От Дамаска до Дербента: о военной операции России в поддержку режима Башара Асада в Сирии

От Дамаска до Дербента: о военной операции России в поддержку режима Башара Асада в Сирии 

За последние недели Россия радикально изменила дипломатическую и военную карту мира. Данные о появлении в средиземноморской Латакии на западе Сирии российских боевых самолетов начали просачиваться в СМИ еще накануне, а 30 сентября они нанесли первый авиаудар по позициям исламистов, действующих против правительства Башара Асада. Совершеннейшей неожиданностью стало нанесение удара из юго-западной части Каспийского моря российскими крылатыми ракетами большой дальности «Калибр». Как изменился мир, «РР» выяснял у экспертов и хорошо информированных людей в Москве, Дагестане, откуда молодежь уходит в ИГИЛ (организация запрещена в РФ) подчас целыми селами, и, конечно, в самой Сирии, на главной арене мирового конфликта.

Настроение в Латакии, где находится российская база в Сирии, как это ни странно звучит, праздничное. Никаких признаков войны, хотя в августе 2011 года здесь шли интенсивные уличные бои. Сейчас на этих же улицах кипит обычная городская жизнь: машины стоят в пробках, женщины ходят в джинсах и обтягивающих кофтах, привлекая профессионально наблюдательные взгляды российских журналистов. По вечерам местные жители собираются в кафе, а по выходным устраивают банкеты и дискотеки, отмечают свадьбы. Днем местных можно встретить на пляже. Женщины в купальниках ведут себя свободно. По всему видно, что эти люди не хотят прихода исламистов.

Безопасность российской базы обеспечивается российскими вертолетами и морскими пехотинцами. По ночам где-то в отдалении звучит какая-то стрельба, но около базы никаких столкновений. Скоро станет еще тише, потому что сирийская армия начинает наступление.

Область Латакия, где располагается российская база, как и значительная часть побережья Сирии, населено алавитами. Это такое арабское религиозное меньшинство. Алавитом является и Башар Асад (а вот его жена — суннитка), более того, он родом из этих мест. Официальному Дамаску противостоят отряды радикальных исламистов — это не только «Исламское государство» (оно же ИГИЛ), но и «Джебхат ан-Нусра» (он же «Фронт ан-Нусра», местный филиал «Аль-Каиды») и другие менее крупные группировки. Все они были неоднократно замечены в жестоких и бессмысленных чистках по религиозному и этническому принципу — от них страдают и арабы-христиане, и курды, и езиды, и ассирийцы, и шииты. Естественно, что алавиты чувствуют смертельную угрозу со стороны террористов, тем более что подконтрольные им районы начинаются буквально в 40 км от Латакии и от аэродрома Хмеймим. Большинство алавитов поддерживает президента.

Неудивительно, что российскую авиацию они воспринимают как свою защиту и как фактор, который способен переломить ход идущей войны. Российские журналисты это чувствуют постоянно — нам то отдают честь, то зовут выпить кофе или мате, то просто радостно приветствуют или норовят с нами сфотографироваться.

Никаких потоков беженцев отсюда не наблюдается, они бегут из других районов Сирии. В Венгрии нам встречались беженцы из этих мест (см. репортаж «Дырка в Европу» в №20 (396) «РР»), но бежали они, видимо, раньше.

Сейчас боевики действительно контролируют значительную часть территории, но те районы, где действует официальная сирийская власть — это сама Латакия, Тартус, Дамаск и другие города, — производят впечатление нормальной восточной страны, каковой Сирия была до войны. Люди ездят на работу и учебу, стоят в пробках и на остановках транспорта. Работает мирное производство и административные структуры, есть интернет, сотовая связь и кафе. С ноутбука можно свободно зайти на youtube, twitter и facebook — все они не запрещены, прекрасно работают, там можно ознакомиться с любой информацией и точкой зрения. О том, что ситуация в стране, мягко говоря, особенная, напоминает только обилие военных (сирийских, конечно) и блокпостов.

