Правозащитник из Крыма Абдурешит Джеппаров: "Крым – не серая, а темная зона, тут можно творить все, что хочешь”

Содержание
[-]

Чем сегодня живет Крым

“Многие люди, которые занимают высокие должности в Крыму, в том числе, крымские татары, покупают себе дом а где-то там в Краснодаре на случай отхода. То есть они тоже думают, что когда-то Россия, возможно, уйдет из Крыма, и нужно себя обезопасить на этот случай".

Значит, даже у плохого крымского татарина есть понимание, что это когда-то закончится, и не в пользу России. И тем более оно живет в нас. Только уходит все глубже и глубже.” Абдурешит Джеппаров – правозащитник из Крыма, ветеран крымскотатарского национального движения, один из инициаторов создания «Крымской солидарности». В 2020 году Джеппаров был номинирован на Нобелевскую премию мира. В июле Абдурешит на несколько дней приезжал в Киев, и журналистка издания LB.ua встретились с ним и его адвокатом Евгенией Закревской, чтобы расспросить, чем сегодня живет Крым.

27 сентября 2014 года российские спецслужбы похитили сына и племянника Абдурешита Джеппарова – Исляма Джеппарова и Джевдета Ислямова, и за 7 лет их исчезновение так и не было расследовано.

Изданиe „LB.ua“: - Для начала хочу расспросить вас о ситуации в Крыму вообще. Расскажите, пожалуйста, что там сейчас происходит такого, что не обсуждается на материковой части Украины?

Абдурешит Джеппаров: - Сейчас в Крыму проводят вакцинацию от коронавируса, и делают это не совсем добровольно. То есть людей принуждают вакцинироваться. Скажем, подъезжает машина-лаборатория к учреждению, и всем работникам рекомендуют пройти вакцинацию. Если они не хотят, им намекают или говорят прямо, что надо писать заявление на увольнение. (В Крыму вакцинируют российской вакциной “Спутник”, – LB.ua).

Дальше, как вы наверняка знаете, Крым топит. В этом году были обильные дожди, затопило поля, хозяйства, очень много людей пострадало. Людей расселяют по каким-то пригодным для жилья помещениям, но пострадавших гораздо больше, чем временного жилья. И очевидно, что компенсации все не смогут получить, потому что ущерб очень большой. Вообще про Крым можно говорить и говорить. Например, в Крыму стало населения намного больше, чем было раньше.

- Да, недавно публиковалась информация, что в Крым за последние годы переселилось около миллиона россиян, что составляет треть от населения полуострова в целом. Это правда?

- Да, и мы это чувствуем физически на себе. Людей много – это видно на автомагистралях, видно в городах, когда не знаешь, куда приткнуться, как пройти. Бывает правда невозможно протиснуться на улице, очень все плотно.

- Процесс переселения можно назвать организованным?

- Такого прямо организованного переселения не знаю. Но есть стимуляция – жителей других регионов России стимулируют переселяться в Крым. Сначала была волна людей, которые просто на радостях приехали в Крым из России, мол, наконец-то Крым снова их! Но многие из них вернулись, потому что Крым это дорогой регион. По некоторым позициям Крым даже дороже Москвы. 

- Продукты? 

Да, те же овощи-фрукты. Топливо дорогое, а оно уже тянет все за собой. В общем, первая волна поликовала, попраздновала и уехала, потому что жить в Крыму они не смогли. Вторая волна – те, кого перевели в Крым работать. То есть переселяли по советскому методу: врачей, преподавателей и так далее. Давали какие-то субсидии для покупки дома, надбавки к зарплате. Но большинство этих людей тоже надолго не задержались, потому что надбавки-то дали, но цены все равно очень высокие. Потом третья волна – те, кто был задействован на строительстве дорог в Крыму – а строительство было очень масштабным, и им под разными предлогами рекомендовали остаться.

Четвертая волна – те, кто точно надолго задержится в Крыму. Это люди, которые служили в армии, в спецслужбах, где-то еще в силовых структурах. Они приезжают в Крым дослужить свой срок службы, скажем, год-полтора, и остаются в Крыму. Им выделяют по каким-то схемам льготные земельные участки или квартиры, дают субсидии на проекты. И они обзаводятся хозяйством, бизнесом. Например, один переселенец из Москвы открыл сыроварню. Ему дали деньги на новейшую технику, у него несколько сотен овец австрийской породы специально для этого промысла. Цена каждой овцы от тысячи до полутора тысяч евро. 

