Постиндустриальный мир на пути к технологическому феодализму

***

Торговая война Америки с Китаем показывает неизбежность распада экономики и технологий на территориально закрытые кластеры

На пресс-конференции по итогам токийской встречи с Синдзо Абэ президент США заявил о неготовности Америки подписывать новое торговое соглашение с Китаем. Причин названо две. Текущие условия не устраивают Белый дом, к тому же Трамп вполне доволен размером дополнительных финансовых поступлений от таможенных санкций на китайский импорт. Виноват, «конечно же», Пекин, не желающий прогибаться на американские условия. Это те, где он продает в США своих товаров сильно меньше, а покупает американских минимум вдвое больше.

Однако за традиционно ярко эмоциональной позитивной речью лидера Америки кроется ряд моментов, позволяющих считать, что глобальный процесс на самом деле движется совсем в другом направлении.

Дело даже не в нашумевшем открытом письме американских обувщиков хозяину Овального кабинета. Хотя и оно уже служит достаточно громким звоночком. Производители и ритейлеры совершенно открыто признают, что 98% потребляемых в стране товаров легкой промышленности (одежда, обувь, белье, от нижнего до постельного, головные уборы и даже всякие там флажки для публичных мероприятий) полностью импортируются. А 70% импорта происходит из Китая. Это ладно. При большом желании собственный выпуск рубашек с пододеяльниками можно и восстановить.

Хуже другое. Начиная с середины 70-х годов ХХ века процесс финансовой глобализации превратил мировую экономику в сложный конгломерат критично связанных между собой технологических и производственных цепочек. Из-за которых нынешняя американо-китайская торговая война все больше смахивает на поножовщину между сиамскими близнецами.

В качестве примера во всем блеске и величии выступает нынешняя битва Трампа с Huawei. С одной стороны, он пытается убить главного конкурента, покусившегося на рынок Apple и на рынок процессоров. Китайская корпорация начала выпуск собственных «камней» и составляет на их основе топовую часть своей линейки, формирующую уже треть объема сбыта ее мобильных устройств. Но вместе с этим введенные против китайской электронной отрасли санкции ограничивают продажи Qualcomm, Xilinx и Broadcom, входящих в список основных ведущих технологических столпов американской экономики. Потому что именно китайские компании сегодня формируют более половины их совокупной корпоративной выручки.

И ладно бы дело ограничивалось только мобильными устройствами, в совершенно аналогичном положении находятся сегменты оборудования связи и персональных компьютеров. Когда Вашингтон взял за горло другого китайского выскочку — корпорацию ZTE — мировой рынок вздрогнул и на миг сбился с дыхания. Но позднее Министерство торговли США сумело дожать жертву на мировое соглашение. Китайская сторона признала обоснованность обвинений, принесла извинения и положила на счет американского Минфина 400 млн долларов в качестве страховой суммы. Которую правительство Соединённых Штатов обещает потом «вернуть», если в течение следующих десяти лет ZTE не допустит новых нарушений.

Масштаб нынешней войны с Huawei оказался, во-первых, сильно крупнее, во-вторых, на этот раз китайцы уперлись принципиально и больно контратакуют. Например, Пекин, помимо ответных санкций на 60 млрд долларов, ещё объявил о прекращении закупок американских энергоносителей и сокращении импорта продовольствия. Это значит, что обе стороны пошли на принцип, и легкой победы не предвидится.

Стороны готовы использовать все доступные рычаги. В том числе, касающиеся взаимосвязанных технологических и сырьевых цепочек. Под ударом оказываются все отрасли, любым образом задействованные в электронной пирамиде: транспорт, производство элементной базы, добыча сырья и производство исходных материалов, а также, например, медицина, сегодня крайне широко применяющая компьютерное оборудование в свой работе.

Местами доходит до смешного. В комплексном докладе объемом в три сотни страниц «Оценка и укрепление производственной и оборонной цепочки поставок. Отказоустойчивость США» Пентагон был вынужден признать критичность своей зависимости, преодолеть которую они пока не знают как.

