Как в Украине работают с освобожденными из плена. И как это должно измениться

«Все плохо, и это не относительно»

Издание LB.ua рассказывает, как устроена реинтеграция освобожденных и какой она должна быть.

Этой фразой - «все плохо, и это не относительно" - журналист Станислав Асеев начинает разговоры с самим собой о пережитом в плену. Он один из немногих, кто и дальше говорит на эту тему публично, и согласился рассказать о том, как пытался нормализовать свое состояние после освобождения. Станислав считает, что системной помощи освобожденным из плена в Украине не существует; и, собственно, такое мнение не редкость. Система все же существует, хотя и имеет множество упущений и недостатков. Но одновременно есть те, кто работает вопреки ее несовершенству и пытается изменить.

За семь лет войны и оккупации в плен попали около 3500 человек.Опыт Украины в этом вопросе едва ли не самый большой в новейшей истории - таких больших групп, освобожденных после Второй мировой, в Европе или США не было. Сейчас в плену на оккупированных территориях Донецкой и Луганской областей остаются более 250 граждан и гражданок Украины. Еще более 80 жителей и жительниц Крыма, большинство из которых являются крымскими татарами, являются политзаключенными или находятся под следствием оккупационных органов России.

До 2017 года освобожденные из плена не получали организованной государственной помощи. Теперь же есть несколько утвержденных документов, регулирующих помощь освобожденным. Однако каждое освобождение отличается от предыдущего, но четкий алгоритм межведомственного взаимодействия до сих пор разрабатывают.

Кто возвращается

В начале войны возвращении из плена происходило по разным каналам. Освобождение ста пятидесяти человек в декабре 2014 года по результатам Минских договоренностей координировала СБУ. В следующем году в августе вернули 12 граждан Украины. К этим процессам привлекалось и военное руководство отдельных подразделений и родные пленных, и волонтеры. Между крупными освобождениями происходили единичные или меньшие по масштабам. С 2016 года в качестве представителя Украины переговоры вели члены Трехсторонней контактной группы в рамках Минского процесса.

26 декабря 2015 года домой вернулись трое украинских военных, 3 марта 2016 года освободили журналистку Марию Варфоломееву. В декабре 2017 года на подконтрольные Украины территории вернулось 74 человека, в сентябре 2019-го - еще 35, а в декабре 2019-го - 76 человек. Последнее освобождение 20 человек произошло в апреле 2020 года. Большинство освобождений происходили во взаимном формате: условием освобождения было возвращение в Россию лиц по их запросу, прежде всего это были кадровые военные российской армии.

Среди освобожденных военные, выполнявшие задачи, и гражданские. Последние были захвачены по причине сотрудничества с украинскими спецслужбами, открытое сопротивление оккупации, профессиональную деятельность или вообще не имели в своем порабощении политического контекста - в застенки попали из-за того, что оккупанты хотели получить их имущество. Также среди возвращенных случаются сторонники оккупантов или лица, совершившие уголовные преступления уже после оккупации. Включение их в списки всегда инициирует российская сторона или так называемая оккупационная власть, являющаяся прокси России - фактически это является условием согласования списков.

То, что происходит после освобождения, регулируют несколько документов, которые различаются для военных и для гражданских. Временное положение о внедрении (апробации) реинтеграции и постизоляционного сопровождения личного состава ВСУ, который находится в изоляции или освобожден от нее, утвердили в прошлом году в октябре. После освобождения из плена военные проходят реинтеграцию - это соответствует стандартам НАТО. Сюда входит и реабилитация, и лечение, и отдых, после чего военные уходят в отпуск. Цель этих мероприятий - обеспечить постизоляционную адаптацию и вернуть человека на службу. Конечно, возвращение военнослужащего добровольное - на пути может встать состояние здоровья или психологическая неготовность. Военный по желанию может вернуться к гражданской жизни или переквалифицироваться на гражданскую профессию, если не имеет ее. Некоторые остается в ВСУ даже несмотря на рекомендации психологов. Также полученную от освобожденных информацию с 2019 года используют для подготовки военных к возможному пребыванию во враждебной среде.

Для гражданских предусмотрен медицинский осмотр, лечение, психологическая помощь, сопровождение в решении вопросов с документами, жильем и работой, они могут пройти постизоляционные меры - но от всего можно отказаться. Соглашаясь, люди попадают в далекую от совершенства систему мероприятий, где фактически на каждом этапе есть пробелы и неточности. Она базируется на двух постановлениях.