- А вы отличаете крымских от не крымских? 

- Да, отличаю. Те угрюмые, жесткие. Мы отличаем их по манерам. У нас в Крыму хоть и разные народы живут, но есть свой общий менталитет. У нас с нашими соседями – украинцами, русскими – есть общие привычки, общие манеры в поведении. Даже улыбки у нас одинаковые. А эти, которые приехали, – чужие. Вот если я еду на машине и человек стоит, то я его подберу. Мне достаточно, что он с моего города. А те не подберут. Может, и я бы их не подобрал. Что интересно, у себя в России они будут вести себя прилично. Не бросят на улице окурок или пакетик. У нас – бросят. У нас они становятся совсем другими. 

- Но они себя комфортно чувствуют, как вы думаете? 

- Я думаю, у них есть вот эта вот российско-имперская уверенность, что они хозяева и представители великой державы. Потому им везде комфортно. 

- Рассказывают вам о том, какая у них великая культура? 

- Нет, про культуру у них сейчас не принято говорить. Принято про танки, про ракеты, про то, какой Путин ездок на лошади. Про то, какой грозный корабль, хоть и ржавый. А про культуру – длинная пауза. И, к сожалению, происходит не только переселение, но и ментальное замещение. Это когда тот же хозяин сыроваренного завода или какой-нибудь огромной базы принимает к себе на работу наших, крымских. И при этом рабочий коллектив не может ослушаться своего начальника, он должен следовать его рекомендациям. Например, в этом году будут выборы в Государственную Думу, и наши бы не особо хотели голосовать, но придется. Потому что хозяин велит, и надо исполнить. Иначе потеряешь работу. Таким образом надламывается сопротивление. Если раньше человек отождествлял себя с Украиной и не хотел голосовать на выборах в Госдуму, то теперь в угоду хозяину пойдет и проголосует. 

- Много еще в Крыму людей, кто отождествляют себя с Украиной? 

- Немного убавилось по сравнению с 2014 годом. Так сложилось, что, например, учиться люди уже едут не в Харьков, Киев и Одессу, а в Воронеж, Казань, Питер и Москву. Потому что они понимают, что украинский диплом уже вряд ли удастся применить в Крыму. А вот с дипломом из Воронежа легче будет устроиться. 

То же самое с армией. Сначала многие пытались уклоняться. Некоторые выезжали в Украину, некоторые делали справки о непригодности. Потом поняли, что выезжать не дело – потом уже наверняка не сможешь вернуться. И все больше молодых крымчан начали идти в российскую армию. Опять же, все так поставлено, что без армии могут и на работу не взять. Потом те, кто отслужил, начинают пояснять другим: дескать, ништяк, год прошел, вернулся и все в порядке, на работу устроился. А год можно и перетерпеть. 

- (Вопрос от Евгении Закревской) А есть там информация о том, что Украина собирает такую информацию о принуждении идти в армию? Об этом люди вообще там знают? 

- Знают. Но люди более рационально подходят к этому вопросу. Думают, зачем вступать в конфликт, судиться, когда можно просто отслужить? Так что по многим критериям Крым уже не тот, который был в 14 году. 

- У крымчан появилось чувство, что Россия надолго? 

- Раньше были иллюзии, скажем, что вот через полгода, через год снова все будет как прежде, что снова Крым будет украинский. А теперь этих иллюзий нет. И что надо рассчитывать на то, что так, как сейчас, будет долго. Кроме того, Украина немного разочаровала людей в Крыму. Мы ожидали больше актов, направленных на нашу поддержку – действий, законов, спецуказов. 

- Например? 

- Вот хотя бы тот же закон о коренных народах. Он появился аж через 7,5 лет после того, как Россия оккупировала Крым. Хотя было соответствующее постановление ВР еще в марте 2014 года, с поручением Кабмина. Теперь мы смотрим: будет что-то происходить дальше? Или это одиночный шаг в угоду конъюнктуре? Если снова будет большая пауза, крымчане еще больше разочаруются в Украине. 