Эксперты Investing.com произвели оценку степени зависимости американских компаний от рисков в цепочках глобальных поставок. Картина получилась эпичной. В своей статье главный стратег Saxo Bank по рынку акций уже сейчас настоятельно рекомендует инвесторам избавляться от вложений в любые полупроводниковые бизнесы США. Прямо говоря, пик прибылей пройден, и в ближайшие 12 месяцев следует ожидать повсеместное падение продаж, а значит финансовых показателей. В том числе, биржевых котировок их акций.

Но всё перечисленное является лишь вершиной айсберга. Кроме самих денег и пограничного налога, конвенционным инструментом войны сегодня становятся все ключевые технологии. Особенно точечные блокирующие. К примеру, эпизодом в противостоянии США с Huawei оказался приказ британской компании ARM своим сотрудникам заморозить всякие контакты и игнорировать обязательства перед этим китайским электронным гигантом. А всё потому, что в основе собственного хуавеевского процессора модели Kirin 980 лежит лицензия АRM на ее процессорное ядро cortex-a76. В какой степени она может или не может остановить Китай — вопрос отдельный. Главное — факт попытки схватить конкурента за горло через запрет на использование конкретной технологии.

Кстати говоря, точно таким же образом США душат Иран, принуждая зависимые от Вашингтона транснациональные корпорации к неучастию в иранских нефтегазовых проектах. В том числе европейские, как ту же французскую Total. Впрочем, Ираном дело не ограничивается. За последние пять лет подобная практика стала повсеместной. И касается она не только американцев. На волне майданной истерики Украины Евросоюз частично перекрыл России доступ к ряду критично важных европейских технологий и оборудованию.

Причины, лежащие в основе складывающейся тенденции, полностью прозрачны. Глубина взаимной экономической и технологической интеграции в глобальный мировой рынок из преимущества становится очевидным недостатком. Пример Китая наглядно показывает: сейчас мало сконцентрировать у себя больше всех денег. Кто бы там что ни фантазировал про постиндустриализм, определяющим остаётся достижение у себя максимальной концентрации именно производственных мощностей.

Тот, кто производит больше всех потребительских товаров, в конечном счете, обеспечивает себе возможность из прибыли масштабнее финансировать научные разработки, усиливающие технологическое превосходство. В условиях сохраняющегося общего рынка оно становится ключевым фактором обеспечения мирового лидерства.

Помните историю с попыткой создания в России собственного YotaPhone в 2013 году? Она провалилась потому, что создать востребованный рынком передовой продукт на чужой элементной базе, с использованием чужих технологий и иностранных комплектующих, да ещё и не на своих заводах сегодня невозможно. Такие попытки всегда будут проигрывать лидерам в глазах конечных потребителей.

Переломить эту тенденцию можно только в случае возникновения новой технологической революции, по масштабу сопоставимой с аналогичным процессом конца XIX — начала ХХ века, когда на смену лошадям пришли пар и электричество. Хотя научный мир полон многочисленных заманчивых обещаний — искусственный интеллект, сети 5G, промышленные принтеры, роботизация, новые материалы с фантастическими характеристиками и все такое прочее, в действительности дальше простых мечтаний дело пока не идёт. Всё сегодня предлагаемое на поверку оказывается лишь комбинацией или незначительным итерационным улучшением уже существующих решений.

А время уходит, и вместе с ним нарастает масштаб угрозы утраты геополитической субъектности существующими странами и их союзами в общей технологической и экономической гонке. Осознание именно этого момента и вынуждает Вашингтон столь принципиально рубиться с Китаем. Не покрываемое другими доходами отрицательное совокупное торговое сальдо в объеме 4,5% годового ВВП просто не оставляет Америке иного варианта действий.

