Русская православная церковь в России вступает в полосу демократического транзита

Содержание
[-]

Диссиденты и коучи

Церковь довольно часто воспринимают в качестве политической партии, профсоюза или даже своеобразного министерства духовных дел. Однако, по существу, большая общенациональная церковь, такая как РПЦ, является ни на что не похожим институтом.

Вертикаль власти в ее структуре есть, но далеко не для всех, а оценить, прислушивается ли значительная часть верующих к призывам своего патриарха, как католики к каждому слову папы Римского, почти невозможно (тем более этого никто и не требует). Членом церкви можно быть на самых разных уровнях, к примеру, уволить священника можно, но частью РПЦ как прихожанин он остается, а верующий, не согласный с кем-либо из духовенства, может уйти в другой приход. Специфическая самоорганизация церкви уже предполагает многообразие партийных позиций, что последние годы подчеркивают официальные лица РПЦ, и возможности демократического поведения.

В советский период, когда не было свободы и многие элементы церковной жизни просто отсутствовали, Московская патриархия была похожа на советское учреждение (в сфере управления она во многом была им). Именно поэтому диссиденты, критиковавшие РПЦ, находились в антагонизме с церковным начальством, а советская власть их жестко преследовала вплоть до конца 1980-х годов. Современная церковь радикально изменилась не потому, что вдруг иерархи стали добрее и демократичнее сами по себе (хотя и такие есть), а потому что появились те сферы религиозной жизни, которых ранее (до середины 1990-х годов) не было. С нулевых годов уже заметна общинно-приходская деятельность, неформальное социальное служение (то есть волонтерское с привлечением верующих и неверующих), новые модели миссии, которые поддерживают молодые священники и епископы. В соответствии с новым этапом развития российского православия поменялось отношение начальства к диссидентам, да и сами критики РПЦ явно стали другими.

Прежде всего интересны отличия критических выпадов в адрес церкви во времена СССР и сейчас. Безусловно, сохраняются общие для всех эпох и народов замечания – они касаются всевластия и произвола иерархии, ее обогащения и подчинения государственной власти. Вместе с тем если в брежневский период диссиденты предлагали проекты церковных реформ (как Борис Талантов в 1960-е годы), требовали соблюдения свободы совести, то в постсоветское время критики патриархии стали воспринимать ее более однозначно – как «империю зла». Такова была эволюция узника совести Глеба Якунина, бывшего священника РПЦ, лишенного сана за нарушение запрета на участие в политической деятельности, фанатично ненавидевшего патриархию, а также идеология «альтернативного православия», параллельных РПЦ юрисдикций, возникших в 1990-е годы. Даже многие более милосердные критики иерархии (публицист Сергей Чапнин, богослов Андрей Шишков) с безнадежностью смотрят на нынешнюю патриархию, якобы попавшую под влияние фундаменталистов. 

Если ранее диссиденты, раздражавшие и РПЦ, и Совет по делам религий, нелегально строили храмы, рукополагали священников (как епископ Ермоген (Голубев) или протоиерей Павел Адельгейм, попавший в лагерь за возведение храма и активную миссию), то сейчас вполне верующие критики церкви подвергают сомнению передачу любой недвижимости, строительство новых храмов и назначение все новых епископов, стараются поймать патриархию на использовании административного ресурса при получении общиной участков и на попытках давления на возмущенных, как часто было и в советское время, граждан. Целый ряд священников фактически осудили концепцию главного храма вооруженных сил, в основном из-за советской и милитаристской символики в нем, много было сомнений насчет выбора места для строительства храма Святых Новомучеников Российских на Рождественском бульваре (проект митрополита Тихона (Шевкунова), была масса критики в адрес проекта 200 храмов в Москве, но в целом эти и многие другие построенные церкви остаются недооцененными по достоинству произведениями искусства.

