Об идеях, изложенных в статье Президента России Владимира Путина по Украине
Украина: взглянуть по-новому
Статья Владимира Путина «Об историческом единстве русских и украинцев» со временем наверняка займёт место одного из центральных политических текстов, значительно выделяясь даже на фоне других статей президента России.
За её довольно спокойным тоном на деле скрывается радикальный пересмотр сразу нескольких сторон российской политики, причём далеко не только на украинском направлении. Так как автор сам не заостряет на этом внимание читателей, то реальное значение изложенных им мыслей может быть считано только при внимательном отношении к идейным основам и нормам политкорректности в этой сфере, принятым в нашей стране в прежние годы и теперь поставленным под большой знак вопроса.
Перемены готовились давно. Постсоветскую политику России в отношении Украины трудно назвать успешной, и уже само это формировало запрос на изменение подхода, на иной взгляд, который мог бы задать новые цели и смыслы, затрагивающие стратегические основы российских действий. Москва на практике удостоверилась: всё то, что она думала об Украине и какой она хотела её видеть, просто не соответствует реальности. А значит надо пристально посмотреть на природу украинской государственности, столь упорно не подходящую под старые лекала российской политики, и сформулировать новые принципы отношений.
Вышедшая 12 июля статья обозначает отказ России от мифов советской национальной политики в украинском вопросе, всей старой идейной конструкции российско-украинских связей. Но значимость этой темы обусловлена не только межгосударственными контактами, она касается самых глубоких пластов внутрироссийской политической жизни — идентичности её власти и общества, идеологии их взаимоотношений, всего того, что называется национальным самосознанием. А уже в связи с этим — и позиционирования страны на постсоветском пространстве, её отношений со всеми его государствами.
Первое, что бросается в глаза при прочтении этой статьи — полный отказ от риторики «братско-славянских отношений». На протяжении всего довольно объёмного текста Путин ни разу не употребил таких привычных для этой темы слов как «братский народ», «дружба народов» и т. п. Но дело не в том, что президент России теперь отказывается от братства и дружбы, а в том, что он переводит тему таких связей с отношений между народами на отношения между людьми. Долгое время Кремль не мог определиться между риторическими утверждениями о «братских народах» и «одном народе», за что получал немало упрёков в такой очевидной логической непоследовательности. И вот теперь Путин однозначно обозначил свой выбор в пользу именно концепции единого народа. «Русские и украинцы — один народ, единое целое», а потому речь идёт об отношениях «между Россией и Украиной, между частями, по сути, одного исторического и духовного пространства», «частями единого народа».
Такой радикальный отказ от риторики братских международных отношений с украинцами потребовал и нового взгляда на всю нашу историю. Впрочем, нового — это как раз хорошо забытого старого, сознательно затёртого во время проведения советской национальной политики. Несколько российских историков, уже многие годы настаивавших на возвращении к исторически корректной лексике описания русской истории, наконец-то были услышаны.
Так, по старой советской концепции считалось, что древнерусская общность распалась на три современных народа уже в XIV—XV вв., и восточнославянское население западных земель, подпавшее под власть Литвы, Польши и Венгрии, принято было называть уже украинским и белорусским, а всю Западную Русь — «украинско-белорусскими территориями». По сей день в работах многих наших коллег можно встретить употребление слова «русский» в отношении этих исторических реалий только в кавычках, как бы указывающих на то, что подлинная русскость могла сохраняться только под властью Москвы. Путин в своей статье однозначно отказывается от этой советской традиции и открыто употребляет русский этноним и ко времени, когда «южные и западные русские земли в основном вошли в состав Великого Княжества Литовского», и к той эпохе, когда произошла «интеграция западно-русских земель в общее государственное пространство» России. В другой их части, отошедшей к Австро-Венгрии, «исторические русские земли нещадно эксплуатировались и оставались самыми бедными».
