Россия — Китай: глобальный геополитический контекст двусторонних отношений

Содержание
[-]

Москва — Пекин: удастся ли сохранить глобальную стабильность?

Какой месседж миру адресуют Владимир Путин и Си Цзиньпин? 

3авершился государственный визит в Российскую Федерацию лидера КНР Си Цзиньпина, совмещающего три важнейших партийных и государственных поста — генерального секретаря ЦК КПК, председателя КНР и председателя Центрального военного совета КНР.

Подробные итоги визита и переговоров с российским президентом Владимиром Путиным еще ждут своего анализа. Пока же, по горячим следам, очевидно, что отношения двух стран значительно продвинулись по пути дальнейшего сближения, как и связи лидеров, которые в настоящий момент являются его главными гарантами.

На чем сейчас следует сосредоточиться — это на главном итоговом документе встречи двух лидеров — «Совместном заявлении Российской Федерации и Китайской Народной Республики о развитии отношений всеобъемлющего партнерства и стратегического взаимодействия, вступающих в новую эпоху». Ибо сам факт его принятия сторонами переводит отношения между ними в совершенно иную плоскость, чем ранее.

Одно дело — обмен мнениями в ходе переговоров, ни к чему во многих случаях не обязывающий, ибо «совпав» даже по 80−90% позиций, разногласия все равно остаются и, кроме того, каждая из сторон в таких случаях вправе толковать эти совпадения по-своему, что, по сути, обнуляет их ценность. И совсем другая ситуация, когда появляется письменный документ, в котором детально прописаны все аспекты двусторонних отношений, а также констатируется общее видение международной обстановки и глобальных тенденций.

Скажут: между Россией и КНР еще с 2001 года и так действует Договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве. Это все так, но не надо забывать, что договор заключался еще при Цзян Цзэмине, в другой международной обстановке, и с тех пор в Китае сменилось два поколения лидеров. Более того, в тот клинч, в котором обе стороны сегодня находятся с США и «коллективным Западом», первой вошла Россия, когда, отклонив унизительные предложения западных элит об интеграции «в Европу» по частям, Владимир Путин выступил со знаменитой мюнхенской речью.

Было это в том самом 2007 году, когда в Китае прошел XVII съезд КПК, по итогам которого уже следующей весной 2008 года Си Цзиньпин занял в руководстве страны позицию официального преемника, став заместителем председателя КНР Ху Цзиньтао. Потом, в марте 2010 года, состоялась памятная поездка нынешнего китайского лидера в Россию, Белоруссию и ряд скандинавских стран, в ходе которой значительную часть времени Си Цзиньпин провел в Подмосковье, где состоялся его обстоятельный обмен мнениями с Владимиром Путиным, занимавшим тогда пост премьер-министра.

Оба они уже тогда понимали, что со значительной степенью вероятности в 2012 году окажутся в своих странах на первых позициях, что и произошло, несмотря на то, что путь к власти Си Цзиньпина, как и возвращение к ней Владимира Путина, отнюдь не были усыпаны розами. Серьезное внутреннее сопротивление оказывалось в обеих странах, но оба лидера смогли его преодолеть.

Похоже, что многие направления предстоящего стратегического сближения обговаривались именно тогда, десятилетие назад, на дальних подступах к сегодняшней современности. И нынешние достижения — плоды именно тех договоренностей, с которых все и начиналось, ибо «с чистого листа» в политике, особенно на таком высочайшем уровне, ничего не происходит.

***

Сразу отметим, что наибольшее внимание в московском Совместном заявлении двух лидеров от 5 июня уделяется именно двусторонним политическим, экономическим и гуманитарным связям. Уровень детализации беспрецедентный. И по тексту складывается впечатление полной взаимной прозрачности. Что-то давно не припоминается подобных международных документов. Обычно в таких деталях прописываются внутренние планы, стратегии и программы.