Если в советский период диссиденты писали письма о том, что священникам не дают работать с детьми и молодежью, что нет возможностей для широкой общественной миссии (такого рода тезисы изложены в открытом письме патриарху Алексию I, его написали Николай Эшлиман и Глеб Якунин в 1965 году, миссией де факто занимались и христианские кружки, где, к примеру, был Владимир Пореш и др.), то критика середины нулевых – это, наоборот, предупреждение о чрезмерном влиянии духовенства в школах и о недопустимости введения основ православной культуры в школах, теологии в вузах, капелланов в армии. В данном случае источником критики выступила большая часть либеральной и, как правило, православной интеллигенции, а также та часть россиян, которые номинально считают себя православными, но на самом деле их раздражает усиление церкви как института, а тем более влияние иерархов.

При столь причудливом и противоречивом стечении обстоятельств руководство РПЦ старается не отвергать никого и никому почти ничего не запрещать. К этому иерархию ведет логика существования национальной церкви для всех слоев общества и для всех идеологий, а не просто всеядность или неумелый менеджмент. С 2012 года, когда духовенство энергично влилось в российскую политическую жизнь, историй внутреннего диссидентства накопилось уже достаточно много. Однако за все это время по идеологическим мотивам был запрещен в служении только бывший схиигумен Сергий (Романов), высказывания которого были уже не только оскорбительны для патриарха, но и нарушали Уголовный кодекс. Схиархимандрита Иоанникия (Ефименко) из Ивановской области, которого по федеральным каналам провозгласили сектантом, так как он якобы удерживает женщин в монастыре и заставляет на себя работать, только предупредили о возможности лишения сана. В постсоветский период в РПЦ было множество таких духовников, которые фактически не признавали какого-либо контроля над собой, критиковали епископат за либерализм и экуменизм, но не переходили границы, не противопоставляли себя РПЦ. Это сделал только епископ Чукотский Диомид (Дзюбан), с консервативных позиций обвинявший патриархию в ереси, и в 2008 году был лишен сана. При этом архимандрит Петр (Кучер), духовник Боголюбского монастыря (умер в 2020 году), почитавший Ивана Грозного и Сталина, противник ИНН, чувствовал себя вполне хорошо внутри РПЦ.

Целый ряд недовольных позицией патриарха Кирилла священников, возможно, и испытывали проблемы в своих приходах, но сняли с себя сан прежде всего потому, что им скорее всего надоело служить, раз они не видят смысла в совершении богослужений (например, бывший наблюдателем на выборах Дмитрий Свердлов). Многие клирики занялись бизнесом, ушли в IT-индустрию, стали психотерапевтами и коучами, в том числе оппозиционно настроенными, как Федор Людоговский, уехавший за границу и сравнивший Алексея Навального с Христом, идущим на Голгофу. Однако участь нынешних диссидентов несравнима с судьбой советских критиков режима. Значительная часть священников, ставших блогерами или онлайн-тренерами, лишь косвенно связана с диссидентством. Они повторяют тезисы про церковь как бизнес-сообщество и про свое прежнее рабское и униженное состояние, но их положение сейчас больше похоже на «постпоповское бонвиванство» на фоне тяжелого труда рядового духовенства, работы у которого в ходе пандемии только прибавилось.

Главным медийным православным диссидентом, безусловно, остается Андрей Кураев, но и он вполне свободно может нелицеприятно отзываться о патриархе (он это делает начиная с 2012 года), так как за это не карают. В свое время протоиерей Всеволод Чаплин, даже несмотря на свои личные выпады в адрес главы РПЦ, все равно получил приход в центре столицы. Церковный суд над Кураевым стал своеобразным фарсом, так как сам протодиакон наполнил массмедиа подробностями своего процесса, ссылками на догматику и каноны Вселенских соборов, в которых журналисты и читатели вряд ли что-либо понимают. Но патриарх Кирилл, утвердив решение церковного суда, не стал лишать Кураева сана. Глава РПЦ не наказывает по идеологическим или политическим причинам, кроме того, патриарху приходится учитывать интеллектуальные заслуги протодьякона, его борьбу за моральную чистоту церкви, общественный резонанс вокруг этого дела и мнение ряда священников, выступивших против осуждения Кураева (протоиерей Георгий Митрофанов, игумен Петр Мещеринов и др.). Стоит отметить, что церковный суд как более или менее публичный и постоянно действующий институт в современной России был создан только при патриархе Кирилле. До него высшего церковного суда не было, дела решали де факто только епископы, о решениях, как правило, никто не знал.

