Таджикистан: Война или диктатура. Чем для таджиков закончится правление Эмомали Рахмона

Таджикистан: Война или диктатура. Чем для таджиков закончится правление Эмомали Рахмона 

В Таджикистане завершается борьба власти против Партии исламского возрождения (ПИВТ) – ведущей оппозиционной силы.

Официальный Душанбе может праздновать победу: почти все руководство ПИВТ арестовано (за исключением ее лидера Мухиддина Кабири, успевшего покинуть страну), деятельность партии официально запрещена решением Верховного суда, который обвинил ее в подготовке переворота и объявил террористической организацией. Впрочем, вопрос о том, поможет ли это власти укрепить свои позиции, остается открытым. Гораздо более серьезной угрозой для нее могут стать, к примеру, подпольные радикальные группировки, одной из альтернатив которым как раз и была запрещенная партия.

Добившись запрета ПИВТ, таджикские власти продемонстрировали готовность идти по пути соседей по региону – Узбекистана и Туркмении, где политическая оппозиция давно уже «зачищена». Некоторые уже заговорили о том, что в Таджикистане формируется фактически однопартийная система. На ситуацию в республике регулярно жалуются правозащитники, но местной власти, как и руководству других стран Центральной Азии со схожим политическим режимом, эти жалобы практически не мешают.

Таджикистан является объектом критики со стороны Запада (в отчете Госдепартамента США он назван авторитарным государством, в котором отсутствуют свободные выборы, практикуются репрессии и пытки). Однако формально легитимность власти Эмомали Рахмона на международном уровне не оспаривается. Вдобавок сами власти Таджикистана во внешней политике склоняются в сторону России. А от Москвы упреков в авторитарных тенденциях в адрес Душанбе едва ли стоит ожидать.

В Таджикистане, правда, пока еще остается светская оппозиция (к примеру, Социал-демократическая партия), однако ее влияние меньше того, которым располагала исламская партия. Если вдруг власть решит разобраться с оставшимися оппозиционерами, сделать это ей, наверное, будет проще.

Показательной стала история с бывшим министром и предпринимателем Зайдом Саидовым. Весной 2013 года он объявил о намерении создать партию для «построения светлого будущего Таджикистана». Вскоре после этого Саидов был арестован, обвинен в целом ряде преступлений, включая многоженство и мошенничество. Его имущество было арестовано, а самого бизнесмена в итоге приговорили к 26 годам тюрьмы. По одной из версий, злоключения Саидова стали следствием того, что власть увидела в нем потенциального «единого кандидата от оппозиции» на предстоящих выборах президента. И приняла меры.

Сходство с узбекской моделью Таджикистану обеспечивает и наличие, по сути, бессменного лидера

Еще один пример – история с экс-премьером Таджикистана Абдумаликом Абдулладжановым, бывшим соперником Рахмона на президентских выборах. Он покинул страну еще в 1990-е годы, позднее был заочно обвинен в связях с мятежным полковником Махмудом Худойбердыевым. Осенью 2012 года бывший премьер, обосновавшийся в США, дал интервью таджикской службе «Радио Свобода», в котором заявил, в частности, что президентские выборы 1994 года выиграл именно он, а также сообщил, что занимается «определенной политической деятельностью» и контактирует с некими влиятельными организациями. Некоторые расценили это как намек на его возможное возвращение в таджикскую политику, однако проверить эту версию не удалось. Вскоре после интервью Абдулладжанова задержали в аэропорту Киева по запросу таджикских властей. Бывшему премьеру удалось избежать экстрадиции, но после освобождения, как стало известно из неофициальных источников, он заявил, что не собирается вмешиваться в политические процессы на родине и «уходит на покой».

Сходство с узбекской моделью Таджикистану обеспечивает и наличие, по сути, бессменного лидера. Эмомали Рахмон избирался президентом уже четыре раза, хотя Конституция республики разрешает не больше двух. Добиться этого позволили манипуляции с законодательством: в 1999 году длительность президентского срока была увеличена до семи лет, а переизбрания запрещены, позднее, в 2003 году, норму о двух разрешенных сроках вернули. Все это дало властям повод считать, что предыдущие президентские сроки Рахмона как бы обнулились (поскольку тогда он избирался при других правовых нормах), так что его третий срок (с 2006 года) стал как бы первым, а четвертый (в 2013) – как бы вторым. Схема довольно проста и до сих пор позволяла Рахмону оставаться официально признанным – в том числе и на международном уровне – президентом.

