Китай и США: формируется новая биполярность
Мы пережили прошлую холодную войну, но в отношении новой такой уверенности нет
Все возвращается на круги свои,
Только вращаются круги сии.
Андрей Вознесенский
Одно из самых распространенных заблуждений в оценках разрастающегося кризиса между Россией и Западом состоит том, что между ними сегодня нет идеологических противоречий, присущих эпохе холодной войны. Особенно бойкие политологи даже сами берутся придумать новую и, главное, позитивную идеологию. Между тем идеология у России есть, и, как всякая непридуманная идеология, она возникла абсолютно естественным путем.
Идеология не умерла. Да здравствует идеология!
Несомненно, непримиримая идеология двух систем – социалистической и капиталистической – была концептуальной основой биполярного мира, в котором сталкивались свобода и тоталитаризм, рыночная экономика и плановое хозяйство, права человека и диктат государства и который отличало масштабное военно-политическое противостояние Востока и Запада. Следует отметить, что идеологическая непримиримость была присуща не только периоду холодной войны. Религиозные и гражданские войны, возникавшие в Европе на протяжении многих веков, имели под собой идеологическую подоплеку – соперничество между двумя ветвями христианства или революционную борьбу зарождавшегося капитализма с феодализмом. Однако именно в ХХ веке идеологическая конфронтация достигла самой опасной черты в силу ее глобального масштаба и разрушительной мощи ядерного оружия, которым обладал и Восток, и Запад.
Сутью идеологической борьбы СССР против «империалистического лагеря» было, если говорить коротко, антизападничество, которое предполагало противостояние Западу во всех его проявлениях – от «Першингов» до жевательной резинки и кока-колы. Но если о «Першингах» можно было договариваться на высшем уровне, то с кока-колой, песнями и длинными волосами The Beatles бороться было труднее. И чем отчаяннее боролись с ними как «с тлетворным влиянием Запада», тем глубже атрибуты западной жизни проникали в душу и поры советской молодежи. По неумолимой ньютоновской логике закона действия-противодействия антизападничество порождало западничество. Этого никогда не понимали кремлевские идеологи.
Распад социалистического лагеря, казалось, положил конец идеологической войне, во всяком случае на евро-атлантическом пространстве. Посткоммунистическая Европа, неотъемлемой частью которой является и Россия, вступила в капитализм. Реликты социализма сохранились в виде атомизированных вкраплений на политической карте мира – Северная Корея, Куба, Венесуэла и немногие другие. Особое место в этом ряду занял современный Китай. Являясь, по выражению Дэн Сяопина, «социалистическим государством с китайской спецификой», КНР в реальности – государство с рыночной экономикой, поставленной под неусыпный контроль коррумпированной коммунистической номенклатуры, и самый впечатляющий пример молодого авторитарного капитализма.
В постбиполярной России, освободившейся от жестких идеологических оков КПСС, первое десятилетие представляло собой броуновское движение разнонаправленных идей и тенденций. С одной стороны, в этом круговороте присутствовали рыночная экономика со всеми атрибутами первоначального накопления капитала, становление гражданского общества и институтов демократии, информационная открытость, мобильность населения, расширение контактов с внешним миром. С другой стороны, постепенно выкристаллизовывались некоторые свойства традиционной авторитарной системы. По выражению некоторых политологов, складывавшийся государственно-политический строй в России напоминал своего рода выборную монархию (просвещенный авторитаризм): наделение президента широчайшими полномочиями в ущерб демократическим институтам, расширение контроля властных структур над избирательным процессом, вытеснение даже либеральных оппозиционных политических партий, оборона территориальной целостности военной силой и так далее. Тогда придворные либералы-реформаторы (некоторые из которых позднее стали циничными реакционерами) оправдывали это необходимостью защиты молодой российской демократии от коммунистической угрозы. В конечном счете именно просвещенный авторитаризм возобладал в идеологическом оформлении нового Российского государства, которое стало принимать привычные исторические очертания.
Уже написано немало трудов, анализирующих истоки сегодняшнего кризиса в отношениях России и Запада. Как правило, стороны возлагают вину за упущенные возможности друг на друга, поскольку смотрят на одни и те же явления с диаметрально противоположных позиций, у каждого есть своя правда. Если говорить о сути этого кризиса отстраненно, не вдаваясь в дебаты о том, кто первым нарушил постбиполярный статус-кво, то в основе его лежит противоречие между ранним нелиберальным капитализмом, представленным Россией, и современным либерально-демократическим капитализмом, воплощенным в коллективном Западе при всех его внутренних различиях. Сегодняшний раскол – принципиальное противоречие в рамках одной капиталистической системы в отличие от противостояния Востока и Запада прошлого, что, однако, не делает его менее опасным.
