Пандемия коронавируса: Инфодемия и фармапатриоты

***

Может ли негативный эффект от вакцинации проявиться спустя годы? Фактчекинг DW

Большинство тех, кто не хочет вакцинироваться от коронавируса, объясняют свое нежелание страхом перед долгосрочными последствиями прививки. Существует ли этот риск на самом деле, выясняла DW.

Каждый четвертый житель Германии до сих пор не вакцинирован от коронавируса. Основной аргумент тех, кто отказывается делать прививку от ковида, - боязнь долгосрочных негативных последствий вакцин от SARS-CoV-2. Скептики аргументируют свои опасения рассказами о редких побочных эффектах, выявленных в случаях с другими вакцинами, например против свиного гриппа: в Twitter можно найти десятки постов на эту тему с сотнями комментариев под ними. Но оправдан ли этот страх на самом деле?

Реакции на вакцину, побочные эффекты, долгосрочные последствия: в чем различия?

Реакции на препарат обычно возникают сразу после вакцинации и могут наблюдаться в течение нескольких дней - в случае прививки против коронавируса это может быть боль в месте укола или головная боль. Обычно такие реакции являются свидетельством эффективности вакцины: так она "учит" организм бороться с инфекцией.

Побочные эффекты - это "более сильная и нежелательная реакция организма на вакцины, которая выходит за рамки стандартных реакций", объясняет в беседе с DW Кристине Фальк (Christine Falk), президент Немецкого общества иммунологии и профессор Института трансплантационной иммунологии в Ганновере. Подобные реакции в самых крайних случаях могут отрицательно влиять на состояние здоровья. В частности, при вакцинации препаратами против ковида уже были зафиксированы такие побочные эффекты, как тромбоз синусовых вен или воспаление сердечной мышцы.

Популярный термин "долгосрочные последствия" нельзя отделить от побочных эффектов, связанных с вакцинацией. По сути, это побочные эффекты, которые обнаруживаются только спустя некоторое время после введения препарата, объясняет иммунолог Карстен Вацль (Carsten Watzl). К примеру, если побочный эффект возникает только у одного из миллиона человек, то связь между недугом и прививкой становится очевидной лишь после того, как вакцина была введена нескольким миллионам человек.

Преимущество препаратов против коронавируса состоит в том, что на сегодняшний день в мире введены более 7,2 млрд доз таких вакцин, поэтому редкие побочные эффекты можно обнаружить в течение непродолжительного времени. "Вакцинировано огромное число людей, при этом большинство - много месяцев назад, так что нежелательные реакции обнаруживаются очень быстро", - указывает иммунолог Райнхольд Фёрстер (Reinhold Förster).

Почему о риске тромбоза при вакцинации AstraZeneca не сообщили на этапе исследований

О том, что препарат против коронавируса AstraZeneca может усилить риск образования тромбов, стало известно уже после начала массовой вакцинации: появились данные о единичных случаях тромбозов головного мозга или синусовых вен у людей, которым сделали прививку этой вакциной. Почему же создавшая ее компания не сообщила об этом еще на этапе тестирования препарата?

"Проблема в том, что в ходе клинических испытаний выявляются лишь часто встречающиеся побочные эффекты вакцины, - объясняет иммунолог Кристине Фальк. - Более редкие обнаружить практически невозможно, поскольку в исследовании участвует не так много людей". Вот почему о повышенной опасности появления тромбов стало известно лишь после того, как препарат AstraZeneca прошел регистрацию, и им стали массово вакцинировать.

По данным австралийского Минздрава, на миллион пациентов, вакцинированных AstraZeneca, тромбоз возникает максимум у 4-6 человек. Федеральное ведомство просвещения в области здравоохранения (Bundeszentrale für gesundheitliche Aufklärung) в свою очередь сообщило, что большинство случаев тромбоза обычно возникало через две-три недели после вакцинации, в основном у людей в возрасте до 60 лет. Поэтому с 1 апреля 2021 года прививки вакциной AstraZeneca в Германии делают лишь людям старше 60 лет.