Да и не только ей. К осознанию сути складывающейся тенденции уже приходит Европа и сам Китай. За последние три года хорошо видно падение темпов реализации им своего глобального проекта «Пояса и Пути». Вместо расширения доли в общей мировой торговле со всеми крупнейшими рынками планеты, Пекин все отчетливее говорит о необходимости формирования зоны общего процветания только в пределах границ Азиатско-Тихоокеанского региона.

Тем самым мы становимся свидетелями повторения уже имевшего место в прошлом фундаментального процесса распада общего имперского экономического пространства на сильно изолированные феодальные уделы. Так ушел в историю Древний Рим. Так распалась Киевская Русь после деградации пути из варягов в греки. Разве что в современных условиях результат имеет несколько больший масштаб. Вместо отдельных городов и максимум провинций, в аналоги феодов выделятся страны и их объединения.

Аналогия с феодами возникает из возврата к прежде всего территориальному принципу определения границ. На американском континенте процесс зашел наиболее далеко. Там новый удел уже охватывает США, Мексику и Канаду. Перспектива конфигурации китайского мира упомянута выше. Судьба Европы пока остается достаточно туманной. Как и перспектива России по формированию собственного замкнутого кластера.

Но формировать его всё равно придётся. Другие варианты отсутствуют. В том числе и по причине невозможности иным путем сохранить, а тем более расширить собственную промышленную и научно-техническую базу. Убедительным подтверждением тому служат последствия для нас западных санкций, только в результате противостояния которым мы таки сумели добиться продовольственного самообеспечения и начали возрождать промышленные отрасли.

Впрочем, только этим дело не ограничится. Неофеодальный распад неизбежно приведет и к разрыву технологического сотрудничества. В противном случае слишком велик риск оказаться в критической зависимости от соседей, которые однажды могут решить его использовать для политического давления. Как это сейчас делают США по отношению к Китаю, а также другим странам.

Так что далее следует ожидать нарастания технологической несовместимости не только на уровне операционных систем мобильных устройств, но и всего базового оборудования в целом. К этому обычно всегда приходят все разработчики, идущие к своим целям строго собственным путем и без информационного обмена с соседями. Однако подобный результат вряд ли следует считать для нас плохим вариантом будущего. Как уже неоднократно показывал прежний исторический опыт, наилучших результатов и наибольших успехов Россия добивалась в первую очередь тогда, когда просто не имела другого выбора.

Автор: Александр Запольскис

https://regnum.ru/news/economy/2637228.html

***

Политика и власть в мире новых технологий: пришло ли время коммунизма?

Генри Тиммс, Джереми Хейманс. Новая власть. Какие силы управляют миром – и как заставить их работать на вас. М.: Альпина Паблишер, 2019

Новые технологии изменяют не только наш быт — с большим опозданием, но они меняют и психологию людей, их мышление, их отношение к привычным нормам жизни, правилам, законам, общественным институтам. Мы видим это и в постоянно повторяющейся драме «отцов и детей», и в мировом кризисе доверия к традиционным властным структурам (президентам, парламентам, партиям), и в стремлении властей по всему миру цензурировать, осадить «интернет-вольницу», ограничить свободу пользования новыми средствами коммуникации. Да и много в чём ещё.

Важнейшая тенденция, порождаемая технологическим прогрессом, — это переоценка роли широких народных масс в управлении: не только государственном, политическом — но и на уровне корпораций, научных институтов, школ и больниц. Учёные из НАСА активно пользуются помощью интернет-аудитории в решении научных задач; бизнес Lego переживает ренессанс благодаря опоре на творчество фанатского сообщества; поправки в конституции европейских стран пишутся группами рядовых граждан, собранных по жребию.

Отношение к большинству народа как к «тёмной массе», от которой нужно защищать немногочисленные светочи образования и интеллекта (на котором, по словам Александра Блока, столетиями строилась вся «гуманистическая» западная цивилизация), в XXI веке можно сохранять, только отрицая реальность. Очевидно, что, составив конкуренцию узким специалистам и избранным гениям в науке, промышленности и творчестве, «большой народ» должен покуситься и на политическое господство элиты.