Постановление №328, принятое в апреле 2018 года, регулирует использование средств из государственного бюджета для оказания помощи освобожденным из плена и пленным. В нем указано, что люди, которые поддерживали российскую оккупацию, не могут претендовать на помощь от Украины. Постановление также предусматривает еще и финансирование исследований, круглых столов и форумов на тему деоккупации, ремонт и функционирования КПВВ на Донбассе и с Крымом - то есть вещи, которые только касаются задекларированное в названии.

Второй документ описывает, что должно государство предоставить освобожденным из плена - это постановление №1122, принятое в декабре 2019 года. Оно предусматривает единовременную выплату 100 000 гривен, медицинскую и правовую помощь. То есть конкретизирует то, что в общих чертах предлагает Постановление №328. Однако недостаточно.

- Ее принимали невероятно быстро, и мы знали, что этот вариант надо доработать, - рассказывает Сергей Мокренюк, бывший начальник управления Минветеранов по делам ветеранов, временно оккупированных территорий и внутренне перемещенных лиц. - Но постановление давало возможность выплатить деньги освобожденным, иначе они не получили бы выплат.

Сергей и его подопечные уже в январе начали нарабатывать поправки к постановлению, но в марте Оксану Коляду, пназначенную министром за полгода до того, уволили. Она возглавляла Министерство по делам ветеранов и оккупированных территорий, а в 2019 году создали объединенные Министерство ветеранов и Министерство по вопросам временно оккупированных территорий и внутренне перемещенных лиц. В 2020 году их снова разъединили, и министром по вопросам реинтеграции временно оккупированных территорий стал Алексей Резников. Ответственность за работу с освобожденными из плена перешла к его ведомству. Необходимые изменения за год так и не внесли.

Доработки также ждет документ, который защищал бы интересы тех, кто еще находится или уже освободился из плена и их семей. Его обязывает создать Указ президента №837 от 2019 года. Сейчас закона нет, существует только законопроект, разработанный Представительством Президента Украины в Крыму совместно с общественными организациями. Его действие распространяется и на военнопленных, и на заложников, и на политических заключенных; он определяет, какой должна быть правовая, медицинская и социальная помощь, а также позволяет выплаты семьям тех, кто находится в плену. Предложенная версия ожидает рассмотрения, и как только ее примут, президент направит документ в Верховную Раду как неотложный.

Психологическая помощь

Самое важное, в чем нуждаются освобожденные из плена, независимо от принятых или не принятых документов, это психологическая помощь. Из-за хаотичного процесса освобождения из плена невозможно точно сказать, в каком состоянии возвращались люди. Так же неизвестно, для какого количества людей полученная помощь оказалась действенной, а кто годами не может побороть последствия плена. Тем более, что психологии плена как направления на момент начала войны в Украине фактически не существовало. ВСУ представление о работе с освобожденными получили в наследство от советской армии: поскольку пленный может быть коллаборантом, следовательно, прежде всего его нужно допросить. О психологической помощи речь не шла.

С 2017 года работа с освобожденными начинается буквально сразу после возвращения. Военные имеют свою устоявшуюся процедуру. Гражданским же на общем собрании сообщают о возможности получить психологическое сопровождение от военных психологов, проходивших дополнительное обучение у коллег из стран-членов НАТО, или же психологов общественной организации «Голубая птица», которые работают с освобожденными из плена с начала войны. От психологической помощи можно отказаться. Психологическую (и физическую) реабилитацию назначают по результатам обследования, которое проходят все освобожденные из плена. Так же, как и медицинский осмотр перед назначением лечения.

Пока обязательное медицинское обследование проводят только сразу по возвращению. Но Наталья Зарецкая, руководитель офиса Уполномоченного Президента Украины по вопросам реабилитации участников боевых действий, считает, что регулярные обследования необходимы в течение 6-12 месяцев, ведь самый тяжелый период после освобождения - 4-6 месяц, когда проявляются старые и приобретенные заболевания, психосоматика. Это предложение есть в новом законопроекте о защите интересов пленных.