Сколько времени проходит до выведения вакцины из организма?

На сегодняшний день в Евросоюзе одобрены два разных типа вакцин: мРНК-вакцины от производителей BioNTech/Pfizer и Moderna, а также векторные вакцины от AstraZeneca или Johnson&Johnson. "Если говорить о полном выведении вакцины из организма, то речь идет о нескольких днях и неделях", - объясняет иммунолог Кристине Фальк.

Вакцины на основе мРНК работают следующим образом: в них содержится своего рода чертеж определенного компонента коронавируса, и после их введения иммунная система начинает вырабатывать антитела для нейтрализации патогена. Затем клетки полностью разрушают мРНК и избавляются от нее - и, таким образом, вакцина не может спровоцировать никаких поздних долгосрочных эффектов. "Нет никаких доказательств того, что могут возникнуть более поздние реакции", - говорит иммунолог Райнхольд Фёрстер.

Векторные вакцины также содержат чертеж определенной части вируса и стимулируют иммунную систему к выработке антител. Это достигается с помощью модифицированного вируса (вектора), с которым генетический код антигена доставляется в клетки человека. После этого вектор разрушается, так что о долгосрочных последствиях после введения этой вакцины речь также не идет, объясняет Федеральное ведомство просвещения в области здравоохранения.

Что же касается вакцин против свиного гриппа, то действительно, спустя некоторое время после вакцинации препаратом Pandemrix у некоторых пациентов проявилось очень редкое последствие: нарколепсия, или сонная болезнь. Установить связь этого недуга с вакцинацией удалось только после того, как прививку сделали достаточному числу людей.

"Тот факт, что этот побочный эффект вообще удалось обнаружить, связан не с тем, что за вакцинированными людьми приходилось наблюдать особенно долго, пока он не проявился, а, скорее, с тем большим количеством тех, кто получил прививку", - объясняет иммунолог Фёрстер в интервью. Он подчеркивает: об очень редких побочных эффектах становится известно лишь при наличии достаточного числа вакцинированных.

Этот побочный эффект после вакцины Pandemrix спорадически возникал в течение нескольких недель у детей в возрасте от 4 до 19 лет. На основании эпидемиологических исследований ученые предполагают, что на 100 тысяч доз у детей и подростков встречается от 2 до 6 случаев нарколепсии. В настоящее время препарат больше не используется в ЕС.

Какие побочные эффекты могут вызвать вакцины против ковида

К известным и в то же время очень редким побочным эффектам вакцин от коронавируса, которые называет в своем отчете немецкий Институт имени Пауля Эрлиха, относятся, в частности, миокардит (воспаление сердечной мышцы) и перикардит (воспаление перикарда, или околосердечной сумки), причем причинно-следственная связь до сих пор окончательно не установлена. Тем не менее, Постоянная комиссия по вакцинации (Stiko) 10 ноября рекомендовала прививать в ФРГ от коронавируса людей младше 30 лет лишь вакциной BioNTech/Pfizer. Как пояснили в комиссии, имеющиеся данные свидетельствуют о том, что эта вакцина грозит молодежи до 30 лет осложнениями на сердце в меньшей степени, чем вакцина Moderna.

В числе других осложнений после вакцинации были зарегистрированы анафилактические реакции, тромбозы синусовых вен, синдром Гийена-Барре и тромбоцитопения или иммунная тромбоцитопения. Более подробную информацию о побочных эффектах и частоте их проявлений можно найти в ежемесячно обновляемых отчетах о безопасности вакцин против коронавируса на сайте Института имени Пауля Эрлиха.

Так может ли негативный эффект от вакцин проявиться спустя годы?

И тем не менее, несмотря на существование побочных реакций на вакцины от коронавируса, важно осознавать: возможность того, что спустя годы после вакцинации проявятся какие-то последствия, практически равна нулю. В этом мнении едины все ведущие немецкие иммунологи. Организм реагирует на прививку непосредственно после введения препарата или, в худшем случае, спустя несколько недель - и тогда могут возникнуть или развиться более серьезные нежелательные эффекты.