Близко ли это время? И туда ли идёт процесс? Ответить на эти вопросы пытаются общественные и политические активисты Джереми Хейманс и Генри Тиммс в своей книге «Новая власть. Какие силы управляют миром — и как заставить их работать на вас».

Авторы утверждают, что, наряду с «традиционными» жёсткими иерархическими структурами с их чётким распределением ролей и специальностей, закрытостью и элитарностью («люксовостью»), во всех сферах современного общества развиваются другие, сетевые структуры, строящиеся по принципам «новой власти». У них нет чётких лидеров, хотя есть идеологи-зачинатели и держатели площадок (например, сайтов в интернете), которые задают основные контуры движения и занимаются больше поддержкой и вовлечением рядовых участников, чем укреплением собственной власти. В деятельности таких структур может принять участие любой желающий, более того, именно на участие максимального количества людей здесь делается ставка. Пользователи сами создают содержание, а не пассивно потребляют спущенный сверху продукт (вспомните википедию или развлекательные порталы вроде 9gag). Авторы подчёркивают, что желание действовать и быть причастным какому-то большому делу, проекту — характерные черты молодых поколений.

Позицию человека в новых сообществах определяет в основном его активность, объём его вклада в общее дело. Например, модераторы веток на Reddit — это те же простые пользователи, только очень активные. Такие структуры держатся, с одной стороны, на растущем недоверии людей к традиционным авторитетам — экспертам, дипломированным специалистам, старающимся отгородить свою сферу от посторонних, т. е. от большинства людей. С другой — на представлении о том, что современный человек должен быть широко развитым, многозадачным, не замыкающимся на одной области работы и жизни, — что противоречит идеалу узкого специалиста.

Важно, что первоначальная общая идея «адаптируется» добровольцами под себя, под собственные особенности и проблемы. Причём такое поведение не вызывает у идеологов желания отстаивать свои «авторские права» или «целостность бренда». Наоборот, оно приветствуется, даже изначально подразумевается при разработке общей идеи. Можно вспомнить многочисленные флэшмобы (типа #IceBucketChallenge), запускаемые каким-нибудь благотворительным фондом и постепенно претерпевающие всевозможные изменения. Авторы указывают, что таким образом удовлетворяется обострённая потребность современных людей проявлять индивидуальность.

Из сказанного выше понятно, что новые структуры должны быть предельно открыты и прозрачны. Люди, вкладывающие свой труд в общее дело, хотят быть в курсе всего и настороженно относятся к наличию каких-то закрытых групп и обсуждений «наверху». Так, Facebook непрерывно подвергается критике из-за того, что он не раскрывает алгоритмы, с помощью которых формируется «новостная» лента пользователей, а также торгует пользовательскими данными.

Новые структуры кажутся менее стабильными, чем старые: они стремятся любым способом вовлечь в свою деятельность новых людей, и потому для большинства всё ограничивается условным лайком или репостом. Пользователю ничего не стоит сегодня прийти, а завтра уйти — и подавляющее большинство пользуется этим правом. Но тут есть и обратная сторона.

Возьмём классическую политическую партию. Почти все поддерживающие её люди — предельно пассивны, в лучшем случае они раз в несколько лет придут на выборы. Избиратели никак не влияют на деятельность партии, на её внутреннее устройство — они отчуждены от партийной жизни. Другое дело — новые общественно-политические движения вроде австралийской GetUp! (Хейманс — один из её основателей). Конечно, большинство участников подобных платформ ограничиваются лайками и репостами, и среди них наблюдается большая «текучка». Однако новые структуры поощряют своих сторонников ко всё большему участию, всё большей деятельности. «Втягиваясь», люди становятся не только более лояльными к начинанию, в который вложили свои время и труд, но и приносят движению несравненно больше пользы, чем пассивный избиратель.

