Итоги выборов в Государственную думу России легализовали фигуру врага народа

Второй съезд победителей

Первое заседание Госдумы 8-го созыва станет новым съездом победителей, ведь политической оппозиции в России больше нет. Новый парламент будет состоять из надежных пехотинцев Кремля. Под дивизионные задачи уже пишутся законы, которые укрепят нынешний политический порядок до одеревенения.

Например, предложение Клишаса и Крашенинникова об обнулении губернаторских сроков юридически превращает регионы в генерал-губернаторства. По мнению властей, текущий момент следует описывать как грандиозную победу — атаки «враждебных сил» и «экстремистских сообществ» отбиты, а бункеры, в которых хранится стабильность, под надежным контролем. Будто бы граждане добровольно отдали свои голоса за продолжение нынешнего курса, пенсионную и конституционные реформы, изоляцию страны. Никого, разумеется, не смущает, что 15 млн российских избирателей, проголосовавших против новой редакции Конституции в 2020 году, остались за бортом этого демократического процесса — эти «лишние граждане» не получили в Думе хотя бы единственного депутата. Такой съезд победителей неизбежно учреждает фигуру врага — тех, кто отказывается ликовать.

Через неделю после выборов в отношении Навального и его ближайших сторонников было возбуждено новое уголовное дело — в дополнении к нескольким прежним и трем, которые «расследуются» прямо сейчас. Общество отмахнулось от этой информации, поскольку люди давно запутались в том, что именно вменяют Навальному. Ясно, что он будет находиться в тюрьме до тех пор, пока не возникнет «политической целесообразности» для его освобождения — в силу решения сверху или давления снизу. В действительности уголовное дело по статье о «создании экстремистского сообщества» (282.1 УК РФ) меняет правила игры для всех. В фабуле дела власти впервые прямо признают, что Навальный преследуется в России за свою политическую деятельность. Официальная вина его сторонников может состоять в «деятельности, направленной на дискредитацию органов государственной власти» — причем заниматься подобной уголовщиной Навальный начал по крайней мере с 2014 года. В переводе на русский язык тезис Следственного комитета сводится к тому, что критика правительства в России отныне — это уголовно наказуемое деяние.

Еще совсем недавно, например, в 2019 году, такой поворот невозможно было себе представить. Не случайно пропаганда называла Навального «обычным уголовником» — все прежние обвинения для него и его сторонников касались «мошенничества», «нарушения санитарных норм» или «оскорбления ветерана». Иными словами, считалось, что политика в России не запрещена, но важно быть законопослушным как Геннадий Зюганов и, например, не переходить улицу на красный свет. Следственный комитет в рамках нового уголовного дела берет гораздо более высокую планку. И даже если считать, что это личная инициатива Бастрыкина, у которого в последнее время дела идут неважно, отката не будет.

Тема отката репрессий вообще была ключевой для общественной дискуссии накануне выборов: все делились гипотезами, закончится ли «это» после завершения голосования. В репрессиях искали инструментальный смысл: мол, они нужны властям для того, чтобы провести гладкую политическую кампанию, чтобы потом заняться какими-нибудь другими делами.

Но репрессии больше не инструмент, они стали самой сутью происходящего. От них кормятся и получают свои ордена бессчетные силовики, гоняющиеся по Москве за студентами, террор позволяет обеспечить лояльность элит, которые все еще переживают о судьбе своих домиков в Лозанне, но уже понимают, что есть в жизни вещи и поважнее — например, знаменитый российский скилл, позволяющий колебаться синхронно с линией партии. Террор постепенно становится главным содержанием пропаганды: для того чтобы отвлекать людей от проблем страны и пугать их, в фокусе телекамер постоянно должна держаться картинка с «иноагентами»-предателями.

Свою роль в закреплении репрессий в качестве основного смысла российской государственности сыграл и успех КПРФ, и новейшая популярность Сталина, понятого гражданами как «народного мстителя, убивающего врагов ради великой и справедливой Родины». У всех граждан России старше 35 лет есть опыт жизни в обществе, выходящего из тоталитаризма. Это когда на стенах в школах все еще висят портреты Ленина, но зачем они нужны, уже никто объяснить не может, а вершиной роскоши считается «Сникерс». Ни у кого из нас нет опыта возвращения в тоталитаризм, и вот сейчас мы стали «первоходами».