Сирийская игра

Гражданская война в Сирии давно превратилась в отечественную. От западных журналистов и экспертов это ускользает, но лояльные Дамаску сирийцы воюют не «за режим Асада», они воюют за свою страну против мощной интервенции исламистов, которые приехали сюда со всего мира. И даже группы, которые начинали эту войну (Сирийская свободная армия — ССА), уже заключили перемирие с Дамаском, потому что сами столкнулись с радикализмом и жестокостью джихадистов, которых в Сирию никто не звал.

Глава Генштаба Сирии генерал Али Абдуллах Аюб объявил о начале наступления сирийской армии — конечно, это вызывает эмоциональный подъем и рост патриотизма, который и так был на достаточно высоком уровне. Сирийские солдаты и офицеры производят хорошее впечатление. В армии много молодежи, которая знает английский и выглядит по-современному — встречаются и модные хипстеры, и длинноволосые неформалы.

Сирийская армия воюет против ИГИЛ и «ан-Нусры», которые, в свою очередь, воюют не только против армии, но и друг с другом. Запад «умеренной оппозицией» называет террористов, которые от ИГИЛ отличаются только тем, что они не присягнули его вождю Абу Бакру аль-Багдади. Даже методы те же: использование смертников, этнические чистки, обстрел позиций армии.

Сирийская свободная армия, которая раньше воевала против Асада, теперь воюет против ИГИЛ, потому что тот для них оказался гораздо большим злом, чем официальная власть. В действительности от ССА осталось только несколько отрядов, которые контролируют, например, пригород Дамаска под названием Ярмук. Их перемирие с Асадом зиждется на том, что бойцы ССА — это сирийцы, патриоты, которые сами в шоке от интервенции салафитов и террористов со всего мира. У них есть определенная поддержка среди жителей тех районов, которые они контролируют. Их отряды состоят в основном из мусульман-суннитов, подконтрольные им районы также населены суннитами. В рядах «оппозиции» есть сторонники светской Сирии, но много и исламистов.

Самые горячие точки — это окрестности города Идлиб, город Алеппо, окрестности Хомса, Хамы и Тадмора (Пальмиры). А также города Эль-Хасеке и Дейр-эз-Зор на востоке страны, которые контролирует армия, но они осаждены боевиками. Проще сказать, где не воюют. Есть палестинские отряды, которые тоже воюют против ИГИЛ. Есть курды, у которых в отношениях с официальной сирийской армией нейтралитет, а воюют они тоже против ИГИЛ и «ан-Нусры». В общем, некогда мирная спокойная страна при заботливом участии внешних сил превращена в пылающее лоскутное одеяло.

Эхо «арабской весны», которая, начавшись в Тунисе в декабре 2010 года без вмешательства извне, на основе внутренних противоречий, которые вскоре приняли совсем иной характер. Так оценивает разворачивающиеся сейчас события как Андрей Коротаев, доктор исторических наук, доктор философии, арабист, исламовед, макроэкономист, демограф, социолог, историк, теоретик нелинейной социальной эволюции, заведующий Лабораторией мониторинга рисков социально-политической дестабилизации НИУ ВШЭ, главный научный сотрудник Института востоковедения РАН. Он — один из тех редких ученых и экспертов, которые хорошо понимают содержание самой большой политической полемики в мире.

МИА «Россия Сегодня»:  -  Как строится и разрушается государственный порядок, в чем причина гражданских войн и катастроф, что можно им противопоставить?

Андрей Коротаев: — Внешнее вмешательство, начиная с Ливии и Сирии, было совершенно очевидно, хотя и началось уже в момент, когда волна, поднявшаяся в Тунисе и Египте, накрыла эти страны, — рассказывает профессор Коротаев. — В Сирии затравщиком выступала революционная, либеральная университетская молодежь, стремившаяся к установлению демократии. Но потом, когда стали подтягиваться другие силы, в том числе исламисты, то тут Запад уже включился в полном объеме. На первом этапе западная поддержка оппозиции Асаду была совершенно безоговорочной. И не мешали джихадистам ехать в страну, и шла подпитка деньгами и оружием. Первая волна вооруженной оппозиции, «Свободная сирийская армия» — это еще преимущественно секулярные противники режима, но к ним начали быстро примыкать радикальные исламистские группы. Принципиальным этапом было появление «Джабхат ан-Нусры» — группировки, возглавляемой местным отделением «Аль-Каиды». А потом появляется ИГИЛ и начинает воевать уже по всем фронтам: и против других исламистских групп, и против Башара Асада, добиваясь колоссальных успехов, беря под контроль большую часть страны. Парадоксально, но «Аль-Каида» кажется уже чем-то «умеренным» по сравнению с «Исламским государством», а в свое время «ан-Нусра» казалась исчадием ада по сравнению с первыми исламистскими группами противников Асада. Такого количества волн радикализации за столь короткое время никогда, пожалуй, не было.