Психологическая и физическая реабилитация - важная предпосылка успешной реадаптации, то есть возвращение к привычной жизни. Это как обучение, как заново пользоваться своим организмом. В нее не входят отдых или поездки за границу, которые также способствуют улучшению состояния после пленения. Ведь плен, с одной стороны, - это постоянное психологическое давление и часто физические пытки, с другой - мобилизация всех ресурсов организма, и выходить из этого состояния надо под наблюдением и по специфической процедуре. Это называется постизоляционной декомпрессией.

- Гражданские обязательно проходят медицинское обследование, а постизоляционную декомпрессию в составе постизоляционных мероприятий только по запросу, - объясняет Наталья Зарецкая. - Но если честно, то по гражданским в течение двух лет у меня сердце разрывалось, это вообще отдельная тема. Я считала, что мы не предоставили всю необходимую помощь в декабре 2017-го - январе 2018-го. У нас действительно не хватало ресурсов, потому что сначала мы работали с военными, а уже потом - с гражданскими. А надо было сразу. К тому же, мы не имели возможности работать несколько месяцев, как того иногда требовала ситуация. Сейчас мы можем сравнить состояние людей, которые не проходили постизоляционные мероприятия с теми, кто их прошел, пусть даже и не в том объеме, в каком мы хотели бы. Разница очень ощутима. Это не решает проблем с жильем или работой, но помогает восстановить ресурс и способность решать собственные проблемы.

Военная психологиня Алина (имя изменено) работает с освобожденными и говорит, что процесс восстановления во многом зависит от человека и его предыдущего опыта. Например, офицеры-подводники или же те, кто находился в СИЗО, плен переживают легче. Алина предоставляет психологическое сопровождение освобожденным в 2019 году, но еще в прошлом году ее коллеги сопровождали освобожденных в 2014-м, ведь психологическую помощь можно получить по запросу после оставления госпиталя. Для этого надо связаться с координатором группы или напрямую с психологинями, оставляющими свои контакты.

- Если гражданские отказываются от опции такой помощи, не надо думать, что государству на них плевать. Но да, есть проблема с отсутствием государственной политики в отношении этих людей, - говорит Алина. - Она должна быть четкой и реалистичной, чтобы освобожденные понимали, чего им ждать. Пока этого нет, есть только отдельные предложения. Также психологическую помощь оказывают волонтеры из организации «Голубая птица». Ее руководитель Анна Мокроусова была одной из первых пленных в Луганске в 2014 году. Ее освободили в том же году, и с тех пор она помогает уволенным, их семьям и близким тех, кто остается в плену.

За последние полгода «Голубая птица» провела консультации и терапию для полутысячи освобожденных, их близких и семей тех, кто сейчас в плену. В целом же психологини организации контактировали с 70-80% семей и общались с 90% самих освобожденных. Четверо психологов в штате работают на полставки, то есть за сложнейшую работу получают по 300-400 долларов. Больше платить не позволяет бюджет организации, которая, хотя и оказала помощь 2000 освобожденным из плена во время войны, не получила никакого государственного финансирования, только от ООН. Ресурса для помощи себе после столь травмирующей работы тоже нет.

- Я не считаю достаточной помощь, которую сейчас предоставляет государство. Первые освобожденные из плена вообще ничего не получили. Так же не получают помощь освобожденные не в рамках официальных обменов. И то медицинское обследование, что есть, я считаю несовершенным, ибо оно не учитывает особенности пребывания в плену, пытки и гормональные изменения. Но так же я считаю, что и в нашей помощи недостаточно. У нас нет ни физического, ни финансового ресурса на ту реабилитацию, которую мы считаем правильной. Я хотела бы организовать процесс иначе, получить обращение от государства и подготовить большее количество специалистов. Если бы я могла, я сделала бы лучше.

Информационный карантин

Анна Мокроусова и Наталья Зарецкая сотрудничают, однако не имеют компромисса по одному вопросу - информационному карантину. Имеется в виду, что освобожденные из плена должны провести в госпитале две недели в одиночестве - без волонтеров, медиа и даже родных.

Информационный карантин предусмотрен в законопроекте, что сейчас на рассмотрении в ОП. Именно поэтому ряд общественных организаций направили письмо против утверждения такой версии. Анна Мокроусова говорит, что закон необходим для выделения средств на нужды освобожденных и называет эту версию лучшей из предложенных, однако категорически против информационного карантина. Он будет обязательным для военных и тех гражданских, которые согласятся пройти постизоляционные мероприятия. Анна называет такой метод нарушением прав человека и отмечает, что его практикуют только в США, и это время в одиночестве используют для проведения дебрифинга - то есть, допросов.