- Я хочу чуть вернуться к теме переселения, которую поднимали. Как вы думаете, зачем это делается? Насколько это вообще спланировано? 

- Наверное спланировано. Я думаю, им нужно заполнить Крым российским населением, чтобы потом не было вопросов, чей Крым. Если представить себе, что будет еще когда-нибудь референдум, то непонятно, как проголосуют даже крымчане – потому что есть разочарование, есть разные настроения. А если добавить еще тех, кого завезли, то точно уже не проголосуют за Украину. 

Сегодня в Крыму многие люди проявляют меркантильность. На полуостров зашли большие деньги, и настроение у части людей – заработать. Двадцатилетний юноша может за год заработать себе на машину, пусть и не новую. Иногда это стремление к спокойной жизни и заработкам перевешивает потребность в свободе, например. А в Крыму сейчас не принято говорить или размышлять свободно. 

Можно говорить о строительстве дома, о машинах, о хорошем заборе вообще можно говорить сколько угодно. Скажем, о политиках, о Путине – это уже нежелательно. О таких вещах принято говорить в полтона или намеками. 

- Как в советском союзе? 

- В конце союза было полегче с этим. Можно было про Брежнева рассказывать анекдоты. 

- Про Путина нельзя рассказывать анекдоты? 

- Нежелательно. Или в очень-очень узком кругу, когда ты уверен, что дальше это не пойдет. Иначе потом придут и будут спрашивать, кто тебе этот анекдот рассказал. 

- Я так понимаю, крымским татарам сейчас не до анекдотов в принципе. 

- Как сказать. Мы наверное мало отличаемся от других. Тоже умеем радоваться жизни, покупать автомобили, женить своих детей. Но есть конечно вещи, к которым мы не привычны. 

- Когда Россия пришла в Крым в 2014 году, то сразу определила крымских татар сразу как потенциальный источник угрозы и инакомыслия. Как эти 7 лет притеснений и репрессий повлияли на крымских татар и на вашу общность? 

- Я думаю, что в голове у нас ничего не поменялось. У нас большой опыт жизни с Россией, но это плохой опыт. Потому Россию мы не воспринимаем. Когда они только вошли в Крым, они пытались с нами поработать, как это у них практиковалось на Кавказе. Пытались нас обозвать террористами, хотя это совершенно не соответствует действительности. В Крыму все давно убедились, что крымские татары очень мирные, за 30 лет не было такого, чтобы пощечину кому-то дали. 

Россия пыталась в первые годы довести дело до войны – все эти похищения, убийства. Когда они взяли моего сына, полковник милиции (или ФСБ?) сказал нам: привыкайте, такие оказии случаются часто. Возможно, ждали от нас, что мы сейчас уйдем в горы, будем чудить. Но мы этого не стали делать, были сдержаны. И это нас спасло. Как россияне потом признавались, да, с Крымом ошиблись, отработанная методика не сработала. 

- Как вы думаете, почему они хотели довести дело до войны? 

- Потому что так легко подавить и забыть. Короткая быстротечная война, потом свой Кадыров, и все. Показали бы, что крымские татары – это террористы, и нечего их защищать. Они конечно и так пытаются это показать, но выглядит смешно. И в итоге уже 7 лет, а мировое сообщество на них давит, Совет Европы принимает резолюции и т.д. 

Россия открыла против крымских татар много дел по терроризму, а террора нет. Как так получилось? Может, из-за того, что в мире есть свои предрассудки по отношению к исламу. Наверное, от незнания. А может потому, что так легче подавлять большие массы людей. Тех обвинили, остальные уже боятся будут. 

- Насколько много сейчас страха в Крыму? 

- Страха достаточно. Причем это не тот животный страх, когда нет причин, а я боюсь. В Крыму на самом деле есть причины бояться. Все, что устраивает Кремль, должно устраивать нас. А если вдруг нет… Надо еще понимать, что в Крыму нет журналистов, нет свободной прессы, потому Крым – не серая, а темная зона. А раз так, то тут можно творить все, что хочешь. И мы оставлены будто сам на сам с вот этой природой россиян. Что, конечно, не очень приятно. 

Если бы мы были сейчас в Крыму, то не смогли бы даже вот так записать интервью. 