«Отношения между Россией и Китаем являются устойчивыми и стабильными, не подвержены влиянию извне, обладают огромным внутренним потенциалом и имеют широкие перспективы развития», — читаем в самом начале первой статьи Совместного заявления. И понимаем, что здесь подчеркнут именно стратегический характер партнерства и его независимость от текущей конъюнктуры, а также отношений с «третьими странами», под которыми легко угадываются США.

Но почему в названии документа упоминается «новая эпоха»? Что это за эпоха, и почему она — именно новая? С одной стороны, формулировка китайская; еще в позапрошлогодних документах XIX съезда КПК, включая политический доклад Си Цзиньпина, говорилось о «социализме с китайской спецификой в новую эпоху», и с тех пор этот словесный оборот утвердился в политических документах КНР.

С другой стороны, как утверждают некоторые эксперты, намекающие на инсайдерскую информацию, проект документа был передан российской стороной Китаю, а не наоборот. И вроде бы именно поэтому был скорректирован первоначальный план визита, который должен был начаться не с Москвы, а прямо с Санкт-Петербурга, с участия Си Цзиньпина в Петербургском экономическом форуме.

В самом начале «узкоформатной» части переговоров со стороны китайского лидера прозвучало, причем не в первый раз, что сейчас происходят настолько кардинальные перемены, каких мир не видел последние сто лет. И что с Россией и Китаем связаны большие надежды не только народов наших двух стран, но и всего международного сообщества.

Уже приходилось упоминать, что ровно век назад, по окончании Первой мировой войны и Версальской конференции, выяснилось, что появившийся на ней миропорядок во главе с «мировым правительством» в лице Лиги Наций — мертворожденный, потому что из этой системы выпала Россия, в которой произошла Великая Октябрьская социалистическая революция.

Ухватившись за эту параллель, отмечаем, что и сегодня миропорядок, сформированный по итогам Холодной войны и распада СССР в виде американской гегемонии, тоже начинает давать трещину и рушиться. «Имперское перенапряжение» настигло США в зените их могущества, и в теряющей свою «исключительность» первой державе мира не находится «пророков» хотя бы уровня Бжезинского, предлагавшего трансформировать американское лидерство в создание «мирового центра совместной политической ответственности».

Курс Дональда Трампа обладает фундаментальным противоречием, которое никак не осознают в Вашингтоне. Америка, провозгласившая себя «снова великой», не хочет и не готова нести издержек своей «великости», а перекладывает их на всех вокруг. В том числе на партнеров, которые — их можно понять — никак не могут взять в толк, почему деньги на глобальное американское лидерство беспардонно, с помощью тарифных санкций вышибают из тех, над кем это лидерство осуществляется.

Именно в этом «новизна» нынешней эпохи, которая внешне проявляется в трещинах, которым пошел еще недавно казавшийся монолитом фундамент западного единства. Цепляясь за несоответствующую этой «новизне» модель глобального управления, западные элиты еще в 2004 году выступили за реформирование к 2020 году Совета Безопасности ООН. Чтобы путем популистских решений об увеличении количества его постоянных членов снять растущее международное недовольство американской гегемонией (Документ ООН A/59/565 [С. 110−112]).

Именно по этой «болевой точке» Запада в Совместном заявлении наносится мощный удар, когда говорится о необходимости «продолжать широкие демократические консультации и обсуждение по вопросу реформирования ООН и Совета Безопасности ООН с участием всех сторон».

При этом «не устанавливая искусственных временных рамок и не навязывая непроработанных проектов реформы». Дополнительно отметим, что с этой солидарной позицией Россия и Китай вместе выступают несколько лет, неизменно вписывая данный пункт в итоговые документы саммитов ШОС.

На фоне экономической детализации особенно выделяется вопрос валютно-финансового взаимодействия. «Обеспечить осуществление финансовыми регуляторами России и Китая действий, направленных на увеличение доли расчетов по внешнеторговым контрактам в национальных валютах», — читаем в документе.