- В США нет войны внутри страны, у них допрашивают людей, которые взяли в руки оружие и поехали за границу. Да, важно позаботиться об их состоянии и убедиться, что они безопасны. Но у нас другая ситуация. Я понимаю, чем это поможет государству, но чем это поможет освобожденным? Как психологиня я на стороне человека.

Анна не против системы дебрифинга целом, но во время работы с освобожденными из плена считает ее неуместной. Она уверена, что опросник к украинскому контексту адаптировали. К тому же, освобожденные часто не понимают, кому дают показания и чем является дебрифинг; путают его с психологической помощью и затем отказываются общаться с психологами. Их спрашивают, когда прийти и имеют ли они ресурс для травмирующих детальных описаний. В таком состоянии человек не может запомнить именно опросы и потом будет не понимать, что произошло, и это может его травмировать. Поэтому важно иметь письменные инструкции и давать четкое согласие на все процессы.

Зато Наталья Зарецкая утверждает, что дебрифинг таки адаптировали. Она считает, что информационный карантин сразу после освобождения поможет защитить от внешних воздействий и медийного давления. Это даст время на постизоляционную адаптацию и самим уволенным, и их родным. В качестве примера приводит освобождение 2019 года, когда из автобуса, который ехал в госпиталь, высаживали журналиста, который представлялся родственника освобожденного, чтобы взять у кого-то интервью.

- Специалисты предлагают ограничить доступ медиа, но когда встает вопрос осветить процесс освобождения, самочувствие людей не в приоритете, - говорит военная психологиня Алина. И добавляет, что вместе с одеждой или деньгами для освобожденных приносили и алкоголь, который категорически запрещен людям после плена, или убеждали, что государство теперь должно купить всем освобожденным квартиры в Киеве.

Анна о ситуации с медиа знает, однако считает, что журналистов надо не ограничивать в доступе, а учить быть человечными и объяснять, чем грозит их внимание. Что же касается родных, то, по мнению Алины, их появление может вызвать эмоциональную перегрузку, они могут иметь неадекватные ожидания и разочаровываться, потому что освобожденный человек иной, чем до плена.

- Человек изменился и чувствует себя виновным в этом, - говорит Алина. - Так же ему может показаться, что он должен теперь всем давать интервью, так как за него боролись. Не надо использовать освобожденных для пиара. Это неприятно, но уровень манипуляций с этой темой просто зашкаливает. Анна, собственно, как и Алина, отмечает, что освобожденным важно вернуть контроль над своей жизнью. Однако считает, что родные в этом, наоборот, полезны. Кроме того, они также пережили травматический опыт, поэтому разделять заботу о них и освобожденных из плена не стоит.

- Представьте себя человеком, а не психологом. О чем мечтают люди в неволе? Они живут встречей с семьей. Они звонят не психологу, а родным. О чем мечтают их близкие? Они даже под обстрелами ездят на оккупированную территорию, чтобы хотя бы обнять или получить записку. Это то, что дает силы держаться. И представьте, что вы пережили тяжелый период ради чего-то, теперь вы свободны - и все равно не можете это получить. А мы хотим государство, которое беспокоится о гражданах, правда?

"Все плохо, и это не относительно"

Журналиста «Радио Свобода» Станислава Асеева освободили из плена в декабре 2019 года - он провел в донецких застенках 2,5 года, большинство этого времени в неофициальной «Изоляции». О пребывании там и возвращении он написал книгу «Светлый путь. История одного концлагеря». В одном из последних разделов есть предложение: «Я на свободе уже несколько месяцев и эмоционально лишь регрессирую - от эйфории первого дня до тяжелых депрессий дня настоящего». Описанный им опыт нельзя распространять на всех освобожденных из плена, и все же некоторые вещи точно соответствуют тому, о чем говорили психологини: шок от свободы, эмоциональная регрессия и трудности планирования.