Прошлое противостояние Востока и Запада ушло с международной арены, но сохранилось внутри России и воспроизводится теми, кто не смирился с распадом советской империи. Именно в этом направлении происходило становление постсоветской России, а точнее, реконструкция ее традиционной антизападной идентичности и вечных опор государственности в духе «самодержавие, православие, народность». Антизападничество на новом витке вновь стало сутью идеологического обоснования российского раннего капитализма и его борьбы с западным постиндустриальным капитализмом (евразийство против евроатлантизма) в рамках глобальной капиталистической системы. По своему размаху антизападная пропаганда в России сегодня не уступает советской, а по форме и жаргонной лексике даже превосходит ее.
Следует признать, что и сам Запад сделал немало для язвительных комментариев и откровенных насмешек по поводу некоторых эксцессов либерализма – бесполых туалетов, одержимости гендерным вопросом в ущерб профессионализму, варварским уничтожением памятников (а по существу, своей истории), связанных с ныне неполиткорректными сторонами прошлого. Интернет и телевидение постоянно рассказывают об этих и других перекосах либерализма, критиковать которые на Западе осмеливаются лишь немногие.
Политическая корректность не дает возможности адекватно оценить значение тех или иных решений и действий, популярных по ту и другую сторону Атлантики. Если вдуматься, широко известный ныне в США призыв в защиту афроамериканцев Black lives matter, по своей сути – расистский лозунг. Как-то неловко объяснять, что человеческие жизни важны по определению, независимо от цвета кожи. Обожествление американскими либеральными политиками афроамериканца Джорджа Флойда, погибшего при задержании белыми полицейскими, свидетельствует о явной деградации американских идеалов – от Мартина Лютера Кинга, имевшего мечту, до нарушителя закона, имевшего фальшивую купюру. В ряде стран христианской Европы власти отказываются от рождественской символики, чтобы не оскорблять другие религии. И так далее и тому подобное.
Эти искажения, несомненно, влияют на внутриполитическую расстановку сил в странах ЕС и США, усиливая популистов и националистов, играющих на угрозе европейской идентичности. Они используются также их идеологическими противниками вовне для обоснования апокалипсических сценариев заката Запада в современной версии ленинского тезиса о «неизбежном загнивании империализма». Вместе с тем нельзя не признать, что именно Запад остается самым привлекательным направлением для мигрантов, в том числе тех, кто бежит от войн и бедности в поисках лучшей жизни.
Реставрация по-русски
Западная Европа испытала масштабные политические изменения и социально-экономические потрясения гораздо раньше, чем Россия. Революции и гражданские войны в Англии (1639–1660) и во Франции (1789–1799; 1820–1848) были вызваны императивом ранней индустриализации, а также новыми политическими идеями, направленными против институтов и социальных порядков доиндустриального мира. Десятилетия идеологического брожения, политического упадка и социальных волнений приводили к взрыву, который сметал старые режимы. Но развитие европейских стран не было линейным. Революции, как правило, сменялись периодами реставрации, которые имели разную продолжительность и характеристики в Англии и Франции. В контексте европейских и российских революций именно феномен реставрации представляет особый интерес в понимании возвращения идеологического противостояния России и Запада.
Если Первая русская революция 1905 года и Февральская 1917 года в принципе вписываются в европейскую парадигму, то эволюция России после Октябрьской революции 1917 года носит принципиально иной характер. Период реставрации/реакции после «Великого Октября» наступает при Сталине, который выбирает ту историческую модель, которая была ближе его представлениям и наклонностям. Это не слабая Российская империя Николая II, а Российское царство Ивана Грозного с его неограниченной внутренней властью, расширением границ огнем и мечом, опричниной, опалами и казнями.
Сложнее дело обстоит с реставрацией (или реакцией на революцию 1991 года) в нынешней России. Подобно гоголевской невесте, сегодняшние идеологи выбирают из прошлого то, что может создать величественный портрет современного российского государства. Это и Русь Александра Невского, отбившая поползновения католицизма, и Российская империя времен Николая I и Александра III – оплотов самодержавия в Европе, это и Советский Союз Сталина («гения всех времен и народов»), который держал Запад в постоянном напряжении. Могущество России, ее превосходство над западными державами в победах Петра I над Карлом XII, Александра I над Наполеоном, Сталина над Гитлером связывается с единодержавием Российской/Советской империи. Имперское прошлое России в XXI веке приобретает для российских идеологов особый магнетический смысл, как и прошлые концепты международного устройства: геополитика, баланс сил и узаконенные сферы влияния.