Пожалуй, самое страшное из происходящего касается не изнуряющего потока новостей про задержания и уголовные дела, которые, как гласило мотто одного «экстремистского сообщества», «делаются за наши деньги», но готовности общества сыграть в неосталинизм. Отвернуться от «иноагента», перестать донатить «Медиазоне» Сергея Смирнова (организация и ее главред признаны после выборов «иностранными агентами» Минюстом РФ). Мои бывшие коллеги по университету нырнули во внутреннюю эмиграцию: у них сейчас важные конференции и публикации, жизнь идет своим чередом, как если бы не сажали студентов. На входе в тоталитаризм написан большой лозунг по Скарлетт О’Хара: «Я подумаю об этом завтра». Сейчас — очень важно не думать.

В розыск объявлен главред признанного «иноагентом» The Insider Роман Доброхотов, отца Доброхотова, семидесятилетнего профессора философии, увезли на допрос. Задержаны Армен Арамян из DOXA и социолог Борис Кагарлицкий — их вина, судя по всему, заключалась в том, что они симпатизировали попыткам КПРФ защитить результаты выборов. Полиция блокировала юристов КПРФ, пытавшихся подать жалобу на итоги выборов, и ходит по квартирам участников митингов. Задержанные часами ждут судов по административным арестам, и становится ясным, зачем в эпоху террора изобретают «чрезвычайные тройки», ведь в какой-то момент аппарат просто не в силах больше выполнять бессмысленные формальности. «Иноагентами» признаны не только «Медиазона», но и лично участники движения «Голос» (которое ранее также признано «иноагентом»), а Европейская сеть организаций наблюдения за выборами признана «нежелательной» (за сотрудничество дают до шести лет тюрьмы).

Чтобы не думать было проще, Дмитрий Песков призвал к «нулевой толерантности» в отношении YouTube. На этот раз вина крупнейшей медиаплощадки страны состоит в том, что она заблокировала в Германии канал RT за распространение фейков о вакцинах и коронавирусе. В развитие таких настроений автор меланхолично выбирает в еще незаблокированном интернете средневолновой радиоприемник.

Автор Кирилл Мартынов, редактор отдела политики

https://novayagazeta.ru/articles/2021/09/30/vtoroi-sezd-pobeditelei

***

Докладчик Европарламента: В России не было выборов как таковых

Постоянный докладчик Европарламента по России в интервью DW прокомментировал прошедшее в РФ голосование и рассказал, почему ЕС не следует признавать новую Госдуму легитимной.

Постоянный докладчик Европарламента по России Андрюс Кубилюс в интервью DW рассказал, какие действия российских властей привели к тому, что выборы в российскую Госдуму, прошедшие 16-19 сентября 2021 года, нельзя считать демократическими, и почему Европейская народная партия рекомендует странам ЕС не признавать новый российский парламент легитимным.

Deutsche Welle: - Европейская народная партия - самая крупная и старейшая в Европарламенте - недавно призвала Евросоюз не признавать выборы в Госдуму России. И вы, кстати, выступали одним из инициаторов этого призыва. Почему вы считаете, что ЕС не должен признавать эти парламентские выборы?

Андрюс Кубилюс: - Во-первых, на мой взгляд, да и по мнению многих депутатов Европарламента, выборов как таковых просто не было. Происходящее в России нельзя называть выборами. Во-вторых, еще накануне голосования, на той же неделе, Европейский парламент принял резолюцию ЕС по России, с рекомендациями европейским институтам и странам-членам ЕС. Среди прочего, мы рекомендовали очень внимательно отнестись к вопросу признания новой Думы легитимной, потому что действия российских властей еще до начала выборов создали условия, которые не совместимы с демократическими выборами.

Арест Алексея Навального и других лидеров оппозиции, отказ в регистрации независимых оппозиционных кандидатов. Кроме того, были введены ограничения для независимых СМИ - их признали "иностранными агентами". И многое другое. Так что речь идет о многих событиях, которые произошли в течение года перед выборами и не только в дни голосования.

Ну и, конечно же, само голосование - три дня без международных наблюдателей. С электронным голосованием, которое, похоже, стало лишь дополнительной возможностью для фальсификаций. Если бы такие вещи происходили с выборами, например, в Литве или Латвии, в одной из европейских стран, то их не признали бы легитимными. Вот почему мы говорим, что если обозначить те же стандарты, те же критерии и для выборов в России, то называть эту Думу законной мы не можем.

- Вы вспомнили о недавно принятой резолюции Европарламента. Вы знаете, что в России ее критиковали? Потому что ЕС якобы призывал не признавать выборы в Госдуму России еще до их начала 16 сентября.