- По сравнению с тем, что я чувствовал сначала, когда анализировал пережитое, мне значительно лучше. Если эмоциональное дно существует, я его достиг и начал по-немногу подниматься вверх, - говорит Станислав. - Мое эмоциональное состояние не на подъеме, но стабилизировалось. Психологическую реабилитацию от «Голубой птицы» он не проходил, и на третий день пребывания в «Феофании» поехал к маме, которая приехала в Киев из оккупированной Макеевки. И обращаться к психологу Станислав и не планировал из-за негативных отзывов освобожденных в предыдущие годы - например, Игоря Козловского. Позже Станислав частно встречался с психологом и называет эту встречу напряженной и неприятной. В первые месяцы после освобождения он имел активный график: интервью, официальные встречи, выступления на международных мероприятиях, например, в ПАСЕ. Теперь говорит, что провел бы эти два месяца иначе, если бы имел такую возможность.

- Первое интервью я давал «Радио Свобода» через неделю-полторы, - говорит Станислав. - Прийти в студию и увидеть такое количество людей было шоком, из-за яркого освещения я едва досидел до конца эфира. Особенно психологически трудно было в Мюнхене - огромное количество людей мирового уровня и ты должен перед ними выступать, рядом с тобой президентка Эстонии, и ты должен с ней о чем-то разговаривать.

В феврале Станислав приезжал в украинский офис «Радио Свобода», руководитель которого, Марьяна Драч, предложила программу реабилитации от People In Need. Он согласился, и в марте уехал в Прагу - предположительно на месяц, но задержался на три. Программа предусматривала занятия спортом, выезды за город, посещение культурных локаций, ее центральный элемент - работа с психологом. Однако из-за локдауна доступной была только последняя опция - в организации настаивали на поиске специалиста, однако Станислав из-за негативного опыта отказался. Ему становилось легче и от самих прогулок по городу, где ничего не напоминало о войне. Книга, которую он дописывал в это время, вызвала травматические воспоминания, но в целом стала мощной нарративной терапией.

- Я не хочу рассказывать о пережитом, а в ответ слышать банальные вещи, сам читал в университете. Понимая, что меня пытаются обмануть шаблонами о «все будет хорошо, смотри на это иначе» или «ты прошел это не просто так, а чтобы другие знали», я вывел свою формулу: каждый разговор с собой я начинаю фразой «все плохо, и это не относительно"- да, плен и пытки это ужасные вещи, это не зависит от нашего восприятия. Это единственное, от чего можно отталкиваться. Не было ни одного дня в течение года, чтобы я не думал, что и почему со мной произошло.

После освобождения Станислав не имел никаких документов. Через несколько недель он должен был ехать в Страсбург, поэтому президент издал приказ сделать их в ускоренном режиме. Восстановили идентификационный код, внутренний паспорт и заграничный. Сейчас Станислав живет в Броварах, а в квартире в Киеве, которую получил от государства благодаря обещанию Зеленского, жить будет мама после переезда из Макеевки. Станислав продолжает общаться с другими освобожденными из плена. Говорит, что кто-то в хорошем настроении и шутит, а кто-то не может прийти в себя; один из освобожденных перестал видеть смысл в том, что делает, потому что все кажется мизерным по сравнению с пережитым; другой не может общаться с семьей.

- Время от времени он мне звонит и просит поговорить об этом всем. А я говорю, что он уже достал, - смеется Станислав, и добавляет уже серьезно. - Но действительно, я не единственный, с кем он может поговорить. Насколько мне известно, никто из них к психологу не обращаются. И культуры такой у нас нет, и ребята уходят в себя. Одна из самых сложных задач после освобождения - планирование.

- Ты существуешь только в пределах настоящего, и это настоящее выглядит как ад. Ежедневно рассказывают, что иного не будет, и ты начинаешь бояться будущего. Эта проблема остается после освобождения - невозможно планировать даже на неделю вперед, не говоря уже о мечтах. Я свое будущее спроектировал абсурдной целью - добежать из Киева до Лиссабона. Хотя я занимаюсь бегом и он психологически меня разгружает, с рациональной точки зрения нет никакой необходимости бежать до Лиссабона. Но это неплохой способ заставить себя видеть хоть какую-то, даже для себя самого непонятную, цель.

Станислав до сих пор не может сказать, что на 100% вернулся. Предполагает, если бы пользовался профессиональной помощью, чувствовал бы себя иначе. В отличие от него, Виктория Воронина, освобожденная тогда же, психологическую помощь получала от «Голубой птицы». Она прошла медицинское обследование и помощь, паспорт вернули при освобождении. Ее восстановили кна учебе в Восточноукраинском национальном университете им. В. Даля, хотя администрация этому противилась. Через несколько месяцев Виктория получила диплом.