- Но вот эта российская тактика – придушить в зародыше, обезглавить движение, убрать всех, кто потенциально может быть лидером – как вам кажется, насколько она достигла своей цели? 

- Думаю, эта цель недостижимая. Сопротивление остается. Я прихожу на рынок, и мне говорят, что видели меня в передаче, и что я все правильно говорил. И на самом деле все находятся в ожидании того, что Россия уйдет. Сначала нам было сложно, когда у нас был только один адвокат – Эмиль Курбединов. Сейчас их десятки. И то, что раньше решалось толпами, митингами, сейчас решает адвокат с портфелем и документами. По крайней мере, пытается. У нас сейчас ребята достаточно хорошо подготовлены. 

- Для нас в Киеве митинги – это очень важно. Когда ты видишь, сколько людей вышло на протест, то понимаешь, что ты не единственный, кому не все равно. 

- Собираться можно и нужно. Но есть черта, за которую нельзя переходить, потому что дальше – война. И говорить будут уже не правозащитники, а генералы. 

- И вы думаете, что Украина не сможет защитить вас в этой войне? 

- Так а как она защитит, когда она просто ушла? Ничего не сделала. Нет, может быть, что это было хорошо, что просто ушла, что не было войны. Возможно, именно это сохранило наши жизни и полуостров. Но рассчитывать на Украину пока не приходится, к сожалению. 

- Вы говорили про возможное возвращение Крыма. Как вы думаете, при каких условиях это возможно и каким образом это в принципе могло бы выглядеть? 

- Есть вещи правильные и неправильные. И мир не мог бы существовать, если бы все долго оставалось неправильно. Порядок должен восстановиться. В России все плохо. Это в Крыму красиво или в Краснодарском крае, а в глубинке там все очень плохо. А раз так, то мы понимаем, что рано или поздно все должно упорядочиться, исправиться. И что касается Крыма – я думаю, вернется тот порядок, который устанавливался не одним годом, и к которому мы шли через большие трагедии. Никому не дозволено этот порядок нарушать. 

- И все-таки, как это могло бы выглядеть? Если пофантазировать? 

- Должны быть созданы условия – посредством санкций от мирового сообщества, политического давления. Понятно, что партизанить мы не собираемся, да и не получится. Это не будет кровавая бойня, это будет принуждение России к тому, чтобы спокойно сдать позиции или же потерять еще больше. Если честно, я думаю, что разобраться с Россией – это дело двух недель. Потому что у России нет той армии, о которой она говорит. Россия блефует. 

Я живу недалеко от трассы, по которой частенько едут колонны военной техники – на полигоны, на учения, на репетиции всякие. И часто вижу такую картинку: одна машина стала, другая, там радиатор задымился, там подняли капот. Они до сих пор катаются с этими солдатскими кухнями, как в советской армии, и сзади машина едет с дровами. БТР – те, на которых я ездил еще 40 лет назад, когда служил в армии. И вся остальная техника такая же. 

У соседа большой магазин автозапчастей. К нему заезжают русские и говорят: “Купи у нас резину с Тигра”. Сосед говорит: “Это же боевая машина”. Ну, отвечают, сладкого очень хочется. Вот так вот. Я к тому, что это не та армия, о которой мы думаем. 

Есть такой Ремзи Ильясов, который был членом Меджлиса, а потом оказался на той стороне, стал депутатом госсовета и одним из спикеров. И мы знаем, что он прикупил себе дом где-то там в России. И многие люди, которые занимают высокие должности в Крыму, в том числе, крымские татары, покупают себе дом а где-то там в Краснодаре на случай отхода. 

То есть они тоже думают, что когда-то Россия, возможно, уйдет из Крыма, и нужно себя обезопасить на этот случай. Значит, даже у плохого крымского татарина есть понимание, что это когда-то закончится, и не в пользу России. И тем более оно живет в нас. Только уходит все глубже и глубже. Как это было и при Союзе, в принципе. Каждый понимает, что происходящее – не правильно. Россию пока не трогают, потому что видимо, она нужна именно такая. Но долго так продолжаться не может. 

- Нужна зачем? 

- Представим себе, что не будет Кремля, его влияния и поддержки по всей центральной Азии. Режимы начнут падать один за другим. И весь этот центрально-восточный азиатский фронт тоже может начать смотреть в сторону Европы. 