Священники и миряне, открыто вставшие на сторону Навального, белорусской оппозиции, критикующие лично патриарха Кирилла (таких теперь много и в провинции), уже не воспринимаются как диссиденты. Во многом бывшие сотрудники патриархии или «батюшки-коучи» поднимают острые проблемы, говорят о беззакониях и моральных грехах высшего начальства. Они стали необходимой частью политического спектра церковной жизни, но недовольные патриархией интеллектуалы часто видят только то, что хотят видеть, лишь часть большого церковного корабля. По мере нарастания политической турбулентности в стране в РПЦ и вокруг нее будет возникать все больше партийных групп и движений как либералов, так и консерваторов. Эпоха коуч-диссидентства – это только предвестие политического ренессанса в российском православии. Этот ренессанс будут трактовать и уже трактуют как конец «эффективного менеджмента» патриарха Кирилла, хотя на самом деле это процесс демократического транзита постсоветской церкви, который он возглавил.

Автор Роман Лункин,  доктор политических наук, заместитель директора Института Европы РАН.

https://www.ng.ru/ideas/2021-04-12/7_8126_transit.html

***

Приложение. Переименование УПЦ (МП). Почему закон Украины до сих пор не заработал?

Церковь Московского патриархата имеет прекрасную возможность продемонстрировать украинскому обществу, что она действительно выступает за мир, убедив Владимира Путина прекратить войну против Украины и освободить оккупированные и аннексированы территории. Тогда и отпадет необходимость такого ненавистного УПЦ (МП) процесса переименования.

Буквально через несколько дней после исторического Объединительного собора, в результате которого возникла автокефальная Православная церковь Украины (ПЦУ), Верховная Рада VIII созыва приняла Закон № 2662-VIII об изменении названия религиозных организаций, руководящий центр которых расположен в стране-агрессоре. И хотя в самом законе не названа церковь Московского патриархата, там сразу восприняли это в свой адрес.

Закон был принят 20 декабря 2018 года, вступил в силу 26 декабря того же года. На дворе конец марта 2021-го, но проблемы, которые призван решить этот закон, до сих пор актуальны, а сам закон на практике так и не заработал. Разбираемся, почему так произошло.

Содержание закона

Сам закон не содержит конкретной привязки к какой-то из конфессий, однако вводит определенные принципы, по которым можно вычислить подчиненность религиозной организации в Украине российскому центру. Более того, акцент делается не на России, как таковой, а именно на стране-агрессоре. Это свидетельствует о том, что закон не является дискриминационным по религиозному или этническому признаку, однако направлен на защиту национальной безопасности и противодействие агрессору. В самом законе сформулировано три признака религиозной подчиненности.

  • Во-первых, если в уставе украинской организации есть упоминание о подчиненности иностранному центру.
  • Во-вторых, если в уставе иностранного религиозного центра есть упоминание о подчиненности организации в Украине.
  • В-третьих, если в уставе иностранного центра является упоминание, что представитель украинской организации входит в состав руководящего иностранного центра.

Если религиозная организация в Украине имеет хотя бы один из этих признаков, то она, согласно закону, должна изменить свое название. Украинская православная церковь (МП), которая заявляет о своем духовном единстве с Московским патриархатом, соответствует всем трем критериям. Если коротко, то по первому пункту - устав УПЦ, раздел I, пункт 5; по второму пункту - устав РПЦ, глава Х; по третьему пункту - устав РПЦ, глава V, пункты 1 и 4.

