Россия: Зачем трудятся дети. Дети далеко не всегда трудятся именно ради карманных денег.

Содержание
[-]

Россия: Зачем трудятся дети 

Материальное положение среднестатистического подростка зависит не столько даже от обеспеченности родителей, сколько от их контроля и представления о том, должно ли чадо иметь собственные финансы.

Логично было бы предположить, что дети трудятся именно ради карманных денег. Но не все так просто. Участники мастерской репортажа Летней школы «Русского репортера» познакомились с ребятами, работающими на каникулах, и поняли, что для них это не только заработок, но и много чего еще.

Путь исправления

Официант Акмаль вытирает обшарпанные столики в летнем кафе «Кондитерское» в центре Дубны. Костяшки на его руках сбиты, между пальцами виднеются багровые пятнышки запекшейся крови.

Ты подрался недавно? — не свожу глаз с ссадин, которые, случайно задевая стол, снова начинают кровоточить.

— Вчера ночью бились1 десятеро против восьмерых, — шестнадцатилетний подросток бросает тряпку и слизывает алую струйку с руки. — Роль борзого, как всегда, выполнял я: подошел первым к компании, спросил: «Есть позвонить1?» Услышал отказ — ударил одного по лицу. И тут все налетели. Было очень хорошо и весело, — вспоминая дела минувшей ночи, парень размашисто рассекает кулаками воздух.

— У тебя часто так вечера проходят?

— Ну, вообще да, часто. Это если кто-то нарывается на члена нашей команды. А такое нередко случается. В том районе, где я живу, на Тридцатке, много разных группировок. Наша называется Gex, то есть «Выродки». Вместе нам легче давать отпор гопникам, да и проводить время интереснее, — официант снова склоняется над столом.

— Ты всегда защищаешь своих друзей, даже если они не правы? — продолжаю я тему Тридцатки.

— Тот пацан, за которого мы ночью бились, тихий был, он бы первым никогда не нарвался, — поняв мой намек, объясняет Акмаль. — А я тоже тихий и добрый, особенно перед подругами, и все парни завидуют, что девушки доверяют мне, секреты свои рассказывают. Это потому что я к ним нормально отношусь и не грублю. Но я со своей головой дружу — за подлых вступаться не буду. А подлых много, иногда раздражают.

Среди клиентов в кафе тоже много неприятных людей, как ты с ними общаешься?

— Так же, как с девушками. С посетителями я добрый и приветливый. Чем больше улыбаюсь и подлизываюсь, тем чаще мне дают чаевые, — хитро прищурив глаза, мурлычет Акмаль.

— Ну а если клиент начинает откровенно грубить?

— На работе я, конечно, стерплю, но если увижу его на своем районе, могу и врезать, — сверкает газами парень.

Акмаль делает небольшой перерыв, садится, откидывается на спинку и кладет ногу на ногу. Мимо проходит высокий парень с длинными волосами.

— Я таких лошар всегда гнобил! Мужчина должен быть брутальным, а не носить женские прически! — громко говорит Акмаль вслед прохожему, явно желая, чтобы тот услышал.

— А ты не считаешь, что задирать людей плохо?

— На Тридцатке это нормально. Так поднимается самооценка.

— А если бы тебя гнобили?

— Я бы дал отпор, — тут же парирует Акмаль, словно каждая секунда задержки может подорвать его авторитет. — А если бы проиграл в драке, то признал бы себя лошарой. Но вообще… скоро все это закончится.

— Что именно? — удивляюсь я перемене настроения парня.

— Ну, такой мой образ жизни… хулигана.

Боишься, что тебя посадят? Жениться собрался? — подтруниваю я над Акмалем.

— Нет, просто понимаю, что мне все это надоело. Я потому и пошел сюда в кафе, чтобы серьезнее как-то стать. И это не от страха нарваться на неприятности и сесть за решетку, — Акмаль сводит брови и выпячивает грудь. — Мне правда это надоело. Бессмысленно болтаться по городу, тупо пить пиво и гоняться за такими же никчемными ребятами… чтобы в морду дать. Вот странно, но я сейчас часто думаю: «Зачем?» А в прошлом году почти не парился.

Много работа денег приносит?

— Семьсот рублей в день. Я коплю не на что-то конкретное — просто откладываю. Если мама просит, даю деньги, если не просит, тоже даю на продукты. Еще покупаю ей розы и мягкие игрушки на праздники, когда накосячу или просто когда хорошее настроение.