По ту и другую стороны баррикады
Возрождение идеологического противостояния возвратило бывших оппонентов на их прежние позиции, но не буквально. В их рядах произошли немаловажные изменения. В лагере нелиберального капитализма уже не Россия, а Китай играет главную роль. В прежние времена Советский Союз был безусловным знаменосцем социалистического содружества, в то время как Китай стоял особняком из-за нарастающих идеологических противоречий с Москвой после смерти Иосифа Сталина и прихода Никиты Хрущева. Эти отношения прошли через дипломатический разрыв 1964 года, вооруженное столкновение на острове Даманском в 1969 году, резкое обострение во время китайско-вьетнамской войны 1979 года, когда СССР открыто поддержал Вьетнам и стоял наготове к большой войне с «китайскими фанатиками». Фактически восстановление советско-китайских отношений произошло лишь в 1989 году, когда состоялся визит Михаила Горбачева в Пекин.
Широко известные строки стихотворения Федора Тютчева «Умом Россию не понять,/ Аршином общим не измерить,/ У ней особенная стать,/ В Россию можно только верить», за исключением последней строки, можно отнести и к Китаю. Вот уж кого аршином общим не измерить! Вот уж у кого особенная стать! Однако вряд ли Китай, ставший второй глобальной сверхдержавой мира, нуждается в том, чтобы в него кто-то верил. Другой вопрос: можно ли верить Китаю? Российско-китайская дружба сегодня строится на противодействии «коллективному Западу» под руководством США. И если для России антивестернизм – стратегия, то для Китая это тактика в достижении стратегических целей, которые могут существенно отличаться от российских.
США слабеющей рукой все еще удерживают знамя евро-атлантической солидарности, хотя и здесь произошли очевидные изменения после окончания прошлой биполярности. Эти изменения привели к кризису традиционного евро-атлантического партнерства, а именно к растущему разрыву интересов США и ЕС в сфере безопасности. Разногласия между союзниками достигли пика при Дональде Трампе. Победа Джозефа Байдена приветствовалась практически всеми европейскими союзниками. Вместе с тем в Европе прекрасно понимают, что не нужно питать избыточных надежд на кардинальные сдвиги в отношениях ЕС и США, как не нужно и ожидать возврата к status quo ante. И не только потому, что Байдену придется заниматься в первую очередь наследием трампизма у себя дома, а потому, что изменения в евро-атлантических отношениях имеют более глубокие корни, чем антиевропизм Трампа. Даже Барак Обама, самый проевропейский президент США после Билла Клинтона, не вернул трансатлантические отношения в первородное состояние.
Сможет ли возрождение идеологической борьбы в условиях новой формирующейся биполярности вокруг двух полюсов – Китая и США возродить status quo ante в первозданном виде? Как справедливо заметил поэт, «все возвращается на круги свои, только вращаются круги сии». Идеологическое противостояние, возрожденное в новом историческом контексте, может привести к военно-политическому противостоянию на новом витке научно-технической революции. Если мы с уверенностью можем сказать, что пережили прошлую холодную войну, то в отношении новой холодной войны такой уверенности нет.
Aвтор: Надежда Арбатова – заведующая отделом европейских политических исследований ИМЭМО им. Е.М. Примакова РАН, доктор политических наук.
Источник - https://www.ng.ru/ideas/2021-12-29/7_8339_china.html
***
Приложение. Второй фронт глобального противоборства
Масштабное ракетное строительство Китая существенно осложняет стратегические отношения России и США.
На первый взгляд не может быть никакой связи между нынешним кризисом европейской безопасности и ракетной базой в далекой пустыне Гоби. Но при ближайшем рассмотрении это не так. Начало 2021 года было весьма обнадеживающим. По приходе к власти администрация Джозефа Байдена безоговорочно продлила Договор по сокращению стратегических наступательных вооружений (ДСНВ-3), в июне прошел полновесный саммит России и США, который открыл путь к началу консультаций по стратегической стабильности в Женеве. В результате двух первых раундов в июле и октябре 2021 года, после 10-летней паузы, две ядерные сверхдержавы возобновили магистральное движение к безопасности, насчитывающее полвека истории и десяток кардинальных договоров и соглашений.