- Медосмотр, поиск жилья и восстановление других документов продолжались месяц, - говорит она. - Чувствовалось, что команда, которая занималась постизоляционными мерами, хотела успеть все для всех, но была очень большая группа освобожденных.

После лечения Виктории предлагали остаться в общежитии в Киеве - комната на 4-5 человек. Говорит, после пережитого это воспринималось нормально, но по причине учебы поехала в Луганскую область, где сама арендовала квартиру. Государственный центр занятости предлагал работу за 5-6 тысяч гривен. Виктория имела контакты людей, занимавшихся социальным сопровождением, однако потребности в нем не было. Получив диплом, пошла на военную службу. Как и остальные, Виктория проходила обязательный для справки о плене опрос Центра розыска и возвращения при СБУ, и от правоохранителей, чтобы закрыть уголовное дело об исчезновении человека. А общением с военной психологиней она не довольна:

- Она словно требовала ответа на вопрос. Хотя она и представилась психологиней, ее интересовало мое сотрудничество со спецслужбами, требовала деталей. Я не помню, она называла имя - большой поток людей.

Вопрос о сотрудничестве с украинскими спецслужбами прозвучал в начале разговора, поэтому Виктория, несмотря на давление, отказалась продолжать. До опроса она не виделась со своими кураторами и о такой встрече ее не предупредили. Что же касается непосредственно психологической помощи, то ею Виктория довольна. Они с мамой общались с Татьяной Сиренко, психологинй ОО «Голубая птица».

- С ней можно было поговорить в любое время суток, - вспоминает Виктория. - Благодаря ей мама смогла переварить последние три года и мы быстро нашли общий язык.

Ручной режим

Описанное Викторией восстановление в университете - результат того, что Сергей Мокренюк называет работой «в ручном режиме». Он говорит, что основная проблема в работе с освобожденными - неурегулированность. Задействовано очень много структур, которые не имеют к нему прямого отношения - МЗ, больницы, полиция, органы местного самоуправления, местные органы соцзащиты, ГМС и так далее. Межведомственная координационная комиссия не работала без поручений от самих министров, поэтому часто договоренности держались на личных связях.

- Я расскажу вам о мелочах, потому что они комплексно показывают состояние системы. Приехав в госпиталь, освобожденые не имеют средств личной гигиены, одежды и денег - но социальные пакеты государством не предусмотрены. Согласно Конституции Украины, чиновники могут действовать только в определенных пределах, поэтому купить за бюджетные средства всем полотенца - преступление. Открыто попросить об этом волонтеров, по мнению Сергея, - абсурд.

Чтобы получить обещанные 100 000, нужно иметь счет в банке. Его открывают только при наличии паспорта и справки ВПЛ. Государственная миграционная служба пошла навстречу и согласилась сделать паспорта без очереди. За них надо заплатить, потому что нигде в законодательстве не сказано, что освобожденные из плена могут получить их бесплатно. Также надо приехать в ГМС и сфотографироваться. Ни оплата паспорта, ни подвоз не предусмотрены. Подопечные Сергея отвозили освобожденных на собственных авто.

После надо поехать в управление социальной защиты. Сергей говорит, что с ними договориться о сотрудничестве не удалось, и освобожденным приходилось так же, как и остальным, приезжать в приемное время и ждать в очереди. Чтобы получить справку ВПЛ, надо указать новый адрес - больница, где проживают освобожденные, не подходит. В этом случае сотрудники прописывали освобожденных у себя дома, чтобы те могли получить справку. И только после этого банк мог открыть счет, на который перечисляли 100 000 гривен. Процедура длилась минимум месяц. Возможность в это время каждому помогать лично была не всегда, однако для некоторых удалось договориться о бесплатном проведении дорогостоящих операций или обследований. Все освобожденные нуждаются в стоматологической помощи, которая отдельно не предусмотрена. Так же не урегулированным остается вопрос пребывания в госпитале и платы за него - часто это волонтерство медиков.

Освобожденный из плена в 2014 году Алексей Бида, координатор Центра документирования УХСПЧ, отмечает: общего медицинского обследования недостаточно, а специализированную помощь оказывают не всем. В качестве примера приводит освобожденного из плена, который нуждался в операции на челюсти, но не мог ее сделать, потому что выданные 100 000 уже потратил на другие насущные вопросы. Или же другой случай - военному три года отказывали в диагнозе «контузия». Также Алексей встречал военных, которые становились алкозависимыми после плена, однако над этой проблемой не работали.

