Tюрьмa и мир Донбасса. В колониях и СИЗО Донбасса находятся около 10 тысяч заключенных, брошенных на произвол военного времени.

Tюрьмa и мир Донбасса 

В колониях и СИЗО Донбасса находятся около 10 тысяч заключенных, брошенных на произвол военного времени. Это неофициальная статистика – точные цифры сказать не может никто. Зеки фактически предоставлены сами себе: страна, приговорившая их к наказанию, теперь не контролирует территорию, нынешним властям которой они тоже не нужны. Репортаж из-за колючей проволоки у линии фронта

Сообщение с ленты новостей: «Колонию строгого режима в Чернухино самовольно оставила группа заключенных. Об этом говорится в отчете мониторинговой миссии ОБСЕ. Причина побега — попытка спастись от регулярных артиллерийских обстрелов».

Сообщение с ленты новостей спустя три дня: «В колонию строгого режима в Чернухино самовольно вернулась группа заключенных. Об этом говорится в отчете мониторинговой миссии ОБСЕ. Причина возвращения – попытка спастись от регулярных обстрелов».

Смеяться над этими гримасами войны можно до тех пор, пока не узнаешь подробностей происходящего.

Побег из тюрьмы в тюрьму

- Стой! Кто такие?

- Зеки. Мы из колонии сбежали.

- И куда вы идете?

- В тюрьму.

Осужденный Виталик от души хохочет, пересказывая этот диалог с украинскими нацгвардейцами. Мы общаемся с ним в Артемовском СИЗО. Сюда на время поместили 23 заключенных, самостоятельно эвакуировавшихся из чернухинской колонии, оказавшейся в дебальцевском котле.

– Тут над нами тоже все смеялись, – говорит Виталик. – Побег из тюрьмы в тюрьму. Ни разу такого не было. Наверное, мы еврозэки.

Судьба как будто решила поиграть с этой колонией в театр абсурда. Но лишь для немногих участников этой истории все закончилось хэпи-эндом.

Туда нельзя, сюда нельзя, никуда нельзя

Серое осеннее небо. Серые здания чернухинской тюрьмы. Серый забор КПП. Белая машина с надписью ОБСЕ. Раскаты артиллерийских залпов слышны совсем рядом. Засов лязгает, из ворот выходит смотрящий зоны. Он подходит к вышеупомянутому автомобилю, садится и уезжает в неизвестном направлении.

- Мне эту историю рассказали люди, которые видели все своими глазами, - утверждает волонтер Виктория Дмитренко, она помогает  заключенным. – Выходит, что блатные уехали еще осенью. За ними небольшими группами стали бежать и остальные. Но подавляющее большинство терпели до последнего – пока снаряды не начали прилетать на территорию самой колонии.

Местные милиционеры поначалу реагировали на эти вынужденные побеги традиционно: вор должен сидеть в тюрьме. Один из беглецов, бывший житель Крыма, угнал в поселке старенькие «Жигули», но доехал лишь до украинского блокпоста. Там его сняли, вернули в колонию, поместили в штрафной изолятор и пообещали добавить срок за побег.

- Другой заключенный, с которым я поддерживаю связь, исчез на две недели, - рассказывает Вика. – Когда появился, рассказал, что дошел до блокпоста, и там у него в телефоне увидели флаг Новороссии. Солдаты бросили его в яму, два дня в ней продержали, били, и, наконец, вывезли обратно в Чернухино. После этого случая остальные парни решили  бежать в сторону ополчения.

-  Но тех, кто пошел в сторону ЛНР, тоже вернули – на этот раз ополченцы, - рассказывает заключенный Сергей. – Можно было еще пойти к блокпосту, где стояли казаки. Но о них мало хорошего рассказывали. Нашего брата там встречали словами: «Пошли с нами воевать!» Тех, кто не нравился – кидали в подвал на день, на два, одного на неделю бросили. Короче, все как в том анекдоте: направо пойдешь — зды получишь, налево пойдешь — зды получишь. Но и на месте оставаться нельзя — а то прямо здесь зды получишь.