Опять-таки, представим себе, пала Россия. Куда денутся миллионы силовиков? Они ж не пойдут в Воронеж. Они избалованы, хотят хорошей жизни. Они поедут в Европу. А Европа наверняка не готова принять такое количество безобразников. Потому что они ж не будут работать, они ж привыкли жить по беспределу. Представьте себе, в тихой уютной Дании в каком-нибудь в городке сидят люди, отдыхают. И тут приходят ребята из России, например, бывшие капитан и майор ФСБ. Они хотят пива, а там нельзя. Хотят курить, а там нельзя. Что они тогда будут делать? Разбивать бутылки о головы официантов. Нужно придумать какие-то нормы, как от этого всего защититься, подстраховаться. В общем, наверняка есть что-то рациональное в этом. 

- Рациональное в том, чтобы пока остается такой порядок вещей? 

- Помните, что было, когда распался СССР? Множество людей уехало в Америку, в Европу. И что там творилось? Они там научили людей бодяжить бензин с дизельным топливом. Там правда творилось безобразие, особенно в первые годы. И сейчас будет то же самое, если вдруг с Россией покончат. Поэтому все должно быть постепенно, рационально. Так, чтобы это было безопасно и для Европы. 

Есть еще один момент. Допустим, Крым вернется в состав Украины. Крымчане больше не захотят жить так, как раньше. Крымские татары не согласятся, чтобы от нас на весь Крым был один председатель администрации в Бахчисарае. Захотим, чтобы выполнялись нормы Закона про коренные народы, пусть он и не идеальный. Будем претендовать на большее, на какой-то особый статус внутри Украины, на какие-то преференции. Чтобы было больше крымскотатарских школ, чтобы крымскотатарский язык чтобы было больше глав администраций, а почему не может быть наш начальник СБУ? 

В Крыму есть три основные общины, три группы населения – украинцы, русские и крымские татары. Мы можем сейчас кого-то не любить, кем-то пренебрегать, но каждый из должен найти для себя достойное место. 

- Вы думаете, для русских найдется место в Крыму? 

- Не может быть, чтобы не нашлось, потому что их в Крыму много. И с этим нужно считаться. У каждой из групп есть свои особенности, с которыми нужно считаться. Украинцы – титульная нация, понятно. Мы коренной народ, тоже понятно. Русских много, и с этой массой нужно что-то решать. В мире есть формулы подходов и решений. Нужно их попытаться приложить и к нашей ситуации. Потому что при неверном подходе будет очередная мина замедленного действия. 

- (Вопрос от Евгении Закревской): А как в Крыму сейчас с крымскотатарским языком? 

- Когда в Страстбурге обсуждалась резолюция (25 июня ПАСЕ поддержала резолюцию "Нарушения прав человека против крымских татар в Крыму", – LB.ua), я смотрел трансляцию. И представители России в ПАСЕ настойчиво утверждали, что в Крыму все хорошо, в том числе и с языком. Что в Крыму триязычие и всю документацию пишут на трех языках. На самом деле, это не так. Никакого делопроизводства на крымскотатарском и на украинском нет. Ни один чиновник в Крыму ни по-крымскотатарски, ни по-украински не говорит. А если заговорит, это будет сарказм. Единственное что – на госучреждениях можно увидеть таблички на трех языках. И больше ничего. 

- Вообще в Крыму сейчас можно услышать украинский язык? 

- Очень редко, на уровне экзотики. За это не накажут, ну уже как-то не принято. Если вдруг услышишь на улице – оборачиваешься, так редко это бывает. Приятно, конечно, но очень редко. 

- А в школах? 

- В школах точно нет уже. От крымскотатарских школ осталось одно название. Там поменяли директоров, подобрали безропотных людей. Таких, для которых день прошел – и ладно. Эти школы превратились в очень нехорошие, периферийные. В такую школу своего ребенка отдавать уже не хочется, потому что знаний он там не получит. В общем, сделали все для того, чтобы отравить атмосферу, чтобы люди комплексовали и получилось так, будто крымско-татарский язык не востребован. 

- Я так понимаю, что это отношение распространяется не только на людей, но и на сам полуостров – природу, землю, исторические памятники? 

