и людей, которые практически могут работать с Китаем, заметным образом не увеличилось. Так что все шишки, как говорится, приходится набивать на «поле боя», а не путем обучения. 

Наконец, еще один момент связан с тем, что Китай пока не отдает приоритета России с точки зрения взаимодействия в области технологий. И здесь мы находимся в очень серьезном конкурентном поле. России противостоят и американские компании, и британские, и даже новозеландские. 

— Вы упомянули активизацию работы ШОС и БРИКС, которая началась при Си Цзиньпине. Что эти площадки дали России и Китаю в плане развития двусторонних отношений? 

— Самое главное, что мы видим сейчас, — эволюция этих институтов. Что, безусловно, придало дополнительную динамику отношениям России и Китая. Я напомню, что еще десять лет назад ШОС считалась мертворожденной организацией, которую не закрывают по чисто бюрократическим причинам. Но оказалось, что это была заготовка на будущее: когда изменилась геополитическая ситуация, эта площадка оказалась востребованной. 

Например, если раньше ШОС долгое время пытались превратить в организацию экономического сотрудничества, а не только противостояния экстремизму и терроризму, то теперь она становится площадкой для обсуждения вопросов безопасности во всей Азии и даже Евразии. 

Более того, произошло значительное расширение ШОС, которое долгое время считали невозможным, поскольку опасались, что это может парализовать работу площадки. Однако Китай согласился на то, чтобы принять в ШОС Индию, с которой у него тяжелые отношения. И Пакистан, с которым у Китая, мягко говоря, «разнонаправленные» отношения. 

Если же говорить о БРИКС, то при Си Цзиньпине, собственно, был создан так называемый Новый банк БРИКС. Это была очень значимая инициатива. Речь идет о банке инфраструктурных инвестиций, который является не чисто китайским, а многосторонним. 

Общее видение, но разные подходы

— По итогам встречи Владимира Путина и Си Цзиньпина накануне открытия Пекинской олимпиады было опубликовано совместное заявление по международной повестке. При чтении этого документа возникло ощущение, что у России и Китая взгляды по этой повестке как будто полностью совпадают. Это ложное ощущение? 

— Здесь есть некоторые тонкости. Во время той встречи Путина и Си Цзиньпина обе стороны продемонстрировали, что разделяют две главные позиции. Первая: есть национальные особенности стран, которые нельзя пытаться «исправлять» под какие-то единые стандарты. В частности, в соглашении отмечалось, что не может быть универсального подхода к демократии. 

Вторая позиция: обе страны признали, что они играют недостаточно значимую роль в мировой политике. Страны высказали озабоченность тем, что не они контролируют основные потоки — финансовые, технологические и многие другие. 

Но нельзя забывать, что в видении Пекина и Москвы есть различия. Самое главное заключаются в том, что Китай хочет двигаться к признанию за счет постепенного и долгосрочного наращивания экономической мощи во всех областях. России же хочет всего добиться очень быстро. 

Кроме того, для Китая, в отличие от России, главная задача — внутренний, а не внешний рынок. Си Цзиньпин все время говорит: главное — это забота о китайском человеке. На это нацелена вся его политика. Для России, напротив, внешняя политика является основной площадкой игры. Экономические эшелоны у нас отстают, а во всем основном мы идем вовне. Таким образом, мы разделяем с Китаем общие чаяния и устремления, но механизмы достижения этих целей видим по-разному. 

— Что изменилось в российско-китайских отношениях в области военного сотрудничества за последние десять лет? 

— Совместные военные учения начались еще при Ху Цзиньтао. При Си Цзиньпине мы просто расширили их спектр. Например, перешли к совместному воздушному и морскому патрулированию, к взаимодействию на уровне экипажей кораблей. Это действительно произошло при новом генсеке. 

Кроме того, мы постоянно подходим к вопросу о военно-политическом сотрудничестве. Это очень тонкий вопрос, и, скорее всего, теоретически он мог бы вылиться в создание каких-то совместных образцов вооружения и совместной концепции безопасности Восточной Азии. В качестве примера можно привести совместную систему ПВО. Но пока этого не произошло. 

— Потому что Россия и Китай на уровне вооруженных сил стремятся сохранять непрозрачность? 

— Частично это так. Но есть еще один очень важный момент, который нужно понимать. Основная проблема на Дальнем Востоке не у России, а у Китая. В данном случае я имею в виду Тайвань. Москва на самом деле меньше всего заинтересована в реальном вооруженном конфликте в этой акватории. 

Китаю невыгодно, чтобы Россия проиграла

— Можно ли говорить, что события 24 февраля сильно повлияли на отношения Пекина и Москвы? 