— А насколько верно то, что Башар Асад в оценках западных политиков предстает прямо-таки «мясником», как сказал, например, британский премьер Кэмерон?

— Идет жестокая внутренняя война. И не один Асад, который ее и не начинал, а все стороны в этой войне, с сожалением отметим, не вполне корректно вели боевые действия в жилых кварталах городов. Когда боевые действия шли в городе, населенном представителями не вполне своей этноконфессиональной группы, ее противники вели себя не так, как если бы это были единоверцы.

В начале августа 2015 года правительство Асада, казалось, было на грани падения, а Сирия на пороге полного хаоса, но к сентябрю линия фронта стабилизировалась, наступление ИГИЛ выдохлось, маятник войны качнулся, а сирийская армия (которая уже получала российское оружие) показала стойкость. То есть российские воздушно-космические силы вступили в игру в поддержку уже вполне подготовленного контрнаступления сирийской армии. Если сирийской армии удастся освободить пригороды Алеппо и Пальмиру, то ИГИЛ фактически будет вытеснен в пустыню.

Но многие аналитики считают, что на решение российских властей повлияло не только это. США и союзники в сентябре как раз обсуждали введение «бесполетной зоны» над Сирией против Асада, как бы в поддержку «Свободной сирийской армии», которая уже практически не существует. Если бы США совершили еще и эту ошибку, то регион охватила бы новая волна расширения ИГИЛ.

Русская игра

«Российская кампания в Сирии стала, вероятно, самой незаурядной военно-политической акцией путинской эпохи… В историческом измерении русское вмешательство в Сирии более, чем что-либо другое, обозначило возвращение России на мировую арену в качестве игрока, с которым другие державы во главе с США вынуждены считаться даже против своего желания». Это цитата из русского исходника статьи влиятельного американского республиканского журнала The National Interest, написанная научным сотрудником Центра анализа стратегий и технологий Михаилом Барабановым. То, что мы присутствуем при изменении мира, становится ясно всем, в том числе и на Западе.

Масштаб и эффективность российского вмешательства поначалу аналитики оценивали с осторожностью. «Группировка из 30 ударных самолетов (12 Су-24М, 12 Су-25 и шесть Су-34) Воздушно-космических сил (ВКС) России в Латакии за первые шесть суток операции (с 30 сентября по 5 октября) совершила около 120 ударных боевых вылетов, нанеся удары по 51 цели. Для сравнения: авиация США и их союзников в ходе операции Inherent Resolve против сил ИГ на территории Ирака и Сирии в период с 14 июня 2014 года по 29 сентября 2015-го совершила 56 819 вылетов (правда, включая обеспечивающие) и нанесла 7162 удара (в том числе 2579 ударов в Сирии). И нельзя сказать, что это радикально сказалось на действиях сил ИГ, не говоря уже о сокрушении Халифата», — пишет Барабанов.

Даже если оценивать дневную интенсивность огня, то американское вмешательство следует признать более масштабным. Но, во-первых, интенсивность вылетов российской авиации растет. А во-вторых, огонь координируется с действиями на земле сирийской армии. В-третьих, моральный эффект одного только присутствия России довольно ощутим: впервые за долгое время сирийская армия перешла в наступление, освобождает города и поселки. А впечатление от применения Россией высокоточного оружия вообще до конца не осознано.

Раньше подобные обстрелы мог позволить себе только Вашингтон. Эта операция представляет собой что-то действительно экстраординарное — то, что «открывает новую эпоху».