Способ оторваться

Вокруг железной бочки с квасом толпятся покупатели, их согнала сюда невыносимая жара. Люди конкурируют с осами, которые тоже липнут к стаканам. Маша, смахивая капли пота со лба, отгоняет ос и обслуживает покупателей. Рядом с будкой сидят несколько подростков — играют во что-то на планшете. Как только клиенты расходятся, Маша оставляет прилавок и бежит к друзьям: одной скучно, а с ними можно «поржать».

— Купаются в Волге целый день, на великах катаются, потом еще посреди моего рабочего дня приходят, — четырнадцатилетняя продавщица кваса из Дубны кивает на своих подруг — ярко накрашенных девиц, околачивающихся вокруг киоска. — Но я все равно их люблю, хоть и бесят!

Покупатели снова пошли сплошным потоком. Девушка наполняет один пластиковый стаканчик за другим.

— Меня сюда по знакомству взяли. У хозяина раньше мой брат работал. В прошлом году я у этого же мужика работала — банки продавала на базаре. Но там зарплата меньше была. Всего 500 рублей за смену.

А тут больше?

— Больше. Шестьсот. Вообще я привыкла работать летом. Первые деньги в девять лет заработала. Тогда соседи по дому окна новые ставили. Вот я им и помогала: мыла рамы, краску со стекол отскребала. Мне тогда тыщи две заплатили.

Друзьям Маши надоело зависать над планшетом. Они решили переместиться ближе к Волге. Маша смотрит им вслед и с тоской переводит взгляд на часы.

— Вообще у меня смена с 10 утра до 8 вечера. Но сегодня со сменщицей договорилась, чтоб подменила. У нас футбол намечается.

Тебе не обидно, что все отдыхают, а ты тут вкалываешь?

— Обидно, конечно, но даже если бы я не работала, погулять мне бы все равно не дали: дома бы целыми днями торчала. Мать достает: «Иди грядки поли, иди комнату убери». А так у меня схема хорошая: я договариваюсь с коллегами, чтобы меня пораньше отпускали, и иду тусить с друзьями. А родителям говорю, что работала до таких-то пор.

Получается, ты работаешь ради тусовок?

— Ну да. Потому что другой возможности вырваться из дома нет. Если бы родители знали, что я не при деле, грузили бы всякой дурацкой бытовухой или заставляли сидеть над книжками.

В каморке Маши на одной из бочек с квасом лежит «Белый Бим Черное ухо». Закладка почти в самом конце.

— В школе задали? — киваю в сторону повести.

— Ну да. Единственная книга за лето, которую прочитала. Она ровесница моей мамы, такая старая. Дома книг много, но я редко читаю.

Не любишь?

— Да нет. В прошлом году книги, которые на лето задали, прочла почти все. В этом году лень. Но на работе книги даются как-то легче. Потому что никто не заставляет… и читать начинаешь от безделья.

Разговор прерывает телефонный звонок.

— Скоро? — раздраженно говорит в трубку Маша. — Обещала же через двадцать минут прийти.

Девочка ждет сменщицу, чтобы убежать на дворовый футбольный матч.

Маша сидит на бочке с квасом и ковыряется в ногтях, отколупывая то, что осталось от лака. Заметив мой взгляд, оправдывается.

— Стремно с таким маникюром ходить: не успеваю сделать. Вчера домой в четыре утра пришла. Гуляли с подругой.

— А родители?

— Матери сказала, что у дяди ночевать буду. А сама гулять пошла. Так уже четвертый день.

А после таких гулянок на работу как?

— Да нормально все, — Маша зевает, прикрывая рот рукой. — Спать хочется, скучно целый день сидеть. Но выдерживаю.

Маша каждую минуту поглядывает на часы. Сменщица опаздывает, а друзья уже на месте. Для подростков футбольные матчи сродни ритуалу. Каждый день на поле выясняется, чей двор круче.

— Беги уже, — в будку заглядывает женщина лет пятидесяти — напарница Ирина. Девушка мигом вылетает из киоска.

Пока парни гоняют мяч, Маша делает кальян. С первого раза не выходит — тонкая фольга, которой накрывают чашу с табаком, рвется.

— Мне кальян брат подарил, — Маша ловко сворачивает фольгу. — И научил правильно забивать. Не всегда получается. Но я способная.

Кто-то из подростков достает из сумки банку пива. Она обходит круг — остатки выливают в колбу кальяна.

— Хочу в медицинский пойти. Только не в Москву. Это испорченный город, там понтов много. На массажиста выучусь, вроде в Кимрах есть, — выдыхая дым и разглядывая небо, расслабленно говорит Маша. — Раньше хотела фотографом быть. Но че-то попробовала, у меня не получается, — кальян, как и вторая банка с пивом, идут по кругу. — А массаж всем нравится. Ребята просят сделать часто… не отлипают от меня, — Маша по-кошачьи смотрит на своих друзей.