Но потом произошло два события, которые могут снова застопорить процесс. Начнем со второго: в конце года Россия поставила ребром вопрос об отказе НАТО от расширения на Украину и Грузию, выводе войск и военных объектов с территории 14 восточноевропейских и постсоветских государств – новых членов альянса и принятии пакета других военно-ограничительных мер.
Негативное отношение Москвы к расширению НАТО на восток после 1997 года высказывалось на протяжении последней четверти века. Это отношение вполне понятно и обоснованно, тем более что указанный процесс явился нарушением устных, хотя и весьма путаных, обещаний американских и немецких руководителей, данных президенту СССР Михаилу Горбачеву во время объединения Германии под эгидой ФРГ и НАТО в 1989–1990 годах.
В то же время большие разнотолки в России и за рубежом вызвал выбор момента для этого дипломатического демарша. Ведь администрация Дональда Трампа дала гораздо больше поводов для беспокойства по поводу российской безопасности. Именно она создала прецедент поставки смертоносных вооружений Украине (в виде противотанковой системы Javelin), денонсировала Договор по ракетам средней и меньшей дальности (ДРСМД), открыв путь к развертыванию гиперзвуковых ракет в Восточной Европе с коротким подлетным временем до Москвы. При Трампе США резко расширили гонку ядерных и высокоточных неядерных вооружений, вышли из Договора по открытому небу, отказались продлевать ДСНВ-3 и требовали от союзников увеличения военных бюджетов.
Два российских проекта договоров – с США и НАТО – в большой мере дублируют друг друга, а в ряде вопросов не стыкуются (например, по ограничению ракет средней дальности). К тому же проекты были представлены в достаточно ультимативной форме и совпали с масштабной концентрацией крупной войсковой группировки вокруг украинской границы, за которой следуют большие военно-морские маневры во всех окружающих Россию морях и дальних океанах.
Поэтому на Западе возобладало мнение, что дипломатический вызов рассчитан на отказ и должен послужить предлогом для начала военных действий против Украины, чтобы силой прекратить расширение НАТО на постсоветское пространство. Большинство независимых специалистов России полагают, что Москва не готовит войну, но оказывает мощное силовое давление, чтобы получить уступки Запада по политическим вопросам.
Кремль опровергает обе версии, но его линия встретила предсказуемо негативную реакцию США и их союзников с угрозами «разрушительных» санкций в случае начала войны. Это повлекло контругрозы на тему российского «военно-технического ответа» вплоть до намеков на размещение ударных вооружений в зоне Карибского моря под боком у США.
Беспрецедентная со времен Берлинского кризиса 1961 года эскалация европейской напряженности может осложнить или вовсе остановить начавшийся было диалог по стратегической стабильности в Женеве. Одновременно противоречия в Европе отвлекают международное внимание от второго, Азиатско-Тихоокеанского фронта военно-политической напряженности – между КНР и США с их региональными союзниками. Еще летом 2021 года независимые американские специалисты обнародовали находящиеся в открытом доступе данные от коммерческих спутников о ведущемся в центральных районах КНР грандиозном строительстве трех баз и сотен шахтных пусковых установок для межконтинентальных баллистических ракет. Вскоре эту информацию официально подтвердил Пентагон. Пекин пока ее не подтверждает и не опровергает, а Москва в духе «стратегического партнерства» тоже приняла фигуру умолчания.
По зарубежным данным (за неимением официальных китайских), сейчас у КНР есть суммарно около 350 ядерных боезарядов. К стратегическим силам по правилам засчета ДСНВ-3 можно отнести около 200 ракет наземного и морского базирования (в основном моноблочных) с 260 ядерными боеголовками. Ракетное строительство, обнаруженное летом 2021 года, по официальным американским оценкам, может увеличить это количество к 2027 году до 700 единиц, а к 2030 году – до 1 тыс., хотя эти оценки могут оказаться заниженными.
По максимуму уже заложенные ракетные пусковые установки на трех новых базах позволят разместить там более 300 ракет с разделяющимися головными частями и довести их потенциал до 3 тыс. и более ядерных боеголовок. (Напомним, что по ДСНВ-3 Россия и США имеют право на 1550 стратегических боезарядов.) Тем же летом, по зарубежным данным, Китай испытал новейшую в истории «гибридную систему», совместив частично-орбитальную баллистическую ракету с гиперзвуковым планирующим блоком, хотя Пекин опроверг эту информацию.