- Система, существуующая в государстве, не приспособлена к нуждам освобожденных из плена, - подтверждает Сергей Мокренюк. - Поэтому их постоянно дергали, это плохо влияло на психологическое состояние. В Постановление №1122 надо было внести изменения, которые предусматривали бы и социальный пакет, и другие нюансы. Мы планировали предоставить такие полномочия общественным организациям: в начале года они получали бы средства, и если бы их не использовали, то возвращали бы в бюджет. Это обеспечило бы гибкость.

Алексей Бида говорит, что доверие к ОО со стороны госорганов недостаточное, но постепенно растет. Хотя именно они могли бы, при должном финансированием, выполнять функцию «социального друга» - сопровождать с поиском жилья и работы. Ведь после завершения пребывания в госпитале освобожденные должны ехать домой. По словам Сергея, 90% освобожденных из плена имеют родственников только на неподконтрольной территории. При этом выплаты от государства можно не успеть оформить.

- Людей просто некуда было девать. Кто-то сам арендовал квартиру, к кому-то родственники приехали, другие жили в общежитии, - говорит Сергей. - Но они не имели чем заплатить за проживание. Нигде не прописано, кто должен оплачивать это жилье. Другая проблема, возникающая в работе с освобожденными из плена - неспособность полностью понять, что происходит. Поэтому все процедуры усложняются. Сергей рассказывает:

- Я приехал в «Феофанию» 4 января. Собрал всех, объяснил, когда и как мы сможем выплатить деньги. Обсудил индивидуальные вопросы. Все сказали, что все понятно. Я приехал на следующий день - и снова у меня спрашивают, когда выплатят материальную помощь. Я снова объясняю, отвечаю на те же вопросы. На следующий день приезжают представители другого государственного учреждения и пугают, что ничего не заплатят. Мы с Оксаной Колядой поехали вместе, она повторила мои объяснения - и ее стали благодарить, мол, впервые это слышат. И уже на следующий день снова волновались, когда будут деньги. Люди отвыкли планировать даже на день вперед и до сих пор могут запутаться в воспоминаниях.

Предел помощи

Государственной программы по предоставлению собственного жилья для освобожденных из плена нет. Они могут получить социальное жилье (чаще комнату в общежитии) только в пределах области прописки - для жителей и жительниц оккупированных территорий это подконтрольные районы Донецкой и Луганской областей. Получить жилье по программе для переселенцев невозможно - в очереди на «Доступное жилье» до сих пор более 16 000 человек. Некоторые получают квартиры как частные подарки от политиков.

В отдельных случаях жилье также искали в ручном режиме. Сергей Мокренюк рассказывает, что в 2020 году Житомирской ОГА удалось договориться с заводом «Молокия» о вакансиях в трех областях - водитель, экспедитор, грузчик; обещали оплачиваемое общежитие. На предложение никто не отозвался, так же, как и на вакансии от ГЦЗ.

- В этой стране хватает работ с общежитием, - говорит Сергей, - но никто на них не соглашается. Или же одна из освобожденных из плена ранее имела свой зоомагазин и сказала, что хотела бы работать в той же сфере. Мы за день нашли ей работу, но она отказалась, потому что там платили 8000 гривен. Но кто сказал, что государство должно обеспечить тот же уровень, что и до плена? Мы должны обеспечить минимальный стандарт и можем способствовать лучшему, но не обязаны. Военная психологиня Алина того же мнения. Она считает: самое важное - вернуть способность контролировать свою жизнь, а когда государство или волонтеры обеспечивают всем, есть риск инфантилизации освобожденных из плена:

- Надо давать не рыбку, а удочку, хоть это и очень непопулярная мысль. Человек возвращается, и его покупают обещаниями политики и активисты. А человеку надо не работа и квартира, а возможность контролировать свою жизнь. Алексей Бида имеет иную мысль:

- Поехать в заброшенный дом в селе, который еще надо ремонтировать? В Краматорск, где и так много переселенцев? На такое социальное жилье не согласны. А если в Донецке или Луганске была своя квартира? Обязанность государства - заботиться о собственности граждан. И если государство не справилась с этим, то оно должно предоставить равноценную замену - то есть такую же квартиру в областном центре. Это не закон, это логика. Руководствоваться местом прописки - это ограничивать базовое право человека на передвижение. Такая же проблема с предложениями Государственного центра занятости. Алексей считает, что предложенные вакансии не являются выгодными с точки зрения зарплаты и условий труда. Никто из опрошенных Алексеем услугами ГСЗ для поиска работы после освобождения не воспользовался.