О долгосрочных последствиях, впервые проявляющихся спустя годы после вакцинации, неизвестно и в случае с другими вакцинами. Это связано с тем, что спустя непродолжительное время они расщепляются клетками и выводятся из организма, а, значит, в принципе не могут вызвать никаких последующих реакций.

Авторы Катрин Весоловски, Марина Барановская   

https://p.dw.com/p/42pSK

***

Мнение российского психолога Александра Асмолова: Почему антиваксерство приняло такой размах, особенно в странах с авторитарными режимами

В фейсбучных схватках «рука бойцов колоть устала» — и люди, начинающие тему прививок, в конце концов зачастую вынуждены удалять свои посты: война миров невыносима, брат идет на брата… «Достали антиваксеры, они как будто продолжают нам кричать, что земля плоская!» — пишут люди, которые, очевидно, успели уже сделать, и не одну, прививку. «Достали ковидобесы, у них от осложнения ревакцинации повырастали клыки и копыта, и IQ ушло в ноль», — парируют те, кто по тем или иным причинам, очевидно, так и не привились. Очень редко, но все-таки иногда включается тихий голос разума, и кто-то пишет: «Это все потому, что обсуждается вопрос жизни и смерти. Страх рождает агрессию».

«Мир живет в страхе уже два года. Почему эта катастрофа никак «не обживается»? Ответ на экзистенциальный, а не риторический вопрос «по ком молчит колокол Уханя» состоит в том, что он молчит по тем жертвам пандемии и инфодемии, которые унесла не столько планетарная эпидемиологическая катастрофа, сколько коллапсы принятия решений и ценностные приоритеты на самых различных уровнях управления <…>. Какими бы благими намерениями ни руководствовались лидеры разных стран и народов, их усилия неизбежно разбиваются о сопромат обыденного сознания отдельных людей, <…> отвечающих волнами тревожности и психологической инфляции доверия на <…> действия лидеров», — это фрагмент из книги «Общество и пандемия: опыт и уроки борьбы с COVID-19 в России» (pdf), одну из глав которой написал в соавторстве с большой группой ученых заведующий кафедрой психологии личности МГУ, академик Российской академии образования Александр Асмолов. Книга вышла в конце 2020 года. Но она невероятно актуальна и сегодня, особенно глава «Психология кризиса — реконструкция перспектив в условиях пандемии и инфодемии».

Издание «Новaя газета»: — Александр Григорьевич, книга, в которой вы принимали участие как один из соавторов, посвящена во многом, как я поняла, поискам новой нормальности на фоне пандемии. Но, наверное, для того, чтобы ее как-то обнаружить, нужно понять самые яркие ненормальности этого периода?

Психолог Александр Асмолов: — Я бы назвал еще одну книгу, в которой также можно ознакомиться с особым взглядом на пандемию и увидеть те моменты, которые остались незамеченными. Это великолепная коллективная монография «Прощай, COVID?» под редакцией Константина Гаазе, Вячеслава Данилова и других. Она вышла также в конце 2020 года.

В разных подходах, как показывают ее авторы, традиционное понимание болезни как болезни одного человека резко меняется. Непонимание трансформации взглядов на болезнь порой приводит к ослаблению авторитета науки, а также к отсутствию рефлексии возможностей власти. В реальности мы имеем, прежде всего, системный антропологический кризис познания мира и сталкиваемся с тремя дефицитами — понимания, доверия и смысла происходящего. Пандемия, ко всему прочему, принесла нам много разных клише. Прячась в них от реальной ситуации, мы превращаемся в носорогов из известной пьесы Эжена Ионеско. Среди этих клише одно из самых опасных — подведение психологически разных людей под одну категорию — категорию ковид-диссидентов.