— Конечно, это экстраординарная вещь. Вообще вся операция в Сирии — это экстраординарная вещь, а это — самая экстраординарная вещь внутри этой экстраординарной вещи, — считает директор Центра анализа стратегий и технологий (ЦАСТ) Руслан Пухов.

МИА «Россия Сегодня»: — Зачем Россия применила ракеты? Это реальная необходимость или «демонстрация силы»? Если так, то кому? ИГИЛ или США?

Руслан Пухов:  — Здесь есть три аспекта. Во-первых, всех бандитов самолетами не разбомбишь. У нас в Сирии смешанная группировка: есть современные Су-30, есть Су-34, но их там меньшинство. Большую часть составляют самолеты Су-24 и Су-25 — это самолеты устаревшие, хоть и прошедшие модернизацию. Они были разработаны в 1970-е годы и применялись нами еще в Афганистане. Им, чтобы нанести прицельный удар, нужно снижаться на малые высоты, а там они становятся достижимыми для средств противовоздушной обороны. Причем не только для переносных зенитно-ракетных комплексов, но и даже для крупнокалиберных пулеметов. Есть риск, что они могут быть потеряны. У крылатых ракет такого риска нет. Закладываешь координаты цели — и вперед. Во-вторых, производство и поставку в войска своих крылатых ракет мы начали сравнительно недавно. Те, что были запущены с Каспийского моря, поступили только в 2012–2013 годах. Мы с нашими крылатыми ракетами только учимся делать то, что американцы и их союзники делают уже на протяжении почти 20 лет. Все используют военные конфликты для тестирования новых вооружений, хотя никто в этом и не признается. Ну и третий аспект — это, конечно, желание продемонстрировать, что Россия — игрок высшей лиги. Кто еще может нанести удар ракетами? США. Ну, Великобритания. Но у них ракеты американские. Тем более, до сих пор непонятно, какова дальность наших ракет. По одним данным, 2,5 тысячи километров, по другим — 5 тысяч. То есть, в принципе, можно выстрелить из того же Каспийского моря и нанести удар по базам террористов в Таджикистане или в Афганистане. А можно по Польше. Маленькие корабли — но смертельное оружие. Нет сомнений, что это было показательное выступление.

Действительно, с тем, что это демонстрация силы, не спорит никто, спорят только о том, какие ресурсы и резервы сил стоят у России за этой демонстрацией. Что если удача отвернется и значительных успехов не удастся добиться ограниченным вмешательством? Некоторые аналитики считают, что один залп 26 крылатых ракет стоил до 1 млрд рублей.

Возможно, для стабилизации в Сирии ресурсов России хватит, но если что-то пойдет не так, нужно быть готовыми отходить. Проблема большого Ближнего Востока — это проблема всей цивилизации и драма, которая только начала разворачиваться.

Игра в государство

Андрей Коротаев: — Я тесно сотрудничаю с Лабораторией политической демографии и макросоциологической динамики в РАНХиГС, которую возглавляет Джек Голдстоун. Он проводил исследования по поручению Госдепа еще при администрации Клинтона в США, и результаты этого исследования показали, что попытки ввести демократию в Ираке приведут к гражданской войне. Конечно, исследования, проведенные по заказу предыдущей демократической администрации, Бушу уже были не указ, но они были проведены с использованием серьезного математического аппарата, были опубликованы и имели вполне объективное научное значение.

МИА «Россия Сегодня»: — Почему же Сирия стала сейчас узлом региональных, если не мировых противоречий?

— Объективная основа: это очень сложное этноконфессиональное деление — страна раздроблена на большое количество групп по этническому и конфессиональному признакам. Близкая ситуация в Ливане, где тоже невероятное многообразие. И там, и в Сирии мусульмане-шииты, мусульмане-сунниты, друзы, алавиты, православные, марониты, армяне… Это создает мощную основу для нестабильности. Мы помним, что творилось в Ливане, где шла гражданская война, многолетняя и кровопролитная, а Сирия — это Ливан, возведенный в квадрат. Пример Ирака тоже под боком, но даже в Ираке не такая этноконфессиональная «мешанина», как в Сирии и в Ливане.