- Конечно, давать человеку все и сразу это делать его несостоятельным, - говорит Алексей. - Но стоит учесть, что он таким уже является после пленения. Некоторые кашу сами сварить не могут. Эти люди выпали из социума, и вернуть их надо на ту позицию, которую они имели, а не оставлять в ситуации, когда они не знают, куда идти и что делать. Не стоит давать всем трехкомнатные квартиры в Киеве - если человек имел «однушку» в Луганске, то надо дать ему «однушку» в другом областном центре.

Российские влияния

Вопрос о том, сколько же должно давать государство уволенным и где должна начинаться их самостоятельность - поле для дискуссии, однако именно его используют как поле для пропаганды. Тезис о том, что Украина бросила освобожденных на произвол судьбы - один из инструментов дискредитации. Наталья Зарецкая говорит, что есть организации и отдельные активисты и активистки, распространяющие эти манипуляции в интересах России, возможно, не всегда это осознавая. При этом ни она, ни кто-либо из собеседников и собеседниц LB.ua не отрицает, что помощь не оказывают в нужном объеме и действительно небезосновательны жалобы и разочарование.

- Я вижу, как нашу работу демонизируют. Если бы мы проводили возвращения и дальнейшие меры не в условиях хаоса, общественное мнение было бы лучше, но пока этой темой манипулируют, - говорит Наталья Зарецкая. В качестве примера она приводит 2017 год. Тогда в «Феофании» приезжал представитель одной ГО и призвал всех не покидать территорию госпиталя, пока государство не предоставит им жилье в Киеве. Сергей Мокренюк подтверждает, что подобные ОО существуют. По его словам, некоторые не просто мешает по незнанию или из-за собственных ошибочных представлениях, а продвигает российский нарратив о том, что «Украина сливает политзаключенных».

Наталия Зарецкая отмечает, что последние обещания Виктора Медведчука, нардепа от ОПЗЖ и кума Путина, также являются частью российских манипуляций - он без всяких на то полномочий якобы сам договорился с Путиным об освобождении пленных. Но процессом освобождения не может заниматься не уполномоченное на это лицо, а только государственные органы или Трехсторонняя контактная группа.

- Чтобы получить помощь, освобожденные должны быть в правовом поле Украины, а то, что делает Медведчук - это нарушение всех формальных процедур, которые нужны в первую очередь именно освобожденным, - говорит Наталья Зарецкая. - Де-факто Медведчук в процесс заходит со стороны России, имея свои мотивы. Это пример политической эксплуатации заложников России народным депутатом Украины, действующего в интересах страны-агрессора. Кроме того, террористы пытаются инфильтрировать своих сторонников в списки уволенных. Еще одной проблемой является распространение дезинформации людьми, пытающимися легендировать свое пребывание в плену.

Относительно заявления Ивана Тиренко, освобожденного в 2017 году, о вопросах от психолога «Нравится ли вам убивать?», проверили - это оказалось клеветой.

- Такие вопросы по определению не могут поставить освобожденным из плена. Эта прямое нарушение протокола. Я всегда призываю сообщать о любых сомнениях, и каждый случай мы расследуем. У нас были ситуации, когда специалистов исключали из команды еще на этапе подготовки за несравненно меньшие ошибки. Кроме риска манипуляций, есть еще и другой, менее очевидный - героизация уволенных. Как это произошло, например, с Надеждой Савченко. Военная психологиня Алина говорит:

- Освобожденные из плена имеют уникальный опыт выживания в нечеловеческих условиях. Но не стоит ни устраивать на этом пиар политикам, ни героизировать их в медиа - так формируются ожидания героического поведения и героических заявлений, а человек еще даже травматический опыт не переосмыслил. Поэтому следует помнить: освобождают не героев, а людей. Иначе есть риск не заметить за желаемой картинкой их настоящие проблемы и потребности - а они все-таки обычные, человеческие, а не героические.