— Безусловно, это влияние было. Можно сказать, что после 24 февраля для Китая изменился весь мир, а не только взаимоотношения с Россией. Он оказался в совершенно новой для себя ситуации. 

На мой взгляд, Китай хотел бы пойти на размежевание с США, но не сегодня, а через десять-пятнадцать лет, когда китайская экономика, технологии, банковская система будут готовы к этому. Но теперь Китай, по сути, был поставлен перед выбором, чего он очень не любит. Китай сам любит создавать тренды, а не подстраиваться под них. 

Поэтому, конечно, мы увидели уменьшение политической активности на российско-китайском направлении. Но вместе с тем ясно, что Китаю невыгодно, чтобы Россия хоть в чем-то проиграла, в противном случае он остается с США один на один. А это не укладывается в китайское представление о развитии мира. Помимо этого Китаю неинтересно и экономическое ослабление России, потому что Россия, в том числе, является и рынком для Китая, пускай и не приоритетным. 

Наконец, Россия — это, конечно, важный компонент очень большой глобальной системы, которая только-только начинает строиться. Основная идея этой системы в том, что мир должен быть устроен полицентрично. Это для Китая очень выгодно. Он прямо признает, что в одиночку не сможет одолеть США. Ни в экономическом, ни в технологическом плане. Поэтому выпадение российского элемента из общей концепции нанесет удар по китайскому развитию.

— То, что Си Цзиньпин останется главой Китая еще как минимум на пять лет, — это хороший знак для российско-китайских отношений?

— Конечно. Для Москвы очень важна стабильная китайская политика, а Си Цзиньпин — это ее воплощение. Кроме того, Москве выгодна жесткая и последовательная китайская политика в отношении всех мировых конфликтов, а Си Цзиньпин — это опять-таки ее воплощение. Тем более что антисанкционные и антиизоляционистские идеи Си Цзиньпина вполне укладываются в российскую концепцию.

Еще я бы отметил, что за все годы правления Си Цзиньпина между Россией и Китаем не было каких-то негативных тенденций. Это очень важно. Были сложности, но, несмотря на массу потенциальных точек трения между Москвой и Пекином, например в Центральной Азии или в Африке, мы эти трения в реальности не почувствовали. Поэтому третий срок Си Цзиньпина — это хорошая новость для наших отношений. Тем более что, на мой взгляд, между Путиным и Си Цзиньпином сложились очень хорошие личные отношения. Это то, что называется «химией». По своим устремлениям они лидеры, на мой взгляд, очень близкие друг другу.

Автор Тихон Сысоев, обозреватель журнала «Эксперт»

P.S. Статья представляет только мнение автора

Источник - https://expert.ru/expert/2022/46/za-proshedshiye-desyat-let-otnosheniya-rossii-i-kitaya-stali-boleye-pragmatichnymi/

***

Мнение китаиста: Вскоре Китай сможет диктовать условия России

Экономическая зависимость России от Китая сможет перерасти в политическую, когда на Пекин будет приходиться большая часть товарооборота РФ, полагает эксперт Центра Карнеги Александр Габуев.

Россия становится зависимой от Китая экономикой. Доля КНР в товарном импорте в Россию с начала войны в Украине достигает 40% и будет расти дальше, считают западные аналитики, в том числе из института при Банке Финляндии. О зависимости Москвы от Пекина - не только экономической, но и политической - Издание DW расспросило эксперта Центра Карнеги, китаиста Александра Габуева. 

Издание DW: - Судя по всему, для Китая сегодняшнее положение России - России воюющей, России под санкциями - довольно выгодно? 

Александр Габуев: - Действительно, это так. Для Китая доступ к российским экспортным товарам, прежде всего углеводородам, по сниженным ценам и при условии, когда у России остается не там много внешних рынков, да и те закрываются из-за планов западного эмбарго и потолка цен, это очень хорошая новость. В плане диверсифицировать каналы импорта энергоносителей и получить их по ценам сильно ниже рыночных. А заодно и использовать эти российские углеводороды для давления на других поставщиков. К примеру, из Австралии и Катара. 

- Получается, что руководству Китая выгодно, чтобы против России сохранялись санкции и, возможно, Си Цзиньпин будет прилагать какие-то усилия в этом направлении? 

- Я не думаю, что он будет прилагать какие-то усилия. Мне кажется, китайцы воспринимают российскую внешнюю политику как некое природное явление. Вот вулкан извергается или тайфун. Что с этим можно сделать? Вот Путин решил завоевать Украину. С китайской точки зрения, это - идиотизм, потому что не отвечает неким абстрактным, прагматичным российским интересам. Как станут рассуждать в Китае? Никто Путина не может отговорить, и инструментов на него повлиять у нас не так много. И что делать? Ну, если это тайфун, то надо уйти из эпицентра, но по краям можно поставить какую-то мельницу, и пока ветер дует - использовать эту силу.