- Необходимо разделять Кремль и российское общество. Когда мы критикуем поведение кремлевских властей, мы не критикуем российское общество. Поэтому неправильно говорить, что Россия критиковала наше заявление. Потому что российская оппозиция, например, была рада увидеть нашу резолюцию, а вот власти в Кремле - нет. И в этом разница. Вы ведь знаете, что выборы - это не только дни, когда люди идут на избирательные участки и опускают бюллетени в урны для голосования.

Выборы и весь процесс подготовки к ним длился в России в течение последнего полугода. И что же сделали власти? Как я уже говорил, недопуск кандидатов, отказ в регистрации, преследование независимых СМИ и НПО - это произошло до принятия нашей резолюции Европарламента по России. Мы просто видели все, что происходит, и это давало основания усомниться в том, что выборы и подготовка к ним, а не только дни голосования, все это протекает в соответствии с демократическими традициями, правилами, стандартами и критериями.

- Каковы в целом настроения среди членов Европейского парламента, европейских дипломатов? Считаете ли вы, что ЕС был более сплоченным в своем ответе по поводу выборов в Беларуси? Видите ли вы какие-либо параллели между этими двумя выборами, а также в восприятии этих выборов в ЕС?

- Я, действительно, вижу много общего в так называемых "выборах", в Беларуси и в России, если говорить о действиях Лукашенко и Путина. Разница лишь в том, что Лукашенко украл результаты выборов после того, как выборы состоялись, когда он увидел, что Тихановская победила. А президент Путин сделал то же самое, но до выборов. Не регистрируя кандидатов, не давая людям самой возможности выбора. Это же ясно.

И я думаю, что многие из тех жестких мер, которые Кремль применял в течение последнего года против российского народа, НПО, оппозиции и средств массовой информации - были вызваны страхом Кремля, который он начал испытывать, когда увидел, что происходило в прошлом году в Беларуси. Это сделало поведение Кремля намного более агрессивным в самой России.

Теперь о позиции ЕС. Также абсолютно ясно, что в ситуации с выборами Лукашенко - так называемыми "выборами" - их результаты были сразу признаны ЕС нелегитимными. А то, что по отношению к Кремлю, по отношению к России есть колебания, лишь означает, что в Европейском парламенте нам необходимо продолжать нашу работу, продолжать дискуссии, причем не только среди депутатов Европейского парламента, а также и диалог со столицами стран-членов Евросоюза, с правительствами этих государств. Потому что в некоторых столицах все еще сохраняются некоторые, я бы назвал их наивными, взгляды на то, что диалог с Путиным может изменить поведение России.

Это совершенно неправильный подход. Путин не изменится. Путин не поменяет поведение России. Поэтому нам придется поддерживать какой-то диалог, просто чтобы сохранить мир на континенте. Но давайте без иллюзий, не будем мечтать о каких-либо переменах в России. Перемены в России будут исходить не от Путина, а от российского общества.

Автор Евгений Тейзе   

https://p.dw.com/p/415kG

***

Комментарий: Народ реформировать нельзя

Доведут ли нас до точки правда, ложь, война, мир, ненависть и человеколюбие.

Состоявшиеся выборы внесли большие перемены не только в жизнь страны, но и отдельного ее гражданина — главы Псковского отделения партии «Яблоко» Льва Шлосберга. С выборов в Госдуму его сняли, он к тому же не попал в состав депутатов Псковского областного Собрания. После десяти лет активной политической деятельности Шлосберг слагает с себя депутатские полномочия и получает возможность обдумать случившееся с ним и с Россией. В этом интервью он рассуждает о том, что такое выбор как философская категория и может ли выбор действительно считаться проявлением свободы воли человека.

„novayagazeta.ru“: — Лев Маркович, вы были драматическим участником прошедших выборов. Вас отовсюду вычеркнули, вы сопротивлялись. Потом случилось то, что случилось. Все опять заняты своими обычными делами, как будто ничего не происходило и не произошло. Что это было? — вот что на самом деле больше всего интересно во всей этой истории. Допустим, сделан некий выбор. Но зачем? Что вообще такое выбор?

политик Лeв Шлосберг: — Выбор — это принятие решения при наличии разных вариантов решения.

— Ну это такое каноническое определение.

— Да. Но это не гипотетическое утверждение. Это описание ситуации, которая всегда затрагивает лично тебя. В этом смысле выбор — обязательное решение, обязанность. А если ситуация никак тебя лично не затрагивает, ты просто не будешь делать никакого выбора. Не случайно же есть фраза «это твой выбор».