Откуда возникают подобного рода клише? В условиях различных катастроф на поверхность сознания прорываются комплексы ксенофобского поведения, у истоков которых стоит жесткое «черно-белое» деление людей на «своих и чужих». Для канализации возникающей в ситуации катастрофы агрессии «чужие» стигматизируются — на них навешиваются аффективно окрашенные ярлыки. Ныне, довожу нашу ситуацию поиска «иностранных агентов» до абсурда, на «агентов ковида» навешивается ярлык «ковид-диссидентов».

Подчеркну, что любое тиражирование подобных символов ненависти неминуемо приводит общество к еще большему социально-психологическому расслоению и росту установок ксенофобского поведения. В результате поиск выхода из планетарной катастрофы, критический анализ реальных разнообразных источников бегства от вакцинации нередко подменяется проверенной веками пропагандистской технологией охоты на ведьм XXI века — «агентов ковида». Рассуждать так — это все равно что говорить о средней температуре по больнице, потому что за этим клише — люди с разными психотипами, разными стратегиями совладания со сложной ситуацией.

Сам конструкт пандемии, как отмечают авторы книги «Прощай COVID?», в момент ее разгара воспринимается не столько как проявление болезни, сколько как сигнал тревоги, приводящей к стрессовой ситуации. Иными словами, весьма рискованно сравнивать ковид с чумой или испанкой, потому что в данном случае масштаб эпидемии переводит явление в качественно иную категорию, и мы сталкиваемся с эволюционным вызовом, когда привычные маркеры идентичности становятся другими. И, когда мы говорим о ковид-диссидентах, мы оказываемся за рамками понимания этой сложной ситуации и проигрываем обрушившееся на человечество испытание.

Почему вымерли те или иные политические «динозавры»? Потому что у них не было чувствительности к разнообразию и новизне. Потому что они цеплялись за ригидные типовые решения в качественно изменившихся ситуациях, шли по проторенной дороге мобилизации привычных стереотипов, а не искали иных путей развития. Не удивляйтесь поэтому, что подобными «динозаврами» оказались разные тоталитарные режимы, которые при встрече с эволюционным вызовом ковида закрывали глаза, приговаривая: «Это не с нами; с нами этого не может быть, потому что этого не может быть никогда».

— Вы включаете сюда Россию?

— Конечно, к сожалению, я говорю и о России. В России мы сталкиваемся с безальтернативным предложением выхода из ситуации пандемии — вакцинацией исключительно отечественными вакцинами. Напомню, что такое абсолютное зло. Абсолютное зло — это отсутствие альтернатив, отсутствие любого выбора.

Именно лишение альтернатив нередко приводит людей к самым различным способам психологической защиты, в том числе, и к протестному поведению как реакции на блокировку выбора. И, как это ни прискорбно, но одним из барьеров на пути к преодолению тяжелейшей ситуации у нас стало такое явление, которое я называю фармакологическим патриотизмом. Как в свое время писал Юрий Визбор: «…а также в области балета мы впереди планеты всей», — теперь мы в области вакцинации тоже попытались встать впереди планеты всей.

Когда совершенно разные люди заявляют, что не хотят вакцинироваться, — это не всегда реакция на прививку как таковую — за этим лежит «многоцветие» мотивов. В том числе это может быть и реакция протеста на фармакологический патриотизм, т.е. реакция на абсолютное зло в форме невозможности выбора. Вопрос не в том, хороша или плоха российская вакцина, лучше или хуже она зарубежных. Дело в ином — в психологической реакции людей на то, что их помещают в ситуацию навязанного решения. Можно ли называть «агентом ковида» того, кто говорит, что я не хочу находиться в безальтернативной ситуации, когда мне указывают в авторитарном стиле только единственный путь и говорят, что знают, как надо, и что другого пути нет? Когда лишают любых возможностей выбора?

— Я как раз только что прочитала, что в ближайшее время в Москве могут появиться импортные вакцины от коронавируса — Министерство здравоохранения предложило ввозить вакцины из-за границы до их официальной регистрации в России и что даже уже разработаны поправки к законодательству.