Как это обычно бывает, задним числом неожиданную ракетную программу Китая объяснить легко. Во-первых, преобладающая часть противоракетного потенциала США развернута на Тихом океане. Эти средства оправдываются задачей защиты от ракетной угрозы КНДР, но Китай (как и Россия) проецирует потенциал американской ПРО на себя. Во-вторых, КНР ощущает над собой дамоклов меч ядерных и высокоточных неядерных наступательных вооружений США, преобладающая часть которых тоже развернута в этом регионе. Комбинация наступательных и оборонительных средств США, принявших курс на конфронтацию с Китаем, заставляет Пекин опасаться массированного ядерного или высокоточного неядерного нападения, которое не оставит ему возможности осуществить возмездие.
Наращивание наземных межконтинентальных ракет наряду с развитием морского и воздушного компонентов ядерной триады, а также системы предупреждения о ракетном нападении (с российской помощью) впервые предоставит Китаю высокоживучий и высокобоеготовый потенциал ядерного возмездия, в том числе в виде ответно-встречного удара. Пока возможность такого удара имеют только две сверхдержавы. Видимо, именно эту задачу недавно подразумевал председатель КНР Си Цзиньпин, потребовав «ускорить строительство стратегического сдерживания высокого уровня».
Если зарубежные оценки китайской программы соответствуют действительности, то в течение ближайших одного-полутора десятилетий намечается поистине тектонический сдвиг миропорядка: Китай станет полновесной военной, в том числе ядерной сверхдержавой. Приблизившись к США по мощи стратегических сил и имея большие преимущества по силам общего назначения и ракетам средней дальности в регионе, Китай эффективно поставит под сомнение американские гарантии безопасности Японии, Южной Корее и Тайваню. Так он установит господство над зоной Южно-Китайского и Восточно-Китайского морей с их островными территориями, природными ресурсами и коммуникациями, а затем двинется дальше по разным направлениям. Одновременно это не может не сказаться и на балансе отношений «стратегического партнерства» КНР с Россией, поскольку при своем огромном финансово-экономическом превосходстве Китай как минимум сравняется с ней и по ядерному потенциалу.
Масштабное ракетное строительство КНР, несмотря на лояльное отношение к нему Москвы, существенно осложняет стратегические отношения России и США. Это относится к повестке их двусторонних переговоров по стратегической стабильности в Женеве (если они вообще возобновятся), поскольку ограничение ядерных и обычных ракет стратегической и средней дальности Вашингтон будет теперь рассматривать с оглядкой на Китай. Направленные на него новые американские системы оружия (в частности, гиперзвуковые ракеты средней дальности в Азии) объективно затронут безопасность России и заставят ее предпринимать ответные шаги.
Будучи все более занятыми противоборством с Китаем, Соединенные Штаты по идее должны бы быть больше заинтересованы в налаживании отношений с Россией, в том числе на переговорах СНВ и в вопросах европейской безопасности. Тем более ввиду ослабления американских позиций в мире после бесславного ухода из Афганистана и в условиях небывалого раскола во внутренней политике страны, разногласий и ковидно-газового кризиса в НАТО. Но в то же время военно-политическое внимание Вашингтона все больше перемещается в сторону Китая, а Россия будет объективно утрачивать свое историческое эксклюзивное место в военно-стратегическом балансе и диалоге с США по безопасности и контролю над вооружениями.
Возможно, сочетание этих двух процессов было принято Москвой во внимание при планировании экстренных шагов в декабре 2021 года. По логике «реальной политики» европейская напряженность на руку Китаю, но два фронта международного противостояния могут войти в резонанс и повлечь глобальный кризис, небывалый со времен Второй мировой войны.
Предотвратить такой обвал может только гарантия равной безопасности всех стран Европы, возобновление там контроля над вооружениями, ускорение переговоров по стратегической стабильности в Женеве. Что касается Азии, то Вашингтону пора перейти от невнятных благих пожеланий или угроз в адрес Пекина к началу серьезного диалога с ним по ограничению вооружений. Как в свое время СССР, Китай скорее всего ответит адекватно, если увидит, что ему предлагают конкретные соглашения, основанные на равенстве и обеспечивающие большую безопасность, чем будет в ином случае.
Автор: Алексей Арбатов – руководитель Центра международной безопасности ИМЭМО им. Е.М. Примакова РАН, академик РАН
Источник - https://www.ng.ru/dipkurer/2022-02-13/9_8370_china.html