И если большинство комментариев в СМИ ограничиваются здесь констатацией подрыва тем самым позиций доллара, то на самом деле все намного глубже. Речь не столько о судьбе валюты ФРС, сколько об отвязке от существующих институтов глобальной валютно-финансовой системы, в которую встроены центробанки.

Например, от Базельского клуба при Банке международных расчетов (БМР), в который они входят. Хотя очевидно, что реализация этого положения потребует смены нынешнего руководства ЦБ России. Кстати, в Китае это уже произошло, и у регулятора новый руководитель. Чжоу Сяочуаня, пришедшего на пост главы НБК в 2002 году, одновременно с Ху Цзиньтао, сменил И Ган, и причины этой рокировки более, чем прозрачны.

Упоминание влиятельными участниками системы международных отношений ШОС и БРИКС, а также их финансовых институтов, наряду с вовлечением в систему связей в АТР участников АСЕАН и других азиатских форумов, не оставляет сомнений в стремлении перехватить лидерство в глобальных институтах. Наглядно говорит об этом следующее положение итогового документа:

«Способствовать реформированию механизмов глобального управления, оказывать поддержку многосторонней торговой системе, содействовать продвижению обновленной и более справедливой сбалансированной и стабильной международной системы, которая предоставляла бы возможности для дальнейшего развития всех стран и народов».

И далее. «Российская сторона поддерживает инициативу «Один пояс, один путь». Китайская сторона поддерживает продвижение интеграционных процессов в рамках ЕАЭС. Стороны активизируют согласованные усилия по сопряжению формирования ЕАЭС и «Одного пояса, одного пути». Китайская сторона поддерживает инициативу формирования Большого Евразийского партнерства.

Стороны считают, что инициатива «Один пояс, один путь» и идея Большого Евразийского партнерства могут развиваться параллельно и скоординировано, будут способствовать развитию региональных объединений, двусторонним и многосторонним интеграционным процессам на благо народов Евразийского континента».

Это — квинтэссенция российско-китайской мир-системной альтернативы, изложенная на языке конкретных политических формулировок. И означает она, что чужаков, претендующих на глобальное доминирование, Москва и Пекин в Евразии не ждут и приложат все свои силы и влияние, чтобы объяснить это своим соседям по континенту.

Например, применительно к Корейскому полуострову положительные тенденции, нуждающиеся в поддержке, Москва и Пекин видят в расширении диалога Пхеньяна и Сеула и в нормализации отношений между Севером и Югом. Понятно, что это отнюдь не на руку «большому вашингтонскому брату» Южной Кореи, но зато в интересах разделенного корейского народа.

И еще. Новая модель глобального управления, упоминаемая Совместным заявлением, связывается с «сообществом единой судьбы человечества». Это тоже идеологема XIX съезда КПК, которая в его решениях тесно связана с социализмом с китайской спецификой. С точки зрения как теории, так и практики ее еще предстоит осмыслить.

Но в любом случае понятно, что зашифрованная здесь идея перехода к социалистической модели представляется весьма перспективной. Хотя бы потому, что таковая либо ставит крест на американском лидерстве, либо, давая старт формированию мир-системной ему альтернативы, переводит противостояние империалистическому глобализму в плоскость глобального двоевластия двух систем.

Документ одновременно делает дежурный реверанс в сторону «многополярности», но это скорее для того, чтобы избежать ненужных и некорректных исторических параллелей. Насколько это реально? Это дискуссионный вопрос, и пока, на данном этапе, очень многое в этой конструкции не уложено в систему и держится на личных взаимоотношениях двух лидеров.

Первый же пункт главы о сотрудничестве России и КНР в политической сфере подробно раскрывает роль первых лиц. И уточняет, что речь идет об «обмене ежегодными визитами, проведении двусторонних встреч в рамках международных мероприятий, а также организации телефонных разговоров и обмене посланиями…, планировании и стратегическом руководстве двусторонними отношениями».