Мир в тюрьме, война на воле

Тем временем в колониях на территории ЛНР было тоже несладко. Мой следующий собеседник отбывал наказание в одной из колоний Луганской области, в конце прошлого года освободился, сейчас живет в Киеве.

– Сидим как-то на лавочке во дворе для прогулок, время позднее, и тут над головой снаряды «вшью», «вшью», «вшью», – рассказывает Олег. – Все ломанулись – кто в подвал, кто в барак, а я замер, на меня столбняк напал. Потом опомнился, побежал, слышу, смеются надо мной: «Шо? Позднее зажигание? Обстрел-то уже закончился».

– А почему вашу колонию накрыло артиллерией?

– Да потому что под нашим забором стоял «Град» и стрелял в направлении Нацгвардии. Оттуда в ответ мины летят. Вскоре это «вшью», «вшью», «вшью» вообще за положняк стало. Порой сидишь, любуешься, если не боишься.  Но в основном в бараках все пережидали. Обошлось, слава Богу, без жертв. Три ракеты возле нашей зоны упали, но не взорвались, торчали пучком из земли.

- Не думал о побеге?

- Думали, конечно. Мы ведь все-таки к тюрьме приговорены, а не к смертной казни. Пробили дорогу, куда бежать. Собирались в сторону границы. Своих планов мы от начальства даже не скрывали. Маршрут нам рассказали свои же менты. Ну, как «свои»? «Черные менты», которые за пачку сигарет, за 10 рублей расскажут тебе что угодно. Или, если надо, продукты принесут. Я там 8 месяцев одно и тоже ел. Кукуруза, кабачки и ячка. Поперек горла такая еда. И когда невмоготу стало, попросил мента: «Принеси картошечки, я тебе на телефон копеечку скину». Принес. Еще и две луковицы добавил.

Олег утверждает, что общая беда сблизила заключенных, свела к минимуму те «социальные различия», которые есть в любой зоне. Даже титулованные зэки стали порой вести себя как коты леопольды.

– Начали друг к другу относится по-братски, невзирая на то, кто ты: блатной, козел, мужик, петух. Масти остались, конечно: с петухом пить чифир из одной чашки по-прежнему западло, но теперь ты с ним хотя бы общаешься как с человеком. Раньше готовы были друг друга сожрать, а сейчас даже блатные не мурчат, не грубят. Спрашивают, кому что нужно. Уголь мы все вместе покупали. Смотрящий выходит на собрании, говорит: «Зима наступает. Давайте, мужики, кто сколько может. Либо деньгами, либо пополняхами – без разницы».

Чем сильнее раскручивалась спираль войны, тем более явным становился умопомрачительный парадокс: это там, на воле творится безумие и насилие, это там люди забыли законы морали и утратили человеческие инстинкты. А здесь, в колонии строгого режима — едва ли не последний оплот гуманизма. Здесь воры, грабители, насильники и неплательщики налогов если и теряют разум, то лишь когда в эту тихую обитель вторгается извне грубый мир свободных людей. С его пропагандой, политической борьбой и обоюдной ненавистью.

– У нас тут тоже бывают разговоры о политике, - рассказывает мне по телефону Иван, заключенный одной из горловских колоний. – Вроде все нормальные люди, но как посмотрят новости… На зеков Киселев действует как Кашпировский! Все становятся возбужденными, кричат: «Пойдем на Киев!» Я тут пытаюсь заниматься просветительской работой. И ты знаешь, многие только на зоне впервые увидели карту Украины. Говорят: «Ого! Мы думали, что Донбасс большую часть страны занимает, а оказывается – нет». А вообще, тут мало людей, которые тверды в своей позиции. Основная масса – свадьба в Малиновке. А вот администрация лютует. Допустим, раньше у меня находили телефон – составляли бумаги, законным образом помещали в штрафной изолятор. А сейчас достаточно кому-нибудь сказать: «У него есть телефон, он звонит бандеровцам» – и человек может потерять пару ребер. Недавно мы поздно вечером хотели посмотреть матч «Шахтера». Вырубили свет. Мы потребовали его включить. В итоге объявили, что зэки подняли бунт, подъехали ополченцы, начали стрелять, класть нас на пол, бить. После этого многие боятся слово лишнее сказать.