— Чтобы разобраться с этим, давайте не будем пока говорить о высоком, о политике. Спустимся на бытовой, что называется, уровень. Вот вы сами можете вспомнить какие-то ситуации в своей собственной жизни, когда вам действительно приходилось делать выбор?

— Было несколько таких ситуаций. Вспомнить их, кстати говоря, легко. Первая — это школа, восьмидесятый год, весна. Нужно решать, на кого учиться. Два варианта — исторический факультет Псковского пединститута или журфак Ленинградского университета. Я долго не мог принять решение. Я даже позже всех в нашем десятом классе определился с профориентацией. Но в конце концов понял, что журналистика — это всего лишь ремесло, а не самостоятельная специальность. Поэтому я стал студентом исторического факультета и занимался историей псковской крепости XVII — начала XVIII веков.

Следующий выбор — где работать. Как раз в 84–85 году обострилась ситуация в Себежском спецучилище, там было восстание детей после издевательств над ними. И мне руководство факультета предложило заняться девиантными подростками. У меня была возможность поступить в аспирантуру, потому что я защитил очень успешно диплом. Но я сознательно отказался от научной работы и выбрал, что называется, общественные отношения. И это был непростой выбор — среда в училище оказалась очень трудная: дети после восстания, коллектив, в котором посадили в тюрьму двадцать подростков и часть воспитателей.

Мне досталась старшая группа, то есть ребята по 17–18 лет, я рядом с ними смотрелся просто школьником, я это помню до сих пор. Приезжаю, а передо мной — люди под метр девяносто. У меня джинсы, короткая рубашка. И они кричат: «Новенького привезли!» Но после армии, куда меня забрали из Себежа, я понял, что должен вернуться к этим пацанам, потому что они мне писали все эти полтора года службы. У меня до сих пор дома хранятся сотни их писем. А такие люди просто так писем не пишут. Это хотя и образовательное, но режимное учреждение, все письма читаются. Отправка и получение — только через воспитателя, я сам потом, когда вернулся и проработал там еще три года, занимался этой ужасной вещью — читал чужую переписку. Правда, я позволял себе нарушения. Ко мне мог подойти парень и сказать: «Знаете, это письмо моей девушки, можно вы не будете его читать?». И я говорил: «Да». И отдавал, не вскрывая, и это тоже, конечно, был выбор.

Следующий выбор я сделал, когда училище не приняло мою концепцию реформирования образования девиантных подростков. Мне казалось, что весь этот центр обмена уголовным опытом нужно превратить в реабилитационный центр. Чтобы вы понимали: коллектив 275 человек — преподаватели, мастера, режимники, медицинская и административная часть. И 250 детей. Я предлагал разные варианты, но мне сказали: «Парень, мы тут собаку съели на этой работе, брось предлагать свои глупости». И я понял, что все, это тупик. И был выбор — уехать и пойти по пути учителя, или все-таки стать самостоятельным человеком. И я решил создавать свой собственный реабилитационный центр. На излете советского времени я думал, что мне удастся привлечь к этому государственные ресурсы.

Я вот сейчас понимаю: Боже мой! Это же только в те времена можно было думать, что ты придешь к властям, напишешь им концепцию решения проблемы не тюремным, а цивилизованным способом, и тебе дадут на это сумасшедшие деньги. Я был в тот момент на пике своих иллюзий. В итоге этот центр был создан с участием обкома комсомола и ассоциации социальных программ «Богатыри» Фонда социальных изобретений СССР. «Богатыри» дали 15 тысяч рублей, а комсомол — пять тысяч. После этого с помощью фандрайзинга под идею работы с трудными подростками из неблагополучных семей меньше чем за год я собрал в общей сложности 75 тысяч рублей, сумасшедшие деньги. Два года мы на них работали. Был телефон доверия, служба занятости, еще и поддерживали швейную мастерскую для девочек и мастерскую деревообработки для мальчиков. Пока все не обесценилось. И не закончилась советская власть.

Еще один выбор — это выбор политический. Это был 1994 год, когда я внезапно для себя оказался вдруг партийным человеком. Я всегда до этого считал себя вольной птицей, не был членом КПСС, хотя мне дважды и предлагали вступать. А тут вдруг мне позвонили и сказали, что нужно собрать десять человек, чтобы создать псковское областное общественно-политическое объединение «Яблоко», это было за полгода до появления самой по себе партии «Яблоко». И если эти десять человек сейчас не соберутся, мы потеряем «Яблоко» в Пскове. И я неожиданно для себя принял решение присоединиться.