Это если коротко, но если в соответствии с заключительными и переходными положениями закона, то Минкульт должен бил провести религиоведческую экспертизу и определить религиозные организации, подпадающие под действие закона. И в министерстве провели такую религиоведческую экспертизу. Основательный и очень объемный документ более чем в 800 страниц был опубликован 26 января 2019 года в официальном издании «Урядовий кур’єр». Там был полный перечень всех религиозных организаций, которые подпадают под действие закона с соответствующим номером ЕГРПОУ и адресом, а это - более 12 000 юридических лиц.

Согласно закону, именно с этого момента - официального опубликования - и должен был начаться процесс переименования. Религиозным центрам, то есть епархиям, монастырям и синодальным управлениям дали 4 месяца на переименование, а обычным общинам - 9 месяцев. То есть дедлайн переименования для центров был 26 мая, а для приходов - 26 октября 2019 года. В случае отказа выполнить закон, уставы этих организаций утрачивают силу. Однако это не произошло.

Судебные обжалования

Сначала Закон решила обжаловать в Конституционном суде Украины группа депутатов из тогдашнего «Оппозиционного блока». Они 18 января 2019 года подали конституционное представление, которое суд принял. Однако дважды переносил рассмотрение дела. Последний раз дедлайн установили на 19 апреля 2019 года - за два дня до второго тура выборов президента Украины. И когда уже было понятно, что власть сменится, решили просто не рассматривать это дело и не назначать следующих дат рассмотрения. С тех пор закон фактически «подвис» в Конституционном суде. «Подвис», но не был признан неконституционным. То есть, фактически он остался действующим, но над ним дамокловым мечом и дальше висит возможное решение КСУ.

Этого для блокирования действия закона было явно недостаточно, и УПЦ (МП) подала свой иск в суд. В КСУ они обращаться не могли, а потому пошли в печально известный Окружной административный суд г. Киева (ОАСК). Суть иска - признать приказ Минкульта о проведении религиоведческой экспертизы незаконным. И это при том, что Верховная Рада именно законом обязала Минкульт это сделать. Но в ОАСК в этом не заметили никакой логического противоречия и открыли производство и провернули следующую схему.

Для того, чтобы в процессе рассмотрения религиозные организации УПЦ (МП) не утратили правомочность (скажем, если бы рассмотрение дела затянулось и вышло за дедлайн перерегистрации), то для них 22 апреля было принято решение об обеспечении иска, которым ОАСК запретил совершать любые действия по регистрации религиозных центров УПЦ (МП) (всего 266 юридических лиц - епархии и монастыри).

На практике это означает полный запрет вносить в ЕГР любые изменения относительно этих религиозных центров. Фактически, это полная заморозка и блокировка процесса переименования. Сделано это было на время рассмотрения дела, которое явно тоже тормозится. Последний раз ОАСК собирался по этому делу, согласно данным Единого государственного реестра судебных решений, 20 мая 2019 года. Тогда от Минкульта требовали всевозможных деталей и мелочей вроде: предоставьте письмо, что вы получили из реестра уставы УПЦ (МП), которые вы анализировали; предоставьте доказательства, что вы получили заверенную копию устава РПЦ (а он явно брался из интернета, поскольку есть в открытом доступе), а как вы проверяли его подлинность; а кто входил в экспертный совет, а какие у них регалии; а предоставьте точную дату и время обращения в «Урядовий кур’єр» с просьбой обнародовать экспертизу и все такое.

Можно было бы еще попросить предоставить выписку по потреблению электроэнергии для установления количества часов, затраченных на проведение экспертизы. Хотя, кажется, и это ОАСК тоже хотел получить, когда требовал предоставить информацию «о дате, времени начала и дате, времени окончания религиоведческой экспертизы». Короче говоря, забюрократизировали этот процесс по полной.