Инициация

— Дети сейчас взрослеют раньше, — рассуждает пятнадцатилетний Агас, аккуратно выкладывая на прилавок мясистые помидоры. Это первое лето, когда он по-настоящему работает — торгует на рынке овощами и фруктами. Агас помогает своему дяде, который после переезда из Азербайджана в Дубну начал продуктовый бизнес. — У меня много друзей, которые работают, и уже давно. Кто официантом, кто плотником. Я их уважаю и хочу, чтоб меня тоже уважали.

Под сине-красными зонтами в лотках лежат вишни, яблоки, отборные огурцы. Агасик в цветастой футболке и кепке почти сливается со своим рабочим местом и внимательно следит за потенциальными покупателями. Людей много, каждому надо пощупать сливы, узнать, какого сорта капуста, из какой области арбуз. Мальчик, как заправский торгаш, охотно и подробно рассказывает обо всех товарах, будто с этим знанием родился.

Подходит пожилая женщина:

А можно мне несколько помидорок?

Агасик выбирает самые крупные и красные и с улыбкой подает пакет старушке:

— На здоровье!

Ой, а у меня десяти рублей не хватает, молодой человек. Может, уберете один помидорчик?

Агасик по-хозяйски машет рукой и оставляет бабушку с тем же количеством томатов.

К палатке подъезжает дядя Агаса. Он сразу проходит на склад, не обращая внимания на племянника. На прилавок даже не смотрит — это территория юного продавца.

— А дядя не пытается тебя контролировать?

— Что? — Агасик округляет глаза, будто не понимает вопроса.

Ну, не спрашивает, как у тебя дела идут? Советы, наставления не дает?

— Это моя работа, и он мне доверяет полностью, — мальчик обижается, хмурится и понижает голос. — Я бы не работал, если бы со мной тут нянчились. У меня тут через несколько прилавков мама работает. Она тоже с детства за прилавком, она меня уважает, и мы с ней даже потом доходы сравниваем: кто больше за день наторговал. Получается примерно на равных.

А ты не считаешь, что в какой-то степени лишил себя детства?

— Не считаю, — поворачивается ко мне. — Надо же в какой-то момент взрослеть. У меня в десять лет младший братик родился — я сразу стал родителям помогать, сидеть с ним. Однажды даже спас его от пожара.

— Ого!

— Он просто с зажигалкой играл и нечаянно поджег какую-то ткань, а я первым почувствовал дым. Родителей дома не было. Побежал, схватил его и вынес, а потом вернулся тушить. Я вообще спасать хочу. Мечтаю пойти учиться в Академию МВД, — Агас пристально смотрит мне в глаза. — А сейчас коплю деньги, чтобы после поступления у родителей не просить, — через секунду молчания признается: — Первую зарплату, правда, на ерунду потратил, но потом одумался.

А как же семейный бизнес?

— Семья — это самое главное, и то, что я хочу уехать, не значит, что я их бросаю. Просто я думаю, что некоторые профессии важнее других. Врач, например, важнее продавца. Врач жизни спасает, но только хороший врач.

А на кого именно ты хочешь учиться в академии?

— На опера, — уверенно и гордо глядит на меня Агасик.

— А как ты относишься к тому, что люди в МВД часто берут взятки?

— Ужасно! — неожиданно резко говорит Агас. — Но бог их накажет. Я таким не стану.

Бегство от гиперзаботы

— Итак, рассмотрим, как ходит слон, — Настя говорит, слегка картавя, и надувает губки, как младенец. Ей 14 лет, и она уже третий год работает в городе Кимры судьей шахматных турниров. Причем судит не только детей, но и взрослых.

Внешне Настя похожа на забитую отличницу: скромная, волосы разделены ровным пробором, немного вжатая в плечи шея, словно девочка боится, что ее заметят.

— За всю игру у тебя может быть до 9 ферзей или 10 ладей. Если, конечно, ты все свои пешки проведешь. Теоретически такое возможно, — Настя говорит медленно, с расстановкой, словно учительница, читающая диктант. Я киваю и запоминаю ее наставления.

— Ты, видимо, очень рано шахматами увлеклась?

— Мама меня в четыре года привела в клуб. Она много куда меня водила. Но больше всего хотела, чтобы я занималась музыкой. Чтоб на скрипке играла.

Ты не стала играть?

— Нет, почему же. Я играю сейчас на скрипке, как мама хотела. Но шахматы решила не бросать. Сама решила, — отчеканивает последние слова Настя и внимательно смотрит на доску. — Когда я получила первый разряд, еще не было разделения на юношеские и взрослые. Я получила первый… получается, что взрослый. Конечно, сейчас уже хочется стать кандидатом в мастера, — гордость на лице Насти сменяется замкнутой сосредоточенностью.

На стене среди расписаний турниров и фотографий чемпионов замечаю коллективный снимок.

Ты там есть?

— Ага, — Настя снова воодушевляется и тычет пальцем в маленькую, аккуратно причесанную девочку с грамотой в руках, стоящую среди взрослых шахматистов.

Тебе комфортно играть со взрослыми, быть с ними наравне, судить их?

— В такие моменты даже страшновато бывает, но я держусь. В доме у нас в основном руководит мама, а на работу ко мне мама не приходит. Тут я всем руковожу, и мне это нравится. Приятно, что сама уже могу решать какие-то проблемы. Да и в финансовом плане… Вот у нас на всех заработок 30 тысяч рублей в месяц. Все рассчитано: это папе на дорогу до Дубны, это нам на еду. А тут я могу еще сколько-то в дом приносить. 25 тысяч в год, хоть какие-то деньги. Еще на работе я нахожу людей, которые действительно меня понимают. С ними интересно поговорить обо всем на свете. Маму я обыгрываю давно, а тут проигрываю и узнаю что-то новое. Во время шахматного турнира забываю обо всех своих проблемах, так что это еще и своеобразный антидепрессант.

Ты собираешься и дальше профессионально заниматься шахматами?

— Наверное, все равно придется по музыке идти, — она опускает глаза. — Но, честно говоря, мне не очень хочется в музыкальной школе работать. Платят мало, с детьми я не очень, — девочка виновато улыбается. — Вот у мамы терпение железное, а я наору на кого-нибудь. Но мама настаивает, учительница моя тоже…

А ты?

— А я мечтаю быть кардиологом.

О, это круто! И трудно.

— Да, но не труднее, чем делать то, что тебе навязывают. А кардиологом я мечтаю стать по-настоящему, я очень хочу… Наверно, потому, что у папы с сердцем проблемы. И у дедушкиного друга были проблемы: он перенес инфаркт и не выжил. Я вот послушала, что у нас в больнице врачи кардиограмму элементарно прочитать не могут, — Настя возмущенно взмахивает руками, — думаю: вот я приду и порядок-то наведу!

Самопожертвование

— Здесь работают либо слабоумные, либо дети из сложных семей, — Гриша, мальчик пятнадцати лет, кидает состриженные с деревьев ветви в общую кучу мусора. Он чернорабочий на территории дубненского предприятия «Атом». — И еще все разговаривают матом. Они ругаются на всех: на себя, на окружающий мир, — он понижает голос и с укором добавляет: — Это неправильно.

— И на тебя орут?

— Да. Постоянно, — спокойно, как бы между делом произносит Гриша. — Ну и пусть орут. Кто их слушает? Это неважно, до тех пор пока деньги платят… — заметив проходящего мимо человека, Гриша резко замолкает. Мимо нас лениво, вразвалочку проходит толстый мужик в бандане с пиратской символикой.

— Зачем ты здесь работаешь? — тихо спрашиваю я, проводив мужика взглядом. — Тебе же не нравится это место?

— Во-первых, мне надо помогать семье, во-вторых, занять себя. Практически все деньги до копейки я отдаю в семейную копилку. Работа, для которой требуется физическая сила, у меня получается хорошо. А вот когда нужны мозги — не очень. Я уже несколько лет работаю и делаю примерно одно и то же.

— Раньше где работал?

— На предприятии «Новопласт». Но оно накрылось. Там у меня бабушка с дедушкой были, они тоже работу потеряли. Раньше они нам помогали финансово, а теперь им самим нужна помощь. У меня родители совсем без денег живут. Точнее, они в разводе. Мама вкалывает на трех работах, а отец бухает и алименты не платит. Мы с мамой квартиру снимаем. Двуш… ну, точнее, однушку. Мама в комнате живет, а я на застекленном балконе: хочется, чтоб личное пространство было. И моего заработка на половину квартиры хватает.

— И ты работаешь, даже когда учишься?

— Да, иначе нельзя. Не потому что я какой-то герой. А потому что мне противно видеть нищету родителей.

Собираешься всю жизнь вот так провести — чернорабочим?

— Это слишком сложный вопрос. Ответ придет со временем сам собой. Может быть, останусь чернорабочим, а может, все-таки выучусь. Но сейчас эту работу я бросать не собираюсь. Хотя зарабатываю, конечно, гроши.

На себя получается тратить или только маме помогаешь?

— На себя не, — отмахивается парень. — Мне плевать. Да и маме — чем я помогу ей? — с горьким смешком говорит Гриша. — Этими деньгами я могу только слегка ее утешить, не более того.

А что бы ты хотел для нее сделать?

— По крайней мере… — задумывается Гриша. — Она постоянно просит электронную книжку. Вот и куплю ей электронную книжку.

Стимул для творчества

В Твери в топе самых популярных среди подростков профессий — археология. Этим летом раскопки ведутся возле стадиона «Химик», где до 1935 года находился Свято-Преображенский собор, а во время Великой Отечественной войны — немецкое кладбище. Несовершеннолетние ребята, вкалывающие за 85 рублей в час, — основная рабочая сила.

Когда смотришь, как лихо машут лопатами эти парни, кажется, что им наплевать на любые находки: разобьют и не заметят. Артефакты между тем попадаются интересные: обломки женских украшений, элементы архитектуры, заржавевшие ножны, пуговицы с солдатской формы и всевозможные пряжки.

В раскопе много костей — это немецкие солдаты: тут немец смотрит со дна раскопа пустыми глазницами, там торчит еще не сгнивший солдатский сапог.

— Откопали мы пару Йориков. Пофоткались, — с циничной улыбкой рассказывает пятнадцатилетний Володя. И сразу начинает оправдываться: — Хотя я сам не фоткался… Но вообще здесь прикольно. Это все равно как тусоваться с друзьями. Таинственные штуки всякие откапываешь, можно представить себя крутым кладоискателем. Иногда находишь какую-нибудь кость, руку с перстнем — фантазия разыгрывается, прямо книгу писать хочется. Вот, думаю, поработаю еще пару лет и займусь этим.

— А ты почему здесь работаешь? — спрашиваю у другого подростка, Вити, толкающего тележку с камнями. — Тут заработок небольшой, работа пыльная — проще за те же деньги листовки какие-нибудь раздавать.

— Да ну, ходить по домам, позориться. Да и нестабильно все это: заказы то есть, то нет, а тут рабочие всегда требуются. По крайней мере летом, когда сезон. А вообще я тут работаю, чтобы не засирать время за компьютером, — подмигивает Витя, одной рукой поправляя сползающие штаны, заляпанные глиной.

Копить на что-то получается?

— Да, коплю. На ноутбук. Чтобы в учебный год время засирать, — как ни в чем не бывало отвечает парень. — Просто летом хочется мыслить, а во время школы ботать.

Замечаю копошащегося в земле мальчишку — на вид он младше остальных. Это Илья, ему 14 лет. На голове рэперская кепка.

— Хочу стать MC, — стоя на краю карьера, делится с нами парень. — Я пока тут работал, понял, что у нас в стране нет умного рэпа, который бы не просто говорил про всякие пацанские проблемы, а такого… про историю. Да, есть всякие патриоты, которые пафос загоняют. Но я не хочу как они, я хочу быть независимым рэпером, рассказывать людям про предков. У меня тут, кстати, есть идейный брат, — ухмыляется Илья. — Может быть, мы с ним замутим альтернативную группку какую.

К Илье подходит другой юный археолог — пятнадцатилетний Иван и принимает у него ведра с землей. На шее два медальона с названиями рок-групп «Пилот» и «Элизиум», на запястье напульсник «Панки, хой!».

Дождавшись перекура, Иван рассказывает, что зарабатывает на гитару для собственной рок-группы с нескромным названием Top of the World.

— Потому что мы вершина мира. Ну, или когда-нибудь ею станем, — самодовольно поясняет Ваня. — Как назовешь, так и поплывет. Может быть, малой тоже к нам присоединится, — Ваня подмигивает Илье. — Он тексты хорошие пишет.

— Про предков?

— Про свободу, — не задумываясь отвечает парень. — Я вот когда здесь копаю, чувствую себя свободным, потому что делаю то, что увлекает. И Илюха тоже. Вообще я тут сил набираюсь. Потопчешься по костяшкам… сразу лирика прет.

 


Об авторе
[-]

Автор: Надежда Абашина, Анна Добролежа, Кристина Лата, Ольга Макарова, Ева Береславцева, Кирилл Кривошеев

Источник: expert.ru

Добавил:   venjamin.tolstonog


Дата публикации: 09.04.2015. Просмотров: 517

zagluwka
advanced
Отправить
На главную
Beta