Наконец, в современном мире «текучка» характерна в не меньшей мере и для старых партий и структур. На фоне падения доверия народа партиям, общемировой проблемой становится резкое сокращение партийного актива и непостоянство предпочтений избирателей. То же касается и авторитета экспертов: верить им перестают не на пустом месте. Слишком часто их оценки оказываются «куплены» крупными корпорациями или (в худшем смысле) политизированы. Правящий же класс традиционно и сам не обладает компетенцией, и на специалистов полагается от случая к случаю: ему важнее удержать господство и получить лёгкую выгоду, чем сделать «как лучше».

Конечно, описываемая «новая власть» — это лишь тенденция внутри существующих структур, существующая наряду с другими, противоположными тенденциями. Сетевыми структурами занимаются отнюдь не только революционеры и общественные активисты (к которым себя относят и авторы книги). Новые тенденции активно подминает старый господствующий слой — крупный капитал. С одной стороны, принципы «новой власти» успешно применяют уже существующие структуры: от Lego — до католической церкви и штаба Дональда Трампа. С другой, «низовые» лидеры также имеют тенденцию делать из своих движений бизнес и присоединяться к старой элите.

В итоге можно, как Славой Жижек, сказать: под модной идеей «участия» капиталисты маскируют просто очередную форму эксплуатации. Водители «Убера» позиционируются как «партнёры», однако на деле они — лишь наёмные работники, вынужденные подчиняться всем решениям владельцев корпорации (например, изменить тарифы). Зато водителей официально не регистрируют как сотрудников компании, и потому им не надо оплачивать страховку, социальные взносы, сверхурочные и так далее. Такое «партнёрство» лишает водителей трудовых прав, но не даёт им права голоса.

Однако то, что капитализм вынужден принимать такие формы и считаться с подобными тенденциями, — факт сам по себе значимый. И производство, и наука, и даже творчество принимают в современном мире всё более общественный, коллективный характер. Производительность труда растёт, и у людей появляется больше свободного времени; по сравнению с серединой ХХ века повсеместно колоссально возрос и уровень образования. Интернет позволяет народу на качественно ином уровне общаться и организовываться. Люди уже активно пользуются этими возможностями. Не случайно многие черты «новой власти» напоминают принципы коммунизма, исходившего из похожих предпосылок.

Всё это входит в противоречие с элитарным характером нашего капиталистического мира: чудовищным неравенством, ревниво охраняемым господством, желанием узкой верхушки общества подчинить и контролировать всех остальных, не допустить их до управления чем-либо (даже до простого «знания» и понимания чего-либо). Эти противоречия порождают постоянные столкновения, борьбу, примеров которой много и в книге. Недовольство пользователей закрытостью и коммерциализацией Facebook, бунт модераторов против владельцев Reddit, даже ставшая регулярной травля гигантов индустрии компьютерных игр интернет-сообществом. Наконец, конфликт «либеральных» ожиданий молодёжи и «бюрократических» привычек начальства на рабочих местах, которому авторы посвящают целую главу. 

То, что на начальном этапе побеждает старый мир — это логично. Наивно думать, что господа просто так начнут делиться с каждым желающим своей властью. Вместе с тем власть эта всё чаще ставится под сомнение, всё сильнее мешает устремлениям основной массы общества. Если новые тенденции продолжат развиваться, рано или поздно крупному капиталу придётся либо подчиниться им, либо перейти с ними в открытую конфронтацию. Поэтому даже если сегодняшние соцсети, благотворительные фонды или общественные движения всё ещё слишком «авторитарны» и коммерциализированы, — их развитие можно только приветствовать, ведь в них содержится росток нового мира.

По крайней мере, даже если сделать скидку на излишний оптимизм и даже наивность Хейманса и Тиммса, их книга даёт основания надеяться на то, что люди во всём мире не топчутся на месте и активно ищут новые, более демократические формы деятельности: в быту, в экономике, в политике и даже в религии.

Автор: Дмитрий Буянов

https://regnum.ru/news/society/2631898.html