Спустя более ста лет президент России вновь вводит в российскую политическую лексику понятие «западно-русский» вместо «украинско-белорусский». Например, при описании Брестской унии 1596 года он отмечает, что «часть западно-русского православного духовенства подчинилась власти Папы Римского», и указывает, что в эпоху Речи Посполитой «и в западных, и в восточных русских землях говорили на одном языке». Так официальная Москва вновь обращается к общерусскому взгляду на историю и национальное самосознание.
За такими переменами в лексике стоит признание русской идентичности восточных славян за пределами Российского государства — а это касается как исторических, так и современных реалий. Описывая воссоединение Украины с Россией, Путин специально подчёркивает, что «запорожцы называли, определяли себя русскими православными людьми». В самой Речи Посполитой «люди разных сословий считали себя русскими и православными», они были именно «русскими из Речи Посполитой». При этом он делает основной акцент на их самосознании, выраженном в самоназвании — критерии, который считается большинством современных учёных важнейшим для описания этничности. Если дореволюционные русские историки употребляли русское имя к православному и униатскому населению Западной Руси по исторической традиции и в соответствии с материалом источников, то в наши дни такой подход имеет и большое теоретическое обоснование, представляя собой мейнстрим как в отечественной, так и в зарубежной науке.
Здесь не место приводить доказательства всех представленных в тексте Путина суждений — этому посвящено немало научных работ, в том числе и автора этих строк. Статья президента России — не трактат по истории, а сумма тех выводов профессионального сообщества, которые теперь признаются государственной властью и на основе которых она готова формулировать цели и смыслы своей политики. А значит — и направлять ход дальнейшей истории.
Путин специально останавливается на том, что слово «украинец» в прошлом не имело этнического значения, и «первоначально означало пограничных служилых людей, обеспечивавших защиту внешних рубежей». То же и со словом «Украина», которое употреблялось, когда «речь шла о различных порубежных территориях». Вместо этого Путин в отношении левобережья Днепра возвращает слово «Малороссия», которое в последние годы в российском политическом дискурсе старались избегать, так как на Украине вслед за некоторыми идеологами украинского национализма оно стало расцениваться как чуть ли не пейоративное. При этом он указывает на несомненный факт активного участия её представителей в становлении Российской империи и общерусской культуры: «Малороссы во многом и созидали большую общую страну, её государственность, культуру, науку». Однако Малороссия, конечно, не равна нынешней Украине, и рядом с ней в тексте статьи уже появляется Новороссия как особый исторический регион Причерноморья, который «заселялся выходцами из всех российских губерний». Так, взгляд Москвы на Украину перестаёт быть отстранённо-общим, он разделяется на отдельные территории, регионализируется, чтобы точнее учитывать специфику разных её областей.
Когда в последние годы Путин не раз заявлял о русских и украинцах как о «едином народе», у многих возникал резонный вопрос — а как этот народ называется? И вот в настоящей статье на него фактически даётся ответ. Следуя текстам ряда ведущих современных учёных, Путин решил употребить для его обозначения понятие «большой русской нации»: «в Российской империи шёл активный процесс развития малороссийской культурной идентичности в рамках большой русской нации, соединявшей великороссов, малороссов и белорусов». Понятно, что это определение имеет значение не только историческое, оно вводится от лица президента России именно в современный политический текст, а значит, сферой его приложения становится и этнополитическая реальность наших дней. Единый народ в качестве большой русской нации становится обозначением той формулы сосуществования, которая теперь де-факто предлагается жителям Украины вместо прежнего «союза братских народов».
Проект украинской нации уже не рассматривается как желаемая политическая реальность, а значит предлагается и иной взгляд на его происхождение. Корни украинства видятся уже не в XIV в., а в XIX—ХХ вв. Путин пишет о том, что идея «отдельного от русского украинского народа» возникла только во второй половине XIX в., и то «в среде польской элиты» и лишь «некоторой части малороссийской интеллигенции». А основная ответственность за раскол единой русской общности возлагается на советскую власть.