– Да, у нас, по сравнению с другими зонами, еще неплохо было, - признается Олег, сидевший в ЛНР, а теперь живущий в Киеве. – Ополченцы к нам тоже приходили, сделали проверку: порядок, непорядок. Такие рослые здоровые качки. Но вели себя вежливо, все баяном, все культурно. Говорили: «Надо сделать новый указ, чтобы всем смягчить статьи». И действительно начали освобождать. В колонии было 1500 человек, а когда я освобождался в декабре, там оставалось примерно 500.

Олег о чем-то задумывается, а потом сам угадывает мой вопрос.

– Ты про армию, наверное, знать хочешь? В армию забирали только тех, кто сам соглашался. Разговор был такой: «Пиши заявление, мы тебя освобождаем». Мне предложили, я отказался. Эта война братоубийственная, зачем мне руки в крови марать?

Беги — не хочу

- У зэков очень развито чувство самосохранения, - психолог и волонтер Яна Баранова объясняет, почему осужденные не торопились выходить из-за колючей проволоки, даже когда начальство стало смотреть на побеги сквозь пальцы. – Они понимают, что за пределами колонии – угрозы со всех сторон, а здесь — какая-никакая крепость. Плюс тут очень плохо, но все-таки тебя кормят, а там...

Еще одна важная причина для того, чтобы оставаться в неволе: здесь, в тюрьме, по крайней мере, понятно, кто ты. Зэк — он и есть зэк, на осужденного воюющие стороны смотрят, как на преступника, но не врага. Зэка не расстреляют по подозрению в содействии «сепарам» или «укропам». Зэка не призовут в армию и не заставят убивать. Но стоит только выйти за ворота колонии — и ты попадаешь в этот сумасшедший замес. На каждом блокпосту начинаются подозрения, допросы, одно неверное слово или даже взгляд может стать роковым.

– Вот, был у нас такой Витя, из блатных. Освободился, сел в такси и поехал домой, – рассказывает Олег. – Его остановили на блокпосту, он вышел мурчать с четками. Портмоне открывает – куча денег. Хотел заплатить, чтоб отстали. Но тут подъезжает автобус с ополчением. А в ополчении в основном кто? Менты и козлы – те, кто освободился. И они на блатных отрываются. Закрыли Витю в подвал. Он весь в наколках, так у него звезды ножами посрезали. Поседел за месяц молодой пацан.

Но вскоре оставаться в дебальцевском котле стало настолько опасно, что даже повторить судьбу Вити было уже не так страшно, как находиться под постоянным обстрелом и играть с двумя воюющими артиллериями в рулетку: кто тебя убьет через минуту? Часть бараков осталась без стекол, а взять новых негде. Столовая разрушена. Из земли торчат неразорвавшиеся мины. Дыры в заборе, охрана массово увольняется.

- До тех пор громыхало где-то вдалеке, мы не сильно внимание на это обращали, думали, что пройдет мимо, – рассказывает еврозэк Виталик. – Но в январе мы наконец ощутили, что такое настоящая война. Сначала снаряды ложились где-то совсем рядом за стеной, потом стали прилетать прямо к нам, попадало в промзону, под обстрел попали бараки. Сам видел, как разлетались окна, летели осколки. Мы прятались в коридорах. У нас есть убежище, но до него 300 метров бежать, слишком опасно.

- Тяжелораненые были?

-  Только поросята, - с загадочной улыбкой говорит Сергей.

- Выжили?

– Нет. В котел отправили.

– Кстати, война войной, а кормили нас хорошо, – вспоминает Игорь, еще один заключенный из Чернухино. – Три раза в день – как положено. А вот электричество пропало в декабре. Сначала на время, а после Нового года — на совсем. Так и жили — при свечах.