— Если бы исходно в России были предложены, как во многих странах, разные типы и виды вакцин, мы вряд ли столкнулись бы с такими высокими волнами ковида. Невероятное число заболевших и умерших во многом связано с жертвами фармакологического патриотизма.

Обратите внимание: я далек от того, чтобы говорить о медицинской ценности разных вакцин. Я рассуждаю как психолог о том, что происходит с осознаваемыми и не осознаваемыми установками людей, о психологической природе выбора. Если бы он был, мы бы имели сегодня другую ситуацию в нашей стране. Потому что это связано с психологическим состоянием людей, когда они бегут не от вакцины, а от ситуации отсутствия выбора, в которую их загоняет система. И эта социально-психологическая ситуация фактически никем не фиксировалась, не анализировалась.

Если же мы действительно решимся преодолеть последствия политики фармакологического патриотизма и создадим реальную возможность выбора, мы имеем гораздо больше шансов преодолеть ситуацию пандемии. Еще раз подчеркну, что реакция на фармакологический патриотизм — лишь одна из многих реакций, которая стоит за бегством от вакцинации разных личностей и различных социально-психологических групп населения нашей страны.

— А какие еще явления стоят за отказом. Страх? Недоверие к вакцинированию вообще?

— Есть люди с определенными фундаменталистскими установками сознания. Им в принципе присущ консерватизм по поводу любых медицинских вмешательств. Эти ментальные установки есть и в России, и на Ближнем Востоке, и в других странах. Больше других страдают от пандемии именно люди с закрытым сознанием, которые отторгают любые изменения. Они, с моей точки зрения, находятся в ситуации внешнего локуса контроля, а не самостоятельного принятия решений.

В закрытых фундаменталистских системах медицина вообще отбрасывается и отвергается как таковая. Там не принято обращаться к врачам. И пандемия, например, в ряде районов Ближнего Востока, бушует в тех конкретных районах, где преобладает население с ультраортодоксальными установками. И в России есть немало людей, которые в силу своей мировоззренческой картины мира исходно веруют: «Нет никакого ковида, как мир стоял, так он и будет стоять… От медицины все зло!»

Вот эти медицинские луддиты, которые, как всегда, против любых изменений, отвергают все то, что нарушает их картину мира. У них пандемия вызывает не когнитивный, а ценностный диссонанс. Она не вписывается в их закрытую, непроницаемую для опыта картину мира, и никакими увещеваниями вы этого не измените.

— Хотелось бы поговорить с вами еще и об инфодемии, насколько я понимаю, именно с ней во многом связана поляризация общественного мнения. Всевозможные фейки и ложные посылы при странном, таинственно ведущем себя вирусе, к которому никак не приноровиться, — адская смесь.

— Если взглянуть на ситуацию пандемии и инфодемии с позиции замечательного советского терапевта Романа Альбертовича Лурия на имеющую социальные истоки «внутреннюю картину болезни», то мы с вами превратимся в субъектов коллективной болезни. Из-за навязанной средствами массовой коммуникации и пропаганды широкого обсуждения пандемии все земляне превратились в «коллективного больного».

Инфодемия — это конструирование внутренней картины болезни: всем внушают, независимо от того больны вы или нет, что вы либо явный больной, либо бессимптомный. Здоровых не существует — такая картина возникает в массовом сознании. И это происходит во многих странах на нашей планете. Пандемия взорвала и без того хилое доверие к власти из-за ее беспомощности и упущенных возможностях реагирования в этой ситуации.

Вместо того чтобы усилить авторитет науки, одни научные коллективы обрушиваются на другие, выясняя, кто прав и кто виноват, — так падает авторитет и возникает ощущение невозможности коллективного принятия решений. В такой ситуации, когда рациональные решения не работают, «пророками» становятся разномастные эзотерики и колдуны, выступая как спасители человечества. Встает вопрос о том, сможет ли человеческая популяция выработать иммунитет в ответ на эволюционный вызов пандемии? Произойдет ли так, что коронавирус, как и многие другие вирусы, «заключит договор с человечеством», обретя в людях своих хозяев?