- Да. Делают Тавриду – большую новую трассу, и параллельно тянут газовод и водовод. Они примерно с середины Крымского канала идут на Керчь через территорию, где когда-то были древние поселения, где проводились раскопки, где много исторических ценностей. Туда пригоняют археологов и студентов из России, они все это выкапывают и увозят в Москву. То есть, мы теряем историческое наследие. 

Потом россияне проводят так называемые реконструкции и реставрации, а на самом деле – буквально уничтожают исторические памятники. Тот же Ханский дворец в Бахчисарае. Потому что россиян них это не ценно. Россияне вообще не хотят, чтобы что-то напоминало им о том, что до них тут кто-то жил. И потому такие названия: Новоалексеевка, Новороссийск и так далее. Все новое, будто ничего до них не было. Делают сейчас себе такой Новокрым. 

И ладно, уже строят дорогу. Но пусть хотя бы не трогали наши горы. Да, горы в Крыму не такие высокие, но они очень красивые и по-своему уникальные. Но нет. При строительстве дорог срывают породу с гор. Отгрызают бульдозерами куски, чтобы пустить их на гравий. Кидают туда мощнейшую технику, грызут-грызут, и в конечном итоге нет горы. Меняется рельеф Крыма, меняется роза ветров. 

- Но зачем? Как можно такое придумать вообще? 

- Это как бы Россия. Они вот такие. Для них это ничто вообще. Вот, скажем, было у нас 100 карьеров, а стало теперь в разы больше. Они не обращают внимание на то, как это влияет на экосистему. Что высыхают озера, исчезает рыба. Что в этом месте жили люди, и у них есть привязка к этому озеру. Меняется вся культура этого населения, этой местности. Крым сейчас действительно обеднел. Да, у людей новые крыши и новые машины. Но при этом очень многое утрачено.

- Люди не ложатся по эти бульдозеры? 

- Нет. Были протесты, но как-то с людьми договорились. Работы продолжаются. Есть такие объекты, как Меганом. Это (был) уникальный полуостров, заповедник. И там сейчас строительство целого города-спутника - Судака. Курирует этот проект Медведев. Оградили огромную территорию, Там очень большие деньги. Кто работает на спецтехнике, получает за 2-3 дня больше, чем на других объектах платят за месяц. Мы понимаем, что когда начнется строительство города, будет использован местный материал. Опять пойдут наши горы и леса под уничтожение. Русские покажут картинку, что вот они воздвигли горы. Но цена для Крыма будет очень высокая – потом не восстановишь ни горы, ни экологию. 

- И что? Прямо местные садятся в эти экскаваторы и грызут свои горы? 

- Ну они знают, что сегодня им в конце дня заплатят, скажем, 10 тыс рублей. И не хотят думать о том, что будет потом. 

- А где принимаются решения, на каком уровне? 

- В России так поставлено, что все решения принимаются только на самом высоком уровне. Все централизованно.  

- Проблема питьевой воды наверное тоже обостряется – и из-за увеличения количества жителей Крыма, и из-за нарушений экосистемы?

- Да. Россияне стали делать ставки на артезианские источники. Они пробивают очень глубокие скважины, ставят трубы очень большого диаметра и откачивают воду. Но нужно понимать, что полуостров стоит на кварцевых породах. Образно говоря, он полый. И когда откачивают воду здесь, то уходит вода аж за 100 км в другом месте из озера. И поэтому озера начали исчезать. 

Все это делается без специалистов, без экологов. Работают только взрывники и техника. И при этом нет никаких международных организаций, ни экологов, ни журналистов – никого, потому что в Крым нельзя заехать. В этих потемках можно делать все, что угодно.  

- (Вопрос от Евгении Закревской) Как вы считаете, нужно освещать то, что происходит в Крыму? Брать у вас и других людей интервью? Приглашать на мероприятия, в Европу? Или таким образом вы подвергаетесь еще большей опасности? 

- Думаю, что нужно. Не для того, чтобы проявить героизм, а там трава не расти. Нет, освещать нужно, потому что если вдруг что-то случиться – то мы уже будем в поле зрения. Будет скандал. И сами русские это тоже понимают, и им это не нужно в довесок ко всему. Как-то возвращался в Крым, меня на КПВВ спрашивают, откуда я еду. Я сказал, что был в Страсбурге, в Совете Европы. Посовещались, пропустили. С другой стороны, мы должны помнить, что это Россия. Они убили Немцова в центре Москвы, и никакая его публичность его не защитила. 