Радикальный отход от советских исторических мифов потребовал жёсткой критики определённых ещё Лениным принципов национальной политики, с которой «в основание нашей государственности была заложена самая опасная “мина замедленного действия”. Она и взорвалась». И вот здесь мы сталкиваемся с той темой статьи Путина, которая имеет значение гораздо большее, чем только отношения с Украиной. Наверное, впервые в российской политике на самом высоком уровне поставлен вопрос о русском народе как об основной жертве политики коммунистов. «Большевики относились к русскому народу как неисчерпаемому материалу для социальных экспериментов, — пишет Путин, — поэтому произвольно нарезали границы, раздавали щедрые территориальные “подарки”». Говоря об образовавшихся в период Гражданской войны республиках, он отмечает, что «по разным мотивам вожди большевистской партии порой буквально выталкивали их за пределы Советской России» — как это стало в том числе и с Донецко-Криворожской республикой, просившейся в состав России, а позже — с так же не желавшей входить в состав Украины Подкарпатской Русью. Путин специально подчёркивает, что большевики «все манипуляции с территориями проводили волюнтаристски, игнорируя мнение людей».
Другим направлением советской политики было раздробление русского народа и формирование из его частей новых наций, одной из которых и стала Украина. «Именно советская национальная политика — вместо большой русской нации, триединого народа, состоявшего из великороссов, малороссов и белорусов — закрепила на государственном уровне положение о трёх отдельных славянских народах: русском, украинском и белорусском». «Таким образом, современная Украина — целиком и полностью детище советской эпохи», — подводит итог автор статьи.
Путин указывает на антироссийскую логику тех, кто отрицает преступный характер такой политики: «Действия большевиков по отторжению от России её исторических территорий преступным актом не считаются. Понятно почему. Раз это привело к ослаблению России, то наших недоброжелателей это устраивает». «Очевидно одно: Россия фактически была ограблена», — и в этих словах президента можно увидеть новый подход к оценке всего периода советской истории, оценке утверждённой коммунистами системы. И несомненно, что такой взгляд будет иметь существенные последствия и для внутрироссийской повестки дня.
Современную Украину Путин определяет как «анти-Россию», и пишет о неприемлемости этого проекта: «По сути, украинские элиты решили обосновать независимость своей страны через отрицание её прошлого, правда, за исключением вопроса границ. Стали мифологизировать и переписывать историю». «Заказчики этого проекта взяли за основу ещё старые наработки польско-австрийских идеологов создания “антимосковской Руси”». При этом на Украине проводится политика этноцида русского населения. Само слово «этноцид» Путин не использует, но даёт его описание в полном соответствии с классическим определением этого понятия: «речь идёт о принудительной смене идентичности. И самое отвратительное, что русских на Украине заставляют не только отречься от своих корней, от поколений предков, но и поверить в то, что Россия — их враг». Он указывает, что «курс на насильственную ассимиляцию» по своим последствиям «сравним с применением против нас оружия массового поражения».
Преступная политика официального Киева в отношении русского населения проводится на фоне катастрофы самой украинской государственности. Путин описывает, как Украина растратила всё советское наследие и превратилась в самую бедную страну Европы с полной утратой независимости. Фактически, он даёт определение её как несостоявшегося государства. Ссылаясь на мнение Анатолия Собчака, Путин фактически поднимает вопрос об исторической легитимности постсоветских границ: «Другими словами — уходите с тем, с чем пришли. С такой логикой трудно спорить». Это вряд ли можно расценивать как призыв к их изменению, в данном случае речь идёт лишь об оценке истории их формирования. Однако на этом фоне довольно грозно звучат слова, что «анти-Россия» — это то, «с чем мы никогда не смиримся».