— Вы простите, что прерываю вас, но вы рассказываете, как мне кажется, не о драме выбора как таковой, а скорее о способности рационально или, скажем, дальновидно устроить свою карьеру, правильно преодолеть какие-то ее поворотные моменты. Но мне хотелось обсудить, наверное, вещи гораздо более приземленные, но от этого не менее существенные. Обычные решения. Соврать или не соврать, украсть или не украсть, купить или не купить. Такие ситуации создают не жизненный путь, а самого по себе человека…

— Слушайте, но вот выбор соврать или не соврать мы делаем вообще буквально каждый день. Всегда есть возможность не сказать правду. Как правило, это связано с близкими людьми, когда возникают неприятные, стрессовые ситуации, ситуации разногласий в отношениях. И выбор того как поступить, соврать или не соврать — именно этот выбор занимает первое место среди прочих, потому что он самый чувствительный.

— В чем смысл такого выбора?

— Остаться честным.

— И это действительно нужно?

— Разумеется. Всегда и везде, во всех ситуациях.

— То есть вот не только в интимных отношениях в семье, но, скажем, и в интимных отношениях со страной?

— Публично-интимных отношениях, назовем их так. Ну слушайте, вот возьмем нынешние выборы. Это были самые опасные выборы в истории страны. Гулаг или не гулаг. Свобода или несвобода. Война или мир. Жизнь или смерть России. Это наверное смелое заявление, но мне кажется, что я понимаю, как сейчас принимаются все глобальные политические решения, хотя мы и не знакомы лично с Владимиром Владимировичем П. Владимир Владимирович П. считается с силой и с общественным мнением. Если бы за партию «Яблоко» проголосовали не 575 тысяч человек, а 5 миллионов 575 тысяч, он вынужден был бы реагировать на этот вектор и считаться с ним. У нас изменилась бы политическая ситуация в стране.

А сейчас мы возвращаемся в двадцатый век. И то, как повели себя избиратели… Я с трудом удерживаю себя, чтобы не сказать тем, кто голосовал за коммунистов: вы идиоты. Это самоубийство. При необходимости и при желании перемен, люди врут самим себе и голосуют за прошлое. Теперь история постсоветской России закончена. Люди расписались в этом.

— Ну погодите. Вот я специально интересовался философией выбора и пишут, что вся его драма с начала времен укладывается в выражение на латыни ignoti nulla cupido — к неизвестному нет желания. Вот вы говорите: свобода или не свобода, гулаг или не гулаг. Но вам не кажется, что все на самом деле проще? Что это был выбор между известно чем и неизвестно чем.

— Отчасти это так, я соглашусь. Все что происходит сейчас — известно. А что будет, если все сделать иначе, для многих действительно неизвестно. И к этому у них не то, что нет желания, они даже воспринимают это как угрозу, опасность. Для многих это так. Но не для всех. Есть люди образованные, просвещенные, гибкие, готовые к переменам и развитию, открытые к неизвестности.

— Тогда позвольте предложить вам парадокс. Канонически считается, что выбор, сама его возможность, есть проявление свободы воли человека. И если это действительно так, то получается, что Владимир Владимирович Путин — это основа свободы человеческой воли в России. Потому что он, во-первых, только и делает, что каждый день создает выбор и следит за тем, кто и какой именно выбор сделает. И, во-вторых, он сам все время этот выбор делает.

— Слушайте, свобода воли одного человека означает только свободу воли одного человека. Путин может быть свободен, но то, что его воле должны соответствовать и соответствуют другие люди, просто говорит о его безнаказанности. Вообще, на мой взгляд, чтобы действительно в полной мере реализовать свободу воли, нужно быть внутренне свободным человеком. А Путин, как мне кажется, — не свободный человек.

— Но не может быть так, что в том числе и ваши усилия делают его таким несвободным? Вы все время пытаетесь реформировать его. А зачем? Может есть смысл реформировать не Путина, а людей, которые его выбирают? Дать им какие-то принципиально новые смыслы и возможности, а не смысл возможности выбирать Путина?

— Я не верю в реформу народа. Я считаю, что народ невозможно реформировать. Можно создавать формат общества, лучше даже сказать — систему общественных приоритетов. За это отвечает только власть. Она устанавливает, что востребовано государством. Ложь или правда. Насилие или человеколюбие. В этом смысле ответственность властей выше, чем ответственность народа. Потому что народ сформирован стихийно, а власть формируется сознательно. Поэтому именно на ней и лежит ответственность формирования канонов. Самый яркий пример — нацистская Германия. Великий народ. Шиллер. Гёте. Бетховