МАРИНА ФУКСМАН. ЖЕНЩИНА-ВРАЧ, КОТОРАЯ... ПОЕТ

– Марина, с чего Вам удобнее было бы начать беседу: с Вашей профессии или с Вашего хобби?

– Готова поговорить обо всем, так что порядок не очень важен.

– Тогда расскажите, в каком возрасте Вы приехали в Германию?

– В 30 лет.

– А там Вы что оканчивали?

– Я окончила Кишеневский государственный медицинский институт. С отличием. Хотя во время учебы в школе я хотела быть музыкантом. Даже заняла второе место на городском конкурсе юных пианистов. Но папа «не разрешил» строить музыкальную карьеру и сказал, что я должна быть врачом, сохраняя семейную традицию. Он также «не позволил» мне стать и химиком, хотя в десятом классе я этого очень хотела.

Медаль мне не дали. Поставили одну четверку из принципа. По литературе, естественно, так как ко всему остальному нельзя было придраться. Так что за сочинение мне поставили «5» за грамматику и «4» за стилистику, так как нашли там какую-то одну ошибку. Да это и понятно...

– Сильно переживали?

– Конечно, было обидно. Вместо одного экзамена мне пришлось сдавать четыре. Но все равно поступила и потом уже была круглой отличницей и с красным дипломом окончила институт.

– Что было после этого?

– Потом была клиническая ординатура. Потом началась перестройка. Кошмар, низкие зар­платы, отъезды друзей в любую заграницу: кто в Израиль, кто в Америку, кто в Россию, кто в Украину... кто куда.

– А Вы почему тянули?

– Я и не тянула. Я сразу подала документы везде, куда могла, и когда открылась Германия, я решила выехать именно сюда по одной-единственной причине – здесь не надо было пересдавать экзамены на врача.

– В других странах иначе?

– Там это было необходимо. Например, в Америке надо было пройти резидентуру. Пять лет учиться на врача. Сдать обязательный экзамен и т.д. В Германии же нужно было только отдать свой диплом, и через две недели ты получал его подтверждение. Правда, необходимо было пройти языковые курсы. Конечно, чтобы открыть свою практику, экзамены и тут сдавались, но чтобы просто работать врачом, этого было не нужно. А мне хотелось именно работать по своей специальности.

– То есть, несмотря на начальную неопределенность, работу свою Вы любите?

– Я думаю, что это было предопределено. И мама, и папа были врачами. Мой папа был знаменитым урологом. В пятнадцать лет он меня повел в операционную, где я три раза подряд упала в обморок и поняла, что никаким хирургом я стать не смогу. Очень хотела стать невропатологом, но эта специализация была элитной, и отличникам «с моей фамилией» просто не давали возможности учиться на невропатолога. Кардиологию мне тоже не хотели давать. Дали только пульмонологию. Так что я стала специалистом по заболеваниям легких. Прошла там двухгодичную ординатуру. В общем, несмотря на детскую мечту стать музыкантом, а позднее – химиком, стала я на самом деле врачом и нисколько об этом не жалею.

– Защищаться там не пытались?

– Тоже не дали. Помешали. Я даже тему в Институте Склифосовского получила. Но главврач «Скорой помощи» Кишинева, где я работала, почему-то очень возмутился и приложил все усилия, чтобы не дать мне ничего писать. Почему он так поступал, я до сих пор не понимаю.

– Вернемся к Германии... Вы приехали сюда в каком году?

– В конце 1991 года. Я была «первой из могикан». Одной из первых, кто официально приехал в Германию. Все было очень быстро. Через месяц мы уже посещали языковые курсы, через девять месяцев с момента приезда я уже сдала экзамен по немецкому языку и 11 января 1993 года начала работать в университетской клинике Хайдельберга врачом. Было тяжеловато со слабым знанием языка, но благодаря своему шефу, который меня просто пихал в «амбуланц», как кутенка кидают в воду, у меня просто не было выхода, и я научилась общаться на немецком языке. Работала я в «униклинике» два года, потом в «праксисе» очень далеко от Хайдельберга. Ездила 75 километров туда и обратно каждый день.

– А почему ушли из клиники?

– Первоначально я получила договор на три месяца. И потом его многократно продлевали, но всегда не более чем на три месяца. Не было никакой уверенности в завтрашнем дне. К тому же мне хотелось более эмоциональной работы, я лучше представляла себя в медицинском «праксисе», чем в клинике. Поэтому я нашла себе место именно в «праксисе». Мне очень нравилось работать «на земле». Есть у нас такое выражение. Пациенты там очень милые люди. Чем проще человек, тем он лучше.

В 1997 году я сдала экзамен на специалиста по внутренним болезням. Позвонила в многопрофильный «праксис» в городе Зинсхайме. Сказала, что ищу работу. Узнав мою специализацию, сразу пригласили на работу. А когда я пришла и представилась, мои теперешние партнеры сказали, что я могу приступать к работе хоть завтра, добавив: «Очень даже может быть, что Вы у нас останетесь навсегда». Так оно и получилось. Через два года я получила гражданство, потом разрешение на открытие своей практики. Стала третьим партнером в этом «праксисе», и вот уже с ноября 1999 года я являюсь полноправным хозяином.

– Я тут бываю не впервые, и у меня каждый раз ностальгическое ощущение советской поликлиники: такой же человекопоток, разные врачи, множество процедур, анализов, вызовы в разные кабинеты. Я в других местах такого не видела. Чем-то отличается формально этот «праксис» от других?

– Он у нас просто уникальный, и я могу сказать об этом с гордостью. «Праксис» имеет несколько направлений: диабетологическое, кардиологическое, аллергологическое и пульмонологическое; он является одним из крупнейших диабетических центров на юге Германии. Так что «праксис» действительно уникальный. Здесь очень интересно работать – никогда не бывает однообразия.

– А в чем преимущества партнер­ства?

– Если ты с партнером находишь общий язык, то это приносит много плюсов. У нас очень правильно распределено рабочее время. Я работаю три раза в неделю до обеда и два раза в неделю после. Каждые три месяца у меня отпуск. И это не только меня касается, но и моих партнеров тоже. Мы спокойно можем уехать в отпуск или на любой конгресс, всегда можем договориться. Ведь если ты работаешь один, то на время твоего отсутствия «праксис» просто закрывается. Или надо нанимать другого врача, который будет тебя замещать. А у нас таких проблем нет. Конечно, мы знаем расписание всех отпусков вплоть до Нового года, но если нужно срочно два-три дня, то мы всегда сможем подменить друг друга.

– Значит ли это, что вы взаимозаменяемы?

– Я могу заменить каждого. У меня вообще очень широкий спектр: являясь специалистом по диабету и пульмонологии, в клинике два года работала в кардиологии, поэтому я провожу и все кардиологические исследования.

Когда наконец-то в 2007 году сдала последний экзамен на врача-диабетолога, я сказала, что теперь займусь тем, о чем мечтала всю жизнь.

– И о чем Вы мечтали?

– О пении! Я начала петь. С 2007 года занимаюсь у профессиональной певицы из Москвы Ярославны Головановой. Она живет в Баден-Бадене. Можно сказать, что она вытащила из меня голос. Мое желание петь начало сочетаться с профессионализмом. В течение последнего года я каждый месяц даю концерты.

– Какую тему для своих концертов Вы выбрали?

– Я считаю, что очень интересную. Рассуждала я так: для меня петь по-русски гораздо проще, но каждый русскоязычный певец, который сюда приезжает, поет русские романсы. Поэтому эта тема была для меня сразу исключена. И я решила петь то, что так же близко сердцу – песни на идиш, которые пели мои дедушка с бабушкой. По своей форме это благотворительные концерты. Все собранные деньги передаются местной общине, в которой я выступаю. Вчера у меня был концерт в Эмендингене. Это небольшой городок под Фрайбургом, в 170 км от моего дома. Было очень много немцев. Больше, чем русскоговорящих. Они хорошо меня приняли, выступление им очень понравилось, и они благодарили меня после концерта. Была собрана довольно большая сумма, которую передали на социальные нужды их общины. Хотя я изначально предлагала пожертвовать эти деньги Японии, но меня, к сожалению, не поддержали.

– Как долго длится Ваш концерт?

– Примерно час. Если с немецким языком, то час пятнадцать. Потому что приходится сразу переводить. Я ведь не только песни пою, но и рассказываю о композиторах, которых никто не знает. Все эти песни считаются народными, а на самом деле у каждой из них есть свой композитор или, по крайней мере, аранжировщик, который сделал песню такой, какой мы ее знаем.

– Сколько всего песен Вы исполняете?

– У меня всего 16 песен, но в зависимости от публики и ситуации я две-три песни заменяю. Обычно я исполняю 14 песен. Без перерыва это тяжело.

– Но ведь все это действительно стоит денег. Вы не думали о том, чтобы хоть какую-то плату брать? Чтобы хоть вложения свои погасить.

– Да, все стоит денег. Но когда меня спрашивают: «Сколько Вы хотите?» – я отвечаю, что если оплатят дорогу, то этого достаточно. Свои деньги я зарабатываю как врач. И по сравнению с моим основным доходом то, что я могла бы заработать как певица... это мизер. Поэтому я решила просто петь и доставлять радость себе и другим. Разве можно оценить то наслаждение, которое я получаю от того, что делаю? Пение мне приносит огромный положительный потенциал, сумасшедший заряд для жизни. Есть ведь еще одна причина, почему я этим занимаюсь. Я пропагандирую песни на идиш. Идиш как язык европейских евреев постепенно уходит, но жалко, если вместе с ним уйдут и песни. Ведь они – часть нашей культуры.

– Назовите, пожалуйста, несколько авторов, песни которых Вы поете.

– А. Ельштейн, А. Ольшанецкий, Шалом Секунда, Л. Полак...

– Теперь давайте про семью?

– Да, у меня есть сын. Кириллу 28 лет, и он учится в Берлине на факультете стоматологии. В этом году он наконец заканчивает свое обучение и сможет работать. Этот ребенок меня никогда в жизни не напрягал. Ни в
детстве, ни в переходном возрасте, ни позже. Все прошло как-то абсолютно незаметно. Когда ему было лет пятнадцать, а это сложный возраст для ребенка, он мне сказал: «Мы с тобой счастливая семья». А на мой вопрос, почему, ответил, что в школе постоянно рассказывают о ссорах с родителями, а мы с ним никогда не ссорились. И я надеюсь, что так будет всегда.

– Кирилл собирается в дальнейшем в Берлине и остаться?

– Нет, он мне сообщил два дня назад, что переедет в наши края. В Берлине очень большая конкуренция, на Восток он тоже не хочет ехать. Да и зачем, когда можно жить здесь?

– Как получилось, что он стал стоматологом?

– Все было очень просто. В 14 лет Кирюша первый раз пошел подрабатывать во время каникул. Работал слесарем, и получалось у него очень хорошо. Он очень многому научился. Теперь в нашем доме есть «хаусмастер». Его знания распространяются и на компьютеры, и на факсы, и на сантехнику, одним словом, на все. Если надо что-то забить, что-то исправить, устранить неполадки, он все это умеет. У него очень спокойный характер, очень много выдержки. Когда зашла речь о его будущем, мы думали о работе диспетчером в Lufthansa. Но мой муж Юра сказал, что я сошла с ума, я хочу убить своего единственного сына, так как работа действительно очень тяжелая. Тогда я спросила Кирюшу, что же хочет он сам. Он ответил: «Мне бы что-нибудь руками делать». И мы начали думать. Во-первых, работа должна быть престижной, во-вторых, такой, чтобы ты мог ею заниматься в любой точке на земном шаре и при этом ни от кого не зависеть. Он решил, что есть два варианта: или ортопед, или стоматолог, но на стоматолога меньше учиться. Так он свою профессию и выбрал. Ему нравится, и это самое главное.

– Подруга у него есть?

– Да, есть у нас девочка. Она москвичка. Учится в Берлине. Они сейчас живут вместе.

– Расскажите еще про своих родителей.

– Они оба врачи. Мама была заведующей подстанцией «Скорой помощи». Центральная в городе Кишиневе. Была всегда очень активной. Участвовала в самодеятельности, была членом парткома и профкома. Зовут ее Нонна Ильинична Фуксманн. Когда получала немецкий паспорт, я взяла фамилию мамы, так как папину фамилию в Германии, к сожалению, никто не мог выговорить до конца.

– А у папы какая фамилия?

– Богомольный. Он врач от Бога. Он не только занимался диагностикой и лечением заболеваний, но и всегда интересовался последними достижениями науки, писал статьи в научные журналы. Не поступая в аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию, а потом и докторскую. Он был первым доктором наук, урологом, в Молдавии. Даже заведующий кафедрой урологии был кандидатом наук. И поэтому папу, конечно, коллеги не очень любили. Но тем не менее он был заведующим отделением в больнице скорой помощи в Кишиневе и был достаточно известным в Молдавии человеком.

– Публичная профессия и настолько же публичное хобби... Вы всегда, Марина, были такой активной?

– Знаете, когда я училась в школе, была отличницей с очень громким голосом. И поэтому я с детства участвовала во всех городских и республиканских торжественных мероприятиях. Когда проходили какие-то съезды профсоюзные и коммунистические на республиканском уровне, меня всегда привлекали к «монтажу». Так называлось в то время групповое чтение стихов по очереди. Выступала на конкурсах чтецов. Моя тема была всегда одна и та же: я всегда читала Маяковского. С моим голосом у меня получалось это здорово. Начиная с восьмого класса меня направляли на всевозможные олимпиады: химия, математика, физика, литература... все подряд. Кроме того, я состояла сначала в совете пионерской дружины, а позже в комитете комсомола. И мне все это так надоело, что когда я поступила в институт, сказала, что не хочу принимать участие в общественной жизни вообще. Просто хотела устроить себе отдых после всего этого кошмара. Но, видимо, где-то глубоко в генах это всегда сидело и должно было когда-то найти выход. И такая ниша для выхода энергии нашлась – я начала петь.

– Очень мало кому удается совмещать успешную карьеру и серьезное хобби.

– Нужно просто правильно распределять время. Когда-то Чернышевский сказал, что наш отдых в смене занятий. Меня раздражает пассивный отдых. Я не могу просто лежать на диване. Если я не знаю, чем себя занять, для меня это очень плохой симп­том. Я не могу на море часами лежать на песке и ничего не делать. Я всегда должна двигаться вперед. Такой уж человек.

– Что Вы можете сказать тем, кто только думает учиться на врача. Что в этом деле самое сложное?

– Думаю, самое сложное то, что надо все зубрить. И это никогда не заканчивается. Всегда очень много нового. Технический прогресс скачет вперед огромными шагами. С тех пор как я готовилась к экзамену на интерниста, прошло 14 лет, и все уже устарело. Нужно постоянно обновляться, постоянно изучать что-то новое, быть в курсе последних открытий в медицине. Это не просто. И еще
нельзя забывать о том, что врачом может быть только тот, кто умеет работать с людьми. Если ты людей не любишь, то единственная возможность для тебя в медицине – стать патологоанатомом. Сейчас те, кто думает стать врачом, могут пройти специальный психологический тест на проф­пригодность, а раньше этот тест был обязателен.

– Скажите, есть ли разница между системами медицинского образования в бывшем СССР и здесь, в Германии?

– Это совершенно разные системы. У нас была система казарменно-плеточная. Больше похожа на школьную. Надо было учить, зубрить, сдавать, опять зубрить и сдавать, обязательно посещать лекции, в противном случае приходилось их «отрабатывать». Например, ты не пришел на лекцию по научному коммунизму, будь добр приготовить реферат на эту тему и сдать его. Я помню, что ходила на лекции с температурой, так как лучше было прийти полутрупом, чем вообще не прийти. Здесь же система совершенно другая. Тут у студентов полная свобода действий. Никто не заставляет посещать лекции, но когда ты сдаешь экзамен, с тебя требуют знаний. Не ходишь на лекции, очень хорошо, но и экзамен не сдашь. А если не сдаешь экзамен два раза, то тебя отчисляют.

– Самодисциплина?

– Да, совершенно верно. Хотя в возрасте 21–22 лет, может, и стоило бы плетки добавить, особенно если это касается медицины. Тут знания должны быть более фундаментальные и серьезные, чем в других профессиях. Ведь и ответственность несопоставимо большая.

– Часто повышаете квалификацию?

– Врачи не могут не повышать квалификацию. Каждый врач регулярно проходит специальные курсы и посещает лекции. Обычно их организуют фармацевтические фирмы. Тебе приходят приглашения, и ты можешь выбрать интересную тебе тему. Каждое такое мероприятие, лекция или семинар дает тебе определенное количест­во пунктов (от 2 до 16), и ты обязан набрать не меньше 50 пунктов в течение года. Если это не делаешь, то будут проблемы, вплоть до пересдачи экзамена на специалиста. Я ежегодно посещаю конгрессы и на месте выбираю из большого количества предложений именно те темы, которые интересны мне. Это более эффективно, так как сконцентрировано во времени и пространстве. Заодно это приносит очень много упомянутых ранее пунктов.

– Вы читали сами лекции?

– Да, у меня был такой опыт, и неоднократно. Я впервые на юге Германии организовала проведение мобильных диабетических школ. Это когда не больные приезжают ко мне, а я приезжаю в другой город и провожу диабетические школы для русскоговорящих пациентов.

Кстати, пять лет назад я организовала еще и «фастен-группы»: оздоровительное голодание. Каждый год весной мы собираемся и едем в Альпы. Там и голодаем себе на здоровье. Очень советую!

– Что-то еще сами от себя хотите добавить?

– Разве только то, что я собачница. У меня всю жизнь были собаки: два добермана, дворняжка, фокстерьер… и сейчас у меня жесткошерстная такса. Я так люблю собак, что говорю всегда, что в той жизни я была собакой. Они все меня тоже очень любят. Я 12 лет в Германии работала на «скорой помощи», и если приходила в дома, где были собаки, то они всегда ко мне добродушно относились. Еще я очень люблю водить машину. Конечно, я не экстремалка, это однозначно, но водить люблю.

– Права уже здесь получали?

– Нет, права у меня уже были, но ездить начала только в Германии. Когда я в советские времена становилась в очередь на машину, меня, конечно, поставили, но сказали, что я сошла с ума, и я поняла, что машины мне не видать. Так что первую машину мы купили, когда родители сюда переехали, и я ездила на ней вместе с папой, но когда мне было необходимо ездить на работу по 3–4 часа в день, пошла и купила свою...

...В этот момент дверь кабинета Марины Фуксманн в очередной раз открылась, начался беглый профессиональный диалог с немецким коллегой, а по громкоговорителю ее вызвали на консультацию. Стало ясно, что сейчас не до интервью, но в целом мы успели наговориться. Я поспешила поблагодарить Марину и вежливо распрощаться.

Оксана Шер,
Heidelberg, Germany