Однако, по данным моих источников в Минкульте, все необходимые документы и свидетельства по делу министерство предоставило. После этого суд больше не собирался на заседание. И это понятно. Ведь пока идет разбирательство - закон не выполняется. Признать приказ Минкульта об экспертизе, который прописан законом, противоправным и незаконным - все равно что отменить силу тяготения. Поэтому единственный вариант - затягивать с рассмотрением. Тем более, что мораторий на перерегистрацию действует исключительно на время рассмотрения дела в ОАСК и никоим образом "не подвязан» под КСУ.

Я более чем уверен, что все участники этой схемы - ОАСК и УПЦ (МП) - это понимали. Как выяснили журналисты, скандально известный глава ОАСК судья Вовк через два дня, после того, как фактически приостановили действие закона о переименовании, ездил то ли отчитываться, то ли брать благословение у митрополита Онуфрия.

Но эти «волчьи услуги» все равно не решили вопрос комплексно, ведь в решении ОАСК речь не идет о приходах. А именно они составляют львиную долю религиозных организаций (более 10 000 юридических лиц). О приходах или забыли, или не нашли способа решить вопрос. Но все местные религиозные общины УПЦ (МП), которые не изменили названия, фактически утратили силу своих уставов. Они теперь не могут совершать никаких действий, пока не приведут документы в соответствие с Законом. Это означает, что они не могут заключать сделки, подписывать документы, открывать счета в банках и тому подобное. Даже если они, грубо говоря, будут должны коммунальщикам за электроэнергию и им ее отрежут, то заново подключить ее уже не получится. Однако это в теории, а на местах бывает совсем другое, и чиновники из местных ОГА могут целиком и полностью закрывать глаза на это.

Что делать?

Что же делать, чтобы закон наконец заработал? Ну, во-первых, следует понимать, что закон уже действует в отношении местных общин, его никто не отменял, не блокировал, не обжаловал. Действует, но не факт, что выполняется. И ответственность за его выполнение исключительно на чиновниках из региональных ОГА.

Во-вторых,следует разделить дела в КСУ и ОАСК. Волокита в первом ни на что не влияет, ведь она не отменяет действие закона. Поэтому то, что в КСУ «висит» это дело, большой роли не играет. А вот затягивание в ОАСК как раз наоборот - держит на паузе исполнение закона. Фактически сейчас именно Окружной админсуд Киева блокирует закон о переименовании церкви. Более того, даже если сама УПЦ (МП) захочет изменить название, или, к примеру, назначить в какой-то из монастырей нового наместника, то сделать она это не сможет, поскольку ОАСК запретил любые изменения в реестр. И здесь фактически они сами себя переиграли, потому что рано или поздно наступит необходимость внесения изменений, а вот возможности уже не будет, и это заблокирует юридическую правомочность монастыря как юрлица. Во времена пандемии, когда летальные случаи происходят довольно часто, это еще более актуально.

Ну и напоследок. Ключ к глобальному решению вопроса о переименовании в руках именно УПЦ (МП). Дело в том, что в законе переименоваться должны те церкви, чей центр находится в стране-агрессоре, там нет привязки к России или Москве как таковой. Итак, когда Кремль прекратит гибридную войну против Украины, тогда и сама эта норма перестанет быть в силе. Церковь Московского патриархата имеет прекрасную возможность продемонстрировать украинскому обществу, что она действительно выступает за мир, убедив Владимира Путина прекратить войну против Украины и освободить оккупированные и аннексированы территории. Тогда и отпадет необходимость такого ненавистного УПЦ (МП) процесса переименования.

Автор Дмитрий Горевой, религиовед; опубликовано в издании Радио Свобода

http://argumentua.com/stati/pereimenovanie-upts-mp-pochemu-zakon-ukrainy-do-sikh-por-ne-zarabotal


Об авторе
[-]

Автор: Роман Лункин, Дмитрий Горевой

Источник: ng.ru

Добавил:   venjamin.tolstonog


Дата публикации: 19.04.2021. Просмотров: 43

zagluwka
advanced
Отправить
На главную
Beta