Страны Ближнего Востока строились западными колониальными империями на месте больших пространств мусульманского мира. Строились «искусственно» на месте проживания разных конфессий и народов, иногда обостряя противоречия по принципу «разделяй и властвуй». Лидеры этих новых стран после получения независимости делали ставку на национализм, вслед за европейскими государствами, и вслед за турецкими модернизаторами.

Идеологией партии БААС (Партии арабского социалистического возрождения), которая до сих пор находится официально у власти в Сирии, является арабский национализм. У нас национализм выглядит как что-то довольно отсталое, но в арабском мире это по-своему прогрессивное явление. Эта идеология призывает объединяться вне зависимости от конфессий. Неслучайно, что баасистскую идеологию создал Мишель Афляк, сирийский христианин. Открытие было в том, что православные христиане, христиане-католики, шииты, алавиты, сунниты — при этом все арабы, так что забудем про все наши конфессиональные перегородки и давайте объединяться вокруг идеи арабского единства. Идея была продуктивная, она не вполне удалась, но трудно в этом кого-то винить. «Национальные» светские режимы рухнули почти синхронно во время «арабской весны».

«Арабская весна» оказалась большой неожиданностью для самих же арабов. Еще в начале января 2011 года в Египте никто, включая лидеров протестующих, не верил, что через месяц Мубарак падет. Успех оказался в высокой степени неожиданностью. Началось все, как мы помним, с Туниса, с самосожжения в декабре 2010 года мелкого торговца Мухаммеда Буазизи из провинциального города Сиди Бузид, запустившего волну протестов. Режим в Тунисе пал легко из-за накопившихся противоречий между системой госбезопасности и армией. Президент Бен Али был выходцем из госбезопасности, и при нем очень укрепилась ее верхушка — в ущерб армии, которая воспользовалась накопившимся недовольством при удобном случае. И режим пал. Тут искать какое-то внешнее воздействие не стоит, на внешнем фронте у Бен Али были со всеми хорошие отношения. Тут еще очень важно, что режимы и Бен Али, и Мубарака в Египте были непоследовательно авторитарными режимами, они по крайней мере допускали работу СМИ, в том числе и западных СМИ, а также и «Аль-Арабии», и «Аль-Джазиры», то есть арабских каналов с очень хорошими тележурналистами. И вот неожиданно падает режим в Египте, и это уже производит взрывообразное впечатление. То есть вдруг выясняется, что свергнуть власть легко. Притом все это было блестяще показано «Аль-Джазирой», «Аль-Арабией» — живые все сцены, и важно, что красиво это все выглядело, эстетично, и этот лозунг «Народ хочет падения режима!», который понятен абсолютно в любой арабской стране. И при этом, не надо указывать, какого именно режима.

У этих революций были внутренние причины: демографический пик, накопление социальных противоречий, усталость от политического однообразия. Но важную роль все же сыграло и внешнее воздействие США, а именно сама идея демократизации.

Еще в начале 2000-х годов США приняли программу демократизации Ближнего Востока. Программа разворачивалась и шла активно до 2006 года, до победы ХАМАС на выборах в Палестинской автономии. Выяснилось, что если во многих арабских странах провести свободные выборы, то там совершенно закономерно придут к власти исламисты. Американская администрация начала сворачивать программу демократизации Ближнего Востока. Стали резать финансирование. Но ситуация такова, что остановить процесс не проще, чем запустить. В том же Египте накануне арабской весны на демократизацию было выделено всего 2 млн долларов, что по сравнению с 1,5 млрд долларов, которые получали от США египетские военные по программе, восходящей еще к Кэмп-Дэвиду, конечно, деньги мизерные. Да еще сын президента Гамаль Мубарак значительную часть этих денег перехватывал через созданные им подставные НКО. Никакого интереса свергать Хосни Мубарака у администрации США не было, он был верным союзником. Но все же некоторую роль эта программа демократизации сыграла. Всякие тренинги, наподобие тренингов «Отпора»…