- Если говорить в процентном соотношении, скольких крымскотатарских семей коснулись репрессии? 

- В процентах сложно сказать. Может, до тысячи семей. Мне кажется, что считать смысла нет – потому что когда больно, то больно, даже если бьют только в одну точку. Кроме самих репрессий еще есть отдаленные последствия - дети, семьи репрессированных, отсутствие какой-то реабилитации уже тех, кого освободили. Ее нет совсем. С другой стороны, мы знаем, сколько людей на востоке Украины были вынуждены покинуть свои дома. И сколько людей погибли, попали в плен, и до сих пор почти каждый день кто-то погибает. На этом фоне у нас, конечно, все не так плохо. 

- Вряд ли это стоит сравнивать. 

- По крайней мере, мы так себя успокаиваем. Что могло быть хуже. 

- Продвигается ли как-то расследование дела о похищении ваших сына и племянника? 

- Нет. Уже давно не продвигается. Был какой-то период, когда они [российское следствие] там что-то сообщали в ответ на наши многочисленные запросы. Все, что мы знаем, это что их вывезли в Россию. Дальше выяснять нет смысла, потому что эта одна система. Не только по моим нет никаких подвижек, вообще ни по каким пропавшим без вести. Их около 50, но я допускаю, что может быть и больше, потому что иногда это люди, о которых могло быть вообще ничего не известно.

***

Семья Абдурешита была депортирована из Крыма в советские времена. Он вспоминает о том, как они вернулись:

- Наша семья вернулась в Крым после депортации 24 февраля 1969 года. Купили дом в селе Сенное Белогорского района. Прописаться не удавалось. В те времена в Крыму практиковались выселения не прописанных крымских татар. В ночь с 16 на 17 июля того же года большая группа милиционеров вместе с подпитыми дружинниками приехали и за нами, но мы были предупреждены хорошими людьми о возможном выселении. Нас спрятала у себя дома соседка Швидко, тетя Оля. Так нам удалось избежать выселения первый раз. После этого случая наша семья перебралась в село Луговое Ленинского района, где мы поселились в доме у наших друзей. Прожили мы там не долго. 17 октября в 2 часа ночи за нами пришли. Милиционеры и Народная дружина, всего около 60 человек.... Нас выслали в Генический район Херсонской области.

Через два дня наша семья вновь вернулась в Крым. Наша мать, взяв с собой меня, моего младшего брата и сестру (отца она попросила остаться, т.к. с мужчинами власти поступали сурово), пошла на прием к начальнику Крымского УВД генералу Захарову, которому рассказала о произошедшем с нами два дня назад. Добавив при этом, что если нас будут выселять еще, то мы также будем возвращаться ещё и ещё... Реакция генерала была сумасшедшая, он заистерил, хватался за телефон, что-то кричал. Мы ушли, а за дверями ещё слышны были крики.

Моя тетя по отцу Урие и дядя Шевкет были осуждены (она в 1946 г он 1948 г), её и его приговорили к смертной казни, к расстрелу. Она якобы сотрудничала с немцами, уже в Узбекистане готовила подрыв металлургического завода в городе Бекабаде. А дядя тоже чем-то не приглянулся Советам. Она и он писали касационные жалобы, после чего расстрелы были заменены на 25 лет заключения.

На них очень сильно отразились произошедшее с ними, и не только на них. Вся наша семья, весь род понимали, на что способно советское государство. Мне не понаслышке известно, что такое страх, подавленность и т. д. Отсюда можно понять, в какой атмосфере живут семьи, у которых были обыски , аресты, приговоры и прочие репрессии, особенно когда все это без всякой вины, просто по надуманным обвинениям. Просто тебя назначают виноватым. Вот такая нехорошая лотерея. 


Об авторе
[-]

Автор: Виктория Гуерра

Источник: argumentua.com

Добавил:   venjamin.tolstonog


Дата публикации: 06.08.2021. Просмотров: 61

zagluwka
advanced
Отправить
На главную
Beta