Так что санкции против России и кошмарная война против Украины - это что-то, что заставляет Китай пытаться хеджировать свои риски. А риски есть. Из-за-войны и из-за того, что Китай сохраняет отношения с Россией, у него портятся отношения с Западом. Это не единственная причина, но, тем не менее, она довольно важная. Китаю надо показать, что он вроде как и не с Путиным, а с другой стороны - использовать все эти плюшки, которые плывут к нему в руки по сниженным ценам. И Китай этим довольно умело пользуется. 

- Мы говорим о зависимости экономической. А есть ли зависимость политическая? Если да, то в чем она проявляется? 

- Мне кажется, что в дальнейшем, по мере того, как у России 50% товарооборота или больше будет завязано на Китай, а других альтернатив не будет, потому что отношения с Евросоюзом быстро не восстановятся или не восстановятся вообще, поскольку ЕС через несколько лет полностью избавится от зависимости от российского сырья, перестроится и не будет восстанавливать отношения, пока Россия не примириться с Украиной на украинских условиях, это весьма вероятно. 

Если весь поток внешней выручки - мы же вряд ли думаем, что Россия через пять лет станет самодостаточной экономикой с опорой на собственные инновации и огромный внутренний рынок, а не сырьевым придатком каких-то других держав - будет контролироваться Китаем, то Пекин сможет диктовать какие-то политические условия. Ну, например: Китай хочет иметь в Арктике военную базу и, вообще, быть более представленным в этом регионе. 

Арктической территории у него нет, но он может сказать Путину: давайте сделаем совместную базу, где будут стоять китайские корабли, но с полным уважением к вашему суверенитету. Или, например, вот вы продаете оружие и нашим недругам в Индии и Вьетнаме. А зачем вы это делаете? Вы разве не знаете, что это плохие страны, которые не дружат с Китаем? А давайте-ка вы это быстро сворачивайте. 

И, скорее всего, если через несколько лет в руках у Си Цзиньпина будет мощный рычаг: ну, допустим, 70% выручки "Роснефти", и он в любой момент сможет этот кран перекрыть, то Кремль будет выполнять то, что ему скажет Пекин. Другое дело, что Китай это будет делать внешне очень уважительно. Всякие жесткие слова будут шептать исключительно на ухо, а для внешнего мира он будет старательно и успешно массировать великодержавное эго россиян. 

- Вы говорите, что есть определенные риски в продолжении взаимодействия с Россией. Но ведь в то же время, например, президент Турции Эрдоган отлично торгует своей позицией некоего посредника, переговорщика. И очень активно продвигает себя именно как человека, который может и до Путина что-то донести, и до Запада. Почему Китай не выбирает для себя такой путь? 

- Эрдоган действительно находится в уникальной позиции. Турция, с одной стороны, член НАТО, и у Эрдогана неплохие личные отношения и с Зеленским, и с Украиной. Стоит напомнить, что турецко-украинские отношения довольно давние, включая особую позицию Эрдогана по Крыму. С другой стороны, он незаменимый партнер для Путина на Ближнем Востоке и в Северной Африке. Эта гибкость и умение играть одновременно на нескольких досках отличает турецкую внешнюю политику вообще и, конечно же, при Эрдогане. 

У Китая таких навыков нет. Например, Китай пытался посредничать по Северной Корее, предоставляя некую логистическую площадку в Пекине для шестисторонних переговоров, но посредником хорошим он быть не смог. К югу от Китая, к примеру, есть Мьянма, в которой демократическое правительство во главе с Нобелевским лауреатом Аун Сан Су Джи совершало геноцид в отношении рохинджа, а потом сменилось военной хунтой. И тут Китай вообще ничего не смог сделать с точки зрения посредничества. 

У Китая по-прежнему очень осторожная дипломатия, которая зациклена на себе, и в сложные посреднические игры, в которые умеет играть Эрдоган, китайцы не играют вообще. От них можно ожидать, что они иногда будут звонить Путину и говорить: "Ой, Владимир Владимирович, мы же сказали, что использовать ядерное оружие это плохо. Вот вы, пожалуйста, даже не думайте в эту сторону". И потом Пекин будет рассказывать Байдену, Шольцу (Olaf Scholz), Макрону и другим западным лидерам, что вот, дескать, они тоже вносят свою лепту в то, чтобы конфликт в Украине не эскалировался до ядерного.

Авторы: Татьяна Фельгенгауэр, Александр Плющев

Источник - https://p.dw.com/p/4Jk4p