Волонтер Вика рассказывает, что к концу января в колонии осталось только два сотрудника, остальные разъехались в более безопасные места. Заключенные свободно выходили на волю за дровами, продуктами, иногда приходилось пережидать обстрел в поселке – в подвалах мирных жителей, вместе с женщинами и детьми. Их не только никто не боялся, им порой завидовали. Местным часто было еще хуже: нечего есть, негде жить. Зэки помогали им латать крыши, а однажды сердце дрогнуло – они вскрыли общак, там были консервы всякие, килька, тушенка. Отдали его селянам. Судьи, которые когда-то читали им приговор, наверное, сильно бы удивились, если бы в тот момент им кто-нибудь сказал, что грабители-рецидивисты будут делиться последним, а воры-домушники по собственной воле станут бесплатно чинить чужие дома. 

С вещами на выход

- Мы до последнего ждали, что нас отсюда куда-нибудь вывезут, – продолжает Игорь из Чернухино. – Каждый день надеялись, что будет эвакуация. Потом, по ходу, надежда умерла.

В Государственной пенитенциарной службе Украины уверяют, что еще с ноября они пытались организовать эвакуацию прифронтовых колоний.

- Мы провели ряд встреч с Нацгвардией, СБУ, МЧС, Красным Крестом, – рассказывает начальник отдела взаимодействия со СМИ Госпенитенциарной службы Екатерина Денисюк. – Проработали все вопросы. Достигли договоренностей. Из колонии в Енакиево мы смогли вывести более 20 человек. Но ситуация на фронте обострилась. Когда мы выехали из Дебальцево в направлении Чернухино, нашу колонну обстреляли, был разбит спецавтомобиль. Пришлось от плана эвакуации отказаться.

Обстановка в те дни действительно была крайне тяжелой. Вот как описывал Чернухино харьковский волонтер и блогер Евгений Каплин:

«Часть поселка контролируется ВСУ, часть — ЛНР. Заехали легковушкой. В салон «Жигуля» набивается 7 человек. Еще два ребенка едут в багажнике. Бусом заехать невозможно, высока вероятность попасть под обстрел. Летает во все стороны. На проводах висят чьи-то вещи. В земле торчат не сработавшие ракеты и мины. В многоэтажках нет стекол. Каждый четвертый дом — выгоревший. Звонят. Просят вывезти стариков. Умоляют. Вынуждены отказывать. Сначала раненые. Потом мамочки и дети. Звонят заключенные. Просят вывезти и передать их в ближайший отдел МВД. Отказываю. Не имею морального права высадить раненых мамочек и взять в машину заключенных».

- Когда стало ясно, что эвакуации не будет, сотрудник колонии сказал: «Ладно, ребята…» и открыл КПП, - вспоминает еврозэк Виталик.

Но даже после этого большая часть заключенных продолжала оставаться за решеткой.

- А куда идти? Военные бы разбирались, кто идет? Х… знает кто идет! И «бах!» «бах!». А не дай Бог меня бы расстреляли? Это ж такое дело, - говорит Игорь.

Часть осужденных все-таки решилась на побег. По полям, в обход блокпостов. Обмотались белыми простынями. Но так никуда и не дошли – погибли, то ли попав под снаряды, то ли напоровшись на мины.

- Я почему не спешил уходить? Смотрел, что дальше будет. Но в какой-то момент открыл глаза, а в колонии никого нет. Все давно ушли. Че мне там сидеть? Охранять кого-то? Развернулся и пошел, - вспоминает осужденный Игорь.

– Выходили мы через заборы, - смеется Виталик. – Там такие дырки уже были, что можно машиной грузиться и уезжать. Рядом с бетонными плитами в земле торчали мины не разорвавшиеся. Дошли до поселка, спросили дорогу до Нацгвардии. Бабушка нас перекрестила: «Хлопцы, дай Бог, чтобы вы дошли». Ну, а как мы там на посту нацгвардейцев насмешили, я уже рассказал.

В Артемовском СИЗО сейчас находятся 23 заключенных из Чернухино. Волонтеры говорят, что в сторону Украины ушло еще как минимум полтора десятка человек. Они дошли до Дебальцево, прятались в подвалах, просили их вывезти. Потом связь оборвалась, их дальнейшая судьба не известна. Также не известно, сколько человек погибло в дороге, добралось до дома или осело в отрядах казаков.