Практика политической «демократизации» сработала даже там, где она была не выгодна США. Но дальше, как показывает анализ «РР», судьба стран разворачивалась по-разному. В Тунисе, где пал явно проамериканский режим (в том числе и благодаря ставшей известной через «Викиликс» информации), удалось организовать мирный диалог, за который в этом году была выдана Нобелевская премия мира. В Египте США поддержали контрреволюцию военных, несмотря на явные нарушения принципов демократии и жестокость по отношению к «Братьям мусульманам», выигравшим выборы с большим преимуществом. В Йемене Саудовская Аравия и Запад давно и синхронно защищают режим, применяя в том числе и неизбирательные, приводящие к массовым жертвам обстрелы городов. Но в странах, где режимы были традиционно неудобны и нелюбимы, там внешние игроки до последнего времени стремились довести революцию до стадии краха государства, как в Ливии и Сирии.

Логика мировой политики до сих пор основывалась на идее борьбы стран и блоков, причем блоковое мышление проявляет себя консервативно и традиционно. Так Израиль до последнего времени продолжал считать главными врагами Иран и ливанскую «Хезболлу», хотя на фоне ИГИЛ и то и другое — достаточно предсказуемые силы, действующие в границах определенных правил. США до последнего хотели свергнуть Асада, пока не обнаружили, что вообще теряют контроль и управление: дело уже не в том, кто победит в противостоянии государств и блоков на Востоке, а в том, что государств тут вообще может и не быть, останется одно — «Исламское государство».

Игра в ИГИЛ

МИА «Россия Сегодня»:  -  Насколько в самом деле серьезная и страшная сила, это самое «Исламское государство»?

Андрей Коротаев: — Сила действительно серьезная. Хотя коалиция, которая против нее формируется, все-таки имеет кратное превосходство. Но надо иметь в виду и то, что ИГИЛ и впрямь смогло создать завлекательную экстремистскую идеологию, успех которой — в ее неприкрытом и последовательном экстремизме. И вот что важно: чем больше ИГИЛ будет существовать, тем больше людей через него пройдет, тем больше будет метастазов. Поэтому с ним нужно не просто справиться, а справиться как можно скорее.

— Это явление новой природы?

— ИГИЛ выделилась из «Аль-Каиды», когда иракское подразделение решило перенести действия на сирийскую территорию, но получило по рукам от центрального руководства. Выяснилось, что главари «Аль-Каиды» вполне уважали государственные границы, которые аль-Багдади решил презреть. Что дало его группировке неожиданный успех.

— А их претензии на то, чтобы быть именно «государством», насколько они обоснованны?

— ИГИЛ, которое изначально и называлось Исламским государством Ирака и Леванта, обладает всеми признаками государственной организации. Имеется некий центральный аппарат, имеется аппарат на местах, имеется система коммуникаций, система сбора фактически налогов, система финансирования. При этом ИГИЛ пыталась символически имитировать халифат, используя традиционные, архаичные названия его служб. При всем этом холодном анализе мы, конечно, прежде всего имеем здесь дело с бесчеловечной, радикальной, абсолютно экстремистской и крайне жестокой группировкой, к которой даже не все средневековые аналогии применимы — например, такая публичность демонстрации актов насилия.

Таким образом, речь идет не о каком-то сборище бандитов, а о новом вызове всей цивилизации, подытоживает Коротаев. Социалистический способ построения государств потерпел поражение вместе с СССР, националистический оказался не вполне эффективен, демократическая глобализация1 способна приводить к разрушению государств как таковых. Позиция российских лидеров консервативна и в этом разумна: они призывают не разрушать институты государства, где это возможно. Но на базе этой позиции не выработана пока долгосрочная позитивная идеология будущего: старые институты все равно подвержены эрозии и опасности рано или поздно рухнуть, а что взамен — неясно.

ИГИЛ — это преступная, болезненная, жестокая, но альтернатива: она дает обманутым неофитам ответы на вопросы о смысле жизни. Многие и на нашем Северном Кавказе и в Средней Азии полагают, что в Сирии идет борьба с безбожниками за халифат последних апокалиптических времен. Что мы можем этому противопоставить?