Путин в своей статье фактически признал бесперспективной прежнюю стратегию Москвы по формированию крупного пророссийского движения на Украине. По его формулировке, она предполагала, что в будущем формат сосуществования двух наших государств можно будет сравнить с тем, как соседствуют Германия и Австрия или США и Канада. В украинских условиях такой сценарий невозможен. «В проекте “анти-Россия” нет места суверенной Украине, как и политическим силам, которые пытаются отстаивать её реальную независимость», — пишет Путин с очевидным намёком на нынешнее положение Виктора Медведчука. Действительно, идеология украинства принципиально отличается от австрийского и тем более канадского национального проекта как раз лежащей в её основе враждебностью ко всему русскому и российскому, и подобных моделей сосуществования с Россией она не предполагает, равно как и ориентированных на них политических движений.
Эти свойства украинской политики приводят Путина к убеждению, что «Киеву Донбасс просто не нужен». И действительно: проблема минских соглашений в том, что они предполагают добрую волю Украины к восстановлению единства с мятежным регионом. Они были составлены без учёта сущностных сторон украинского национального проекта («анти-России»), внутри логики которого потеря Донбасса может рассматриваться, наоборот, позитивно — как региона, украинизация которого не имеет реальных перспектив.
Примечательно, как по реакциям Киева проявляется чисто политическая (за неимением достаточных этнокультурных оснований) природа украинства. Так, недавно на заявление Путина о подготовке им статьи про то, что «украинцы и русские — один народ», президент Украины Владимир Зеленский дал следующее возражение. На его взгляд, это было бы правдой, если бы «в Москве ходили гривны, а над Госдумой развивался желто-голубой флаг». То есть для его восприятия народная цельность дана именно в атрибутах государственности (свои флаг и валюта), а не в языке, культуре, самосознании. И это дискурсивное различие составляет своего рода пропасть между украинским национализмом и той формой большой русской нации, о которой написано в рассматриваемой статье. Неслучайно Путин основное внимание уделяет именно вопросам самосознания — от древнерусского до постсоветского времени. Он пишет, что в домонгольские времена, несмотря на раздробленность, «и знать, и простые люди воспринимали Русь как общее пространство, как свою Отчизну». Так и после распада СССР продолжал существовать «народ, в основе своей всегда чувствовавший себя единым». Можно добавить — опять же несмотря на раздробленность, со свойственными ей разными флагами да валютами.
События Евромайдана и последующей украинской жизни столь ярко демонстрируют идейные основы и сущностные характеристики украинского государственного проекта, что вопрос пересмотра концептуальных основ российской политики на этом направлении, как говорится, давно назрел. И находясь перед перспективой дальнейших событий, вызванных всесторонней деградацией и самоубийственным характером курса Украины, Москва открыто заявила свой новый взгляд на наши отношения. Я бы особенно отметил его логическую цельность и историческую обоснованность. Текст Путина предлагает и ясную концепцию нашего общего прошлого, и следующие из этого оценки дня сегодняшнего, и заключения в отношении будущей политики России.
Но насколько эти выводы будут имплементированны в реальный политический курс — пока большой вопрос. Отказ от братско-славянской риторики и былого признания исторической укоренённости украинского национального проекта, возвращение к традиционному русскому взгляду на своё прошлое и возрождение важнейших для русской идентичности понятий, радикальное осуждение советской национальной политики и постановка под вопрос её результатов, заявление об антирусской сущности украинства и утверждение народного единства восточных славян в качестве большой русской нации, одновременно с поднятием темы её прав на свои исторические земли — всё это слишком непривычно и для российских официальных текстов, и для широкого общественного мнения, по сей день сформированного в основном концепциями старой советской пропаганды.
В статье Путина столь много нового для политической среды и России, и Украины, что осознание этих моментов и их перевод в новый язык политкорректности займёт немало времени. Важно, чтобы за этим процессом не затерялось реальное содержание представленной статьи, как и те её выводы, которые касаются исторического положения русского народа — и на постсоветском пространстве, и в самой России.