- Я для себя решил: смысла нет бежать в сторону ЛНР/ДНР. Лучше я пойду на Украину, досижу срок, чем потом буду всю жизнь прятаться по кустам. У нас тут все такого же мнения. Мы понимаем, что беглых зэков будет ловить любая власть, хоть та, хоть эта, – рассуждают новоселы артемовской колонии.

- А мне вообще без разницы, где досидеть, - говорит Игорь. – Я не хочу бегать, манию преследования ловить, я этого уже нахлебался, когда был в розыске. А закончится срок – может и война закончится.

 А как же остальные — те, кто остался в чернухинской колонии? А никак. Сидели дальше, пережидали бои, прятались от бомбежек по коридорам и подвалам. В какой-то момент к ним на зону стали приходить местные жители - прятаться в убежище. Сказали бы им пару лет назад, что добровольно побегут в тюрьму — не поверили бы.

- Мне рассказывали, что в то убежище в конце концов прилетел снаряд, прямое попадание. Только воронка и осталась. Сколько людей погибло – никто сказать не может, - рассказывает волонтер Вика. – А когда Чернухино захватили, в колонию зашли казаки. У них тут же возникло подозрение, что это не заключенные, а Нацгвардия, переодетая в гражданское. Зэки им говорят: «Да посмотрите на нас. Какие мы добровольцы? У нас же на лицах все написано. Мы не один год тут сидим». Но ничего не докажешь. Долго держали в особых отделах. Потом предложили воевать. Практически все отказались, и тогда осужденных перевезли в колонию в Перевальске. Живут там впроголодь. Многие с ранениями, жалуются на то, что кожа чернеет в местах, где засели осколки. Но медпомощи не допросишься.

Человек без ручки

Полгода назад на территории Украины, не подконтрольной официальным властям, отбывали наказание порядка 15 тысяч заключенных. С тех пор их число уменьшилось на треть. Одни освободились, другие бежали, третьих эвакуировали, четвертых убили, кто-то пошел воевать.

– Воюют процентов 15, даже меньше, - говорит, экс-глава Государственной пенитенциарной службы Украины Сергей Старенький. - Остальные находятся в колониях, живут там впроголодь. Централизованные поставки продуктов прекратились в январе. Еду привозят волонтеры, родственники, сотрудники Красного Креста. Есть проблема с медикаментами. Летом был сделан большой запас лекарств, но не факт, что его не разворовали. Недавно на территориях ЛНР и ДНР было создано собственное управление исполнения наказаний. У меня есть с этими людьми рабочие контакты. Они говорят, что готовы отдать заключенных. Признаются, что для них они как чемодан без ручки. Их нужно кормить, поить, охранять, а есть дела поважней. Но с украинской стороны никто не хочет решать этот вопрос. Если военнопленных пытаются обменивать, забирать, то с заключенными дело стоит на мертвой точке. На мой взгляд, это отсутствие позиции минюста, прокуратуры, страны.

Зато бесхозными преступниками живо интересуются жертвы их преступлений. Один из случаев самосуда зафиксировали волонтеры общественной организации «Золотой Век Украины». Инцидент произошел в прошлом году в Енакиевской исправительной колонии №52.

- Там сидели 118 пожизненно осужденных, – рассказывает президент организации Яна Баранова. – Колония долгое время находилась на нейтральной территории. Был даже момент, когда спальни осужденных находились на Украине, а столовая принадлежала ДНР. Потом все стало принадлежать «республикам». И в самом начале этой вакханалии нескольких пожизненников забрали.

- Когда мы узнали об этом случае, сперва решили, что зеков друзья вытащили, - рассказывает Сергей Старенький. – Стали разбираться:  оказалось, что эти двое заключенных – «обиженные», на тюремном жаргоне – люди самой низшей касты. Если бы хотели освободить кого-то для войны, взяли бы людей более подготовленных. К тому же сотрудники колонии, которые наблюдали как этих людей «освобождали», утверждают что с них даже наручники не сняли, побросали в багажники автомобилей и увезли. Скорее всего, родственники их жертв решили расправиться с обидчиками. Их ведь судили за изнасилование с летальным исходом. По нашей информации, этих зэков потом вывезли в глухое место, привязали к БТРам и разорвали на куски.