— Хозяев? Которые смогут сказать ему «стоп»?

— Которые смогут так или иначе найти форму договоренности. В нас живет много вирусов, с которыми мы сумели договориться, и есть такие, без которых мы теперь вообще не можем существовать. Принять эволюционный вызов ковида нам мешает отсутствие экосистемного мышления. Чтобы изменить ситуацию, необходима кооперация интеллектуалов и политиков, трансформация нашей картины мира. Эволюционные и культурные антропологи вместе с врачами и биологами должны совместно начать поиски решений. Мастера реального анализа осмысления ситуации написали книги, о которых мы уже говорили. В них речь идет не просто о кризисе, а о кризисе познания мира — антропологическом кризисе.

Альберт Эйнштейн предупреждал о том, что нельзя использовать старые карты, двигаясь в новый мир. Но мы все время используем старые карты в ситуации кардинальных изменений. Тоталитарным системам, занятым попытками изоляционизма и самопроизводства власти — самих себя, — как правило, не до нас. Они, как динозавры, не способны к эволюционной пластичности и трансформации поведения в ситуациях проверки на сложность. Они лишены чувствительности к разнообразию. Исторически в тех системах, где убивались такие науки, как педология, генетика и кибернетика, где исходно уничтожались науки об изменениях, — резко ослабевали возможности преодоления кризисных ситуаций.

— В последнее время я часто вижу в социальных сетях такое умозаключение, что на фоне вакцинации якобы происходит не уменьшение количества заболевших, а увеличение числа и заболевших, и умерших. И еще есть довольно-таки серьезная досада на общий локдаун со стороны людей, которые привились, — как бы «нас-то за что?». Как вы это все прокомментируете?

— Что такое поиски спасительной вакцины? Это попытка совладения с кризисной ситуацией, основанная на эволюционном оптимизме. Вспомните, что наряду с целенаправленным поиском продуктивных решений существует и случайный поиск. В связи с этим напомню «принцип лягушки в молоке». Перед нами выбор: оказаться той лягушкой, которая сбивает сметану и выбирается, или той, которая складывает лапки и идет ко дну.

Отказ от вакцинации вообще — это поведенческая реакция в стиле выученной беспомощности. Выученная беспомощность состоит в убежденности в том, что какие бы действия человечество ни предпринимало, все равно ничего не изменится, а станет только хуже. Это путь в апатию. Чем больше людям внушают, что они безнадежны, тем больше, как это все ни парадоксально, они становятся жертвами коронавируса.

Вопрос не в том — информировать ли людей о драматической ситуации с пандемией, или замалчивать ее. Вопрос в другом — в том, как подавать информацию о происходящих событиях, чтобы не нагнетать страхи и панические реакции. В связи с этим приведу один пример из области изучения поведенческих реакций на стрессовую ситуацию. Когда телезрителям демонстрировали повреждения на теле в племенах Новой Зеландии и Австралии, сопровождая демонстрацию фильма текстом о том, что это каннибалы захватили людей и вот что они натворили, — стресс зашкаливал. Когда ту же самую ситуацию показывали и говорили, что это документальный фильм, где демонстрируются обряды инициации, необходимые для взросления у определенных народов, — никакого стресса не было. Тем самым доказывалось, что восприятие информации зависит от установки: было так и может быть так-то и так-то, а не ужас без конца. Показывая бесперспективность борьбы с ковидом, мы все больше травмируем сознание людей.

— Ну телевидение у нас сегодня так и работает — или ужас бесконечный, или прививка «Спутником». Понятно, что это делается для того, чтобы поднять волну вакцинации, и это действительно необходимо, но…

— Но, чтобы поднять уровень вакцинации, надо, в первую очередь, избавиться от политики фармакологического патриотизма, и, как вы заметили, первые шаги в этом направлении уже делаются.

Автор Галина Мурсалиева, обозреватель «Новой газеты»

Источник - https://novayagazeta.ru/articles/2021/11/06/infodemiia-i-farmapatrioty