Эмомали Рахмон, как и другие лидеры стран ЦА, имеет полуофициальный титул – Джаноби Оли (Его Превосходительство), а может получить еще и звание лидера нации (с такой инициативой недавно выступили местные ученые). В стране при этом пытаются продвигать идеологическую концепцию «справедливого шаха», а местное духовенство предостерегает верующих от «агитации против власти».

Между тем зачистка политического поля в Таджикистане еще не гарантирует власти относительно спокойной жизни. Ее способность контролировать ситуацию в стране за последние годы не раз ставилась под вопрос, когда ей приходилось подавлять мятежи вооруженных группировок, возглавляемых бывшими силовиками. Речь идет о людях, имеющих опыт военных действий и доступ к оружию (только при разоружении боевиков в Горно-Бадахшанской автономной области в 2012 году были изъяты сотни единиц оружия, включая даже зенитную установку).

Партия исламского возрождения существовала с начала 1990-х годов. Ее основатель – религиозный лидер Саид Абдулло Нури – выступал за создание в Таджикистане исламского государства. Во время гражданской войны 1990-х годов ПИВТ вошла в состав Объединенной таджикской оппозиции (ОТО) – сторонников исламизации страны, которым противостоял Народный фронт, поддержавший президента Эмомали Рахмона.

Ни одной из сторон тогда не удалось добиться полной победы. Были подписаны мирные соглашения, по которым оппозиция получила должности в органах власти, деятельность исламской партии была официально разрешена. Позднее, однако, бывших сторонников ОТО стали постепенно выдавливать из органов власти, что касается ПИВТ, то ее президент Таджикистана уже в начале 2000-х годов обвинил в пропаганде экстремизма. Давление на партию усилилось в 2014 году, после смены власти на Украине, которая оживила опасения по поводу «цветных революций» во властных структурах на пространстве бывшего СССР. Последней каплей стали обвинения в связях с мятежным генералом Абдухалимом Назарзодой: власти заявили, что он согласовывал свои действия с Мухиддином Кабири, а на мятеж якобы были выделены деньги из-за рубежа.

Правда, даже после ликвидации исламской партии ее сторонники – численность только непосредственных членов ПИВТ оценивалась примерно в 45 тысяч человек – никуда не денутся. Часть их, как предполагается, уйдет в подполье. Более того, радикальное крыло в самой партии, по словам таджикского религиоведа Фаридуна Ходизоды, давно было к этому готово: «Радикальные члены партии мечтали, чтобы ПИВТ распалась, и они, мотивируя разочарованностью партией, примкнут к радикальным исламским группам».

В Таджикистане память о гражданской войне, конечно, играет сдерживающую роль, но влияние этого фактора не беспредельно

До последнего времени существование исламской партии, формально дистанцировавшейся от экстремизма и заявлявшей о готовности «уступить ради мира и стабильности» (некоторые даже обвиняли ее в соглашательстве с властью), сдерживало влияние радикальных исламистов в Таджикистане. Однако теперь они вполне могут занять ее место. И от восприимчивости к их лозунгам, как показала история командира ОМОНа Гулмурода Халимова, уехавшего воевать на стороне ИГИЛ (по некоторым данным, в сопровождении сослуживцев), не застрахованы даже представители силовых структур.

Вдобавок потенциальным фактором дестабилизации остается экономическая ситуация. Таджикистан, если руководствоваться оценками МВФ с расчетами ВВП на душу населения, является беднейшей из постсоветских стран. По данным Статкомитета СНГ за 2014 год, среднемесячная номинальная зарплата там стала наименьшей среди стран Содружества: в пересчете на российские рубли она составила 6,7 тысячи, меньше, чем в Киргизии (8,7 тысячи) и Молдавии (11 тысяч). Уровень бедности составляет около 30%, при этом, как следует из отчета ПРООН, во многом она сдерживается средствами, которые присылают трудовые мигранты.

Недовольство людей может быть использовано теми, кто пожелает добиться смены власти. В Таджикистане память о гражданской войне, конечно, играет сдерживающую роль, но влияние этого фактора не беспредельно. «Основные угрозы дестабилизации странам Центральной Азии находятся внутри самих стран, это коррупция, бедность, безработица, плохое управление, непотизм, экология, – констатирует эксперт по странам ЦА Аркадий Дубнов. – И если идеологи ИГИЛ смогут предложить или, если хотите, навязать… альтернативу исламского счастья в виде всемирного халифата… то всякое может случиться».