Последующие пункты встраивают в лидерскую «вертикаль» диалоги глав правительств, законодателей и политических партий при координирующей роли российской президентской администрации и аппарата ЦК КПК.

Еще один важный тезис, определяющий содержание альтернативной мир-системы, звучит так: «Стороны совместно определят принципы, направления кооперации и конкретные действия в каждой сфере». Отсюда, надо понимать, и та детализация документа, о которой мы говорили вначале. И далее: «Продолжать диалог о концепциях и путях развития, об опыте государственного управления, усилении институтов власти».

Знаменательный тезис, как нельзя лучше свидетельствующий о поиске путей сближения уже на институциональном уровне, а возможно, и на уровне политических систем. И включен он в главу о сотрудничестве сторон в сфере безопасности, что указывает на то, что эта приоритетная сфера взаимодействия наделена идеологической составляющей.

Совместное заявление вообще не чуждо идеологии, что очень важно. В нем, например, содержится пункт о взаимной охране и реставрации военно-мемориальных объектов, о противодействии попыткам фальсификации и переписки истории, что вполне понятно. Именно советский и китайский народы понесли во Второй мировой войне самые страшные потери, значительная часть которых стала результатом зверств немецких и японских оккупантов.

***

Какой вывод можно вынести из главного документа, которым увенчано пребывание Си Цзиньпина в России? Двух мнений быть не может: между нашими странами складывается полноценное партнерство, очень сильно походящее на политический союз. Конечно, официально говорится об отказе «от установления союзнических отношений, конфронтации» и от «блокирования против третьих стран».

Но с другой стороны, поскольку речь идет о противодействии ведущейся против каждой из сторон экспансии со стороны США и институтов «коллективного Запада», в документе не скрываются формы совместного отпора. Вот лишь некоторые, наиболее говорящие:

— совместное обеспечение безопасности, суверенитета и территориальной целостности России и Китая, в том числе мерами «практического сотрудничества»;

— глубокая интеграция и сопряжение национальных стратегий развития с укреплением координации национальных стратегий, программ и практических мер в области развития экономики;

— объединение усилий со странами-единомышленниками в целях защиты мирового порядка;

— решительное пресечение использования кем бы то ни было территории одной стороны для деятельности, направленной против другой из сторон;

— наращивание стратегических контактов между оборонными ведомствами и вооруженными силами, углубление военного доверия и сотрудничества в военно-технической сфере, проведение совместных учений.

Обращают внимание меры, анонсированные Совместным заявлением в сфере информационной безопасности и взаимодействия СМИ двух стран. Речь, в частности, идет об обмене опытом законодательного регулирования информационного пространства, за чем угадывается необходимость противостоять использованию в подрывных целях глобальных социальных сетей. И если в Китае соответствующие меры уже приняты, и страна перешла на собственные социальные сети, то Россия находится лишь в начале этого пути, о чем говорит недавно принятый закон о «суверенном Интернете».

Итоговый документ не скрывает негативного отношения к развернутой со стороны США травле китайского IT-гиганта Huawei, которое отражено в обязательстве сторон «противодействовать введению необоснованных ограничений в отношении доступа на рынок продукции информационно-коммуникационных технологий под предлогом обеспечения национальной безопасности».

Что касается СМИ, то в Совместном заявлении Владимир Путин и Си Цзиньпин призывают их «знакомить народы двух государств с выдающимися достижениями российской и китайской культуры, создавать в обществе благоприятную атмосферу для развития взаимодействия и партнерства между Россией и Китаем».

Целый ряд пунктов посвящен технологическому взаимодействию, что очень важно для обеих стран. Китай благодаря этому получает важнейшие военные технологии, а Россия — гражданские. Примером прямо в дни переговоров стало открытие в Туле производства китайских автомобилей марки Great Wall.

И этот политический союз, которого и Москва, и Пекин придерживаются «по умолчанию», очень может быть, что окажется одной из последних надежд человечества избежать действительно катастрофических потрясений. Тех самых, о которых шла речь на встрече Владимира Путина с представителями мировых СМИ. Человеку и миру свойственно надеяться на лучшее. Так бывало всегда, но далеко не всегда, к сожалению, эти надежды оправдывались. Возвращаясь к «глобальному треугольнику» Россия — Китай — США, констатируем, что остановить сползание к войне в одиночку сегодня не под силу ни Москве, ни Пекину.

Сделать это будет сложно даже совместно, настолько велики мировые диспропорции, как они сложились после распада СССР. Но — возможно. В конце концов, именно в 50-е годы, характеризовавшиеся расцветом советско-китайской дружбы и сотрудничества, были остановлены многочисленные, хорошо теперь известные планы американского ядерного нападения на СССР. Противостоять одновременно Москве и Пекину Запад оказался тогда не готов даже на фоне подавляющего стратегического преимущества, которое, по оценкам военных специалистов, в эпоху Карибского кризиса, в ранние 60-е годы, составляло еще примерно шесть к одному.

Сегодня эти пропорции иные, но как знать, чем обернется весьма вероятное разрушение к 2021 году соглашения СНВ-3, этого последнего «крюка», на котором пока еще держится система международной безопасности. Через призму понимания этого обстоятельства и следует оценивать российско-китайский диалог, взаимодействие и договоренности. Иного не дано, как бы кто этого ни желал.

Источник - https://regnum.ru/news/polit/2644239.html

***

Комментарий: Почему укреплению российско-китайских отношений нет разумной альтернативы

В итогах государственного визита в Российскую Федерацию председателя КНР Си Цзиньпина, в его переговорах с президентом Владимиром Путиным и совместном участии лидеров в Петербургском экономическом форуме (ПЭФ) имеются две стороны. Можно, как это делает ряд экспертов и журналистов, детально анализировать тупики и перспективы российско-китайских отношений, рационально и беспристрастно раскладывая «по полочкам» все их «плюсы» и «минусы».

И из подобного, достаточно квалифицированного анализа, основанного на богатой фактуре, делать весьма спорный вывод, что, несмотря на заявления о стратегическом партнерстве, стороны подходят к сотрудничеству очень осторожно и прагматично. Но можно, с другой стороны, оценить итоги визита не в статистической динамике, а в том воздействии, которое оказывает укрепление российско-китайских отношений на глобальную ситуацию не столько в экономике, сколько в политической сфере и в сфере безопасности. И с этой точки зрения «тупики и перспективы» становятся своеобразным приложением к главному.

На наших глазах постоянно развивается и углубляется мощный международный альянс. Во-первых, он возвращается к истокам дружбы народов двух стран еще в 1950-е годы, во-вторых, оказывает существенное влияние на международную обстановку и, в-третьих, обладает большой притягательной силой для других евразийских народов, которые усматривают в нем альтернативу надоевшей западной экспансии.

На самом деле тот и другой оценочные подходы друг с другом вполне сочетаются, только нужно понимать три вещи. Первое: реальная ситуация в любых подобных случаях прежде всего зависит от вектора — идет ли развитие отношений по восходящей, или они, наоборот, деградируют.

Тот же уровень экономического сотрудничества может по условной десятибалльной шкале находиться, скажем, на отметке «девять», но падать, а может на «четверке» — и расти. Второе: этот вектор может развиваться в унисон с состоянием государственных институтов и динамикой общественного мнения, а может им противоречить.

В первом случае следует говорить о наличии потенциала дальнейших изменений в ту или иную сторону, во втором — об его ограничении определенными рамками и барьерами. И третье: состояние и тенденции международной ситуации, которые оказывают существенное воздействие на расстановку сил внутри каждой из стран, в результате чего поддержку получают одни элитные группы, а другие, напротив, теряют влияние.

Что в нашем случае? С одной стороны, безусловно, двусторонний вектор прочерчен в сторону дальнейшего сближения, потому и отношения на подъеме. С другой, он связан, прежде всего, с беспрецедентными усилиями первых лиц — Владимира Путина и Си Цзиньпина и поддерживается общественным мнением, но не укоренен в системе институтов. И именно поэтому в московском Совместном заявлении так подробно расписана последовательность двусторонних контактов — не только лидеров, но и глав правительств, законодателей, бюрократических аппаратов, политических партий.

Оба первых лица явно озабочены расширением и углублением связей и обменов, вовлечением в них самой широкой общественности. Только это если и не сделает невозможным откат, то максимально его затруднит. И это означает, что оба они понимают, что такой откат, хотя и нежелателен, но и не невозможен, поэтому необходимы максимальные усилия, чтобы такую перспективу если не исключить, то превратить в статистическую погрешность.

Третий из приведенных факторов проявляет себя так, что усиливает позиции сторонников дальнейшего сближения и ослабляет их оппонентов, тянущих каждую из сторон в противоположном направлении. Если называть вещи своими именами, то в удушающие объятия Запада.

Итак, взаимное сближение Москвы и Пекина, первоначально связанное с растущей экономической и политической агрессивностью США, начинает жить своей жизнью. Отсюда проистекает и постоянно подчеркиваемая обеими сторонами «независимость» двусторонних связей с конъюнктурой отношений с «третьими странами». И чем дольше это будет продолжаться, тем прочнее сформируется инерция и тем труднее впоследствии будет обратить ее вспять.

С этих позиций итоги визита Си Цзиньпина, в ходе которого о многих вещах, о которых раньше помалкивали, стали говориться открыто, — есть классический переход количества в качество. Ибо одно дело — вынужденный ситуативный альянс общего противостояния агрессору, участники которого не питают друг к другу особых симпатий (яркий исторический пример — Антигитлеровская коалиция).

И совсем другое, когда в процессе совместного отражения внешней угрозы и ответа на брошенный ею вызов участники такого альянса начинают не только осмысливать текущий момент, но и заглядывать в историческую перспективу, обнаруживая много общего в будущем.

Что именно? Разумеется, помимо многотысячекилометровой общей сухопутной границы, которая важна уже ввиду самостоятельной ценности. Автору этих строк, начинавшему более сорока лет назад офицерскую службу в частях «первого эшелона» прикрытия советско-китайской границы, есть с чем сравнивать. Телевизионные кадры об открытии моста через Амур между российским Благовещенском и китайским Хэйхэ разительно контрастируют с оставшимися в памяти десятками пограничных прожекторов и восемью рядами колючей проволоки на льду Амура зимой и постоянным патрулированием катерами летом.

Первым и главным мотиватором российско-китайского сближения является проблема мирового баланса сил, разрушенного распадом СССР. Противостоять угрозам, которые создаются глобальной экспансией США, ни одна из наших стран не может, но они удачно дополняют друг друга. Китай обеспечивает паритет в экономической сфере, а Россия — в военной, прежде всего в сфере СЯС — стратегических ядерных сил. Военно-политического союза нет, но «по умолчанию» и «по раскладу» понятно, что чрезмерный, угрожающий нажим Вашингтона на любую из сторон неизбежно столкнется со встречной реакцией другой стороны, и с этим приходится считаться.

***

Идем дальше. Со времен Карла Клаузевица ни для кого не секрет, что война — это продолжение политики средствами вооруженной борьбы. Сталкиваясь с американской экспансией, Россия и Китай основные силы концентрируют соответственно на западном и юго-восточном стратегических направлениях. Для нашей страны основной угрозой является расширение НАТО и вовлечение в западные проекты бывших союзных республик, которые рассматриваются «предпольем», которое обеспечивает нам стратегическую глубину.

Для Китая таким «предпольем», а также стратегически важным транзитным маршрутом, являются акватории Южно-Китайского и Восточно-Китайского морей, которые разделены островом Тайвань, проамериканский режим которого является последним препятствием к историческому воссоединению страны. И если говорить об этих театрах военных действий (ТВД) — европейском и АТР, — то нынешний уровень сближения наших стран, даже без оформления военно-политического союза, обеспечивает и Москве, и Пекину надежный и безопасный стратегический тыл, дополняемый почти неограниченными возможностями взаимной помощи и поддержки. По нынешним временам это попросту бесценное достояние, которое необходимо лелеять и всячески оберегать: времена сейчас такие.

Кроме того, у наших стран есть и общие военно-политические угрозы и вызовы. В первую очередь, японский реваншизм: и у России, и у Китая с Токио имеются территориальные споры. Совместной нашей проблемой остается ситуация на Корейском полуострове, и нашим общим успехом следует считать то, что процесс мирного урегулирования, пусть и не без проблем, но развивается по российско-китайской «дорожной карте». Нельзя забывать и о международном терроризме, который на самом деле не сам по себе, а выступает ударным отрядом американской же экспансии, обеспечивая реализацию стратегии «управляемого хаоса».

«Дуга нестабильности», протянувшаяся от Средиземного моря до Синьцзяна, угрожает обеим сторонам как непосредственно, так и подрывом стабильности в Средней Азии, от которого регион удерживается с помощью ШОС, ежегодный саммит которой на днях пройдет в Бишкеке. Блокируется эта общая угроза тоже совместно: от проекта «Пояса и пути» до ЕАЭС, формой сопряжения которых выступает перспектива создания на «оси» Москва — Пекин Большого Евроазиатского партнерства.

Со счетов не сбрасывается и вопрос исторической памяти. И он тесно связан с интернациональным долгом, который советская Красная армия исполнила по отношению к китайскому народу в 1945 году. А также с помощью, оказанной китайской Красной армии в противостоянии гоминьдановскому режиму в гражданской войне 1945−1949 годов и с совместным отпором американскому империализму в Корейской войне начала 50-х годов.

Еще одна важная функция ШОС — удержание в рамках приемлемости периодических обострений индийско-пакистанских противоречий, которые при ближайшем рассмотрении в значительной мере оказываются проекцией ряда напряженностей в отношениях Дели с Пекином.

Таких «точек» несколько: это и территориальные споры вокруг Аруначал-Прадеш (восточный фланг границы между КНР и Индией) и находящегося под индийским протекторатом Бутана (плато Доклам), и Афганистан, где Индию в 2017 году попытался столкнуть с Китаем экс-советник Дональда Трампа по вопросам национальной безопасности Герберт Макмастер, и в конце концов — тибетский сепаратизм, основные центры которого опять-таки находятся в Индии. И здесь нельзя забывать, что, наряду с Китаем, Индия и Пакистан — ядерные державы, пусть официально и непризнанные, но сути дела и тяжелейших последствий полномасштабного конфликта с их участием это не меняет. И не отменяет.

Важнейшую стабилизирующую роль в Евразии играет укрепление связей Китая с Европейским союзом, дополнительный импульс которому был дан одновременным введением Вашингтоном тарифных санкций против КНР и ЕС. Это не что иное, как фактор создания в ЕС испытывающих на прочность его отношения с США «внутренних ножниц» между внешней политикой, ориентированной на Атлантику, и внутренней, которая все более ищет спасения от нарастающих кризисных тенденций и американского нажима во взаимовыгодных связях с Пекином. Китай в данном случае в такой же мере минимизирует последствия российско-европейского разрыва из-за Украины, в какой Москва своим влиянием гармонизирует отношения в треугольнике Пекин — Пхеньян — Сеул.

Соединяя перечисленные «точки» — Японские острова, Корейский полуостров, Индостан, Европу, а также Юго-Восточную Азию, Афганистан и Ближний Восток, можно увидеть неразрывную общность российских и китайских интересов в том, чтобы эти окаймляющие Евразию лимитрофы стабилизировались. И перестали быть ареной жесткой конфронтации, подогреваемой США и Западом в собственных интересах.

Которые в западных столицах, прежде всего в Вашингтоне и Лондоне, понимаются так, чтобы не утратить англосаксонского влияния на евразийские дела в той мере, которая позволит им с помощью «управления хаосом» дирижировать евразийскими противоречиями. Для них это гарантия сохранения глобального лидерства, а для Москвы и Пекина — продолжение террористической, сепаратистской, военной вакханалии в непосредственной близости от наших границ. Вместе с американскими военными базами и дислоцированными на них воинскими контингентами.

Учитывая все эти факторы, нет сомнения, что те силы, которые не безоговорочно правят, но доминируют сегодня во внутриполитической жизни России и Китая, жизненно заинтересованы в постоянном укреплении связей и отношений, ибо видят в нем гарантию континентальной военной, политической, экономической, информационной и иной безопасности. Но чтобы повысить прочность нынешних тенденций, необходимо вносить коррективы и в вопросы собственной внутренней политики — той и другой.

В Китае весной 2018 года шаги в этом направлении были сделаны с помощью конституционных преобразований, укрепивших стабильность и сделавших ближайшее будущее более прогнозируемым и прозрачным. Очередь за российской стороной, и очевидно, что кратчайшим путем для достижения аналогичного эффекта уже в наших внутриполитических раскладах, который отвечает и нашим внешним задачам, является активизация центростремительных, интеграционных тенденций на постсоветском пространстве.

Из экономической сферы в политическую и военную. Нет сомнений, что сейчас именно тот исторический момент, когда это возможно потому, что с учетом китайского фактора внешнее сопротивление такому развитию событий существенно ослаблено и сбалансировано внешней же поддержкой. Пусть и негласной.

***

Суммируем. Происходящему сближению между Россией и Китаем нет никакой разумной альтернативы. Якобы «исходящая от Китая угроза» российской Сибири и Дальнему Востоку — даже не миф, а преднамеренная провокационная дезинформация, распространяемая прозападными силами в интересах своих западных хозяев. Раз за разом приходится повторять: основной вектор геополитических интересов КНР пролегает в юго-восточном направлении, сфокусирован на Тайване и через него в акваториях тихоокеанских морей. Россия для Китая — такой же стратегический тыл в АТР, как и Китай для России в Европе.

Что касается «Пояса и пути», то в полной мере значение этого проекта, к которому еще недавно имелось немало вопросов, в том числе и у автора этих строк, начинает проявлять себя в консолидации евразийской лимитрофной периферии. И в перспективе выдавливания с нее не имеющих «прописки» в Евразии англосаксонских интересов. В этом контексте «Пояс и путь» все более обнаруживает себя внешним периметром традиционной российско-англосаксонской Большой Игры, который ограничивает аппетиты и возможности наших геополитических противников.

Что же касается Сибири и Дальнего Востока, то настоящая угроза здесь имеет скорее внутреннее происхождение. И прежде всего она исходит от прозападных настроений и связей в российской элите, в той ее части, что сохраняет приверженность ликвидационному проекту Европы «от Лиссабона до Владивостока».

И еще от извращенного толкования концепции «пространственного развития» страны на Востоке как «конфедерации мегаполисов-агломераций» с фактической зачисткой ее территорий от населения и превращения их в «резерв устойчивости глобальной биосферы», на чем с упрямством, достойным лучшего применения, продолжают настаивать властные и околовластные либералы.

Источник - https://regnum.ru/news/polit/2646064.html


Об авторе
[-]

Автор: Владимир Павленко

Источник: regnum.ru

Добавил:   venjamin.tolstonog


Дата публикации: 02.07.2019. Просмотров: 180

zagluwka
advanced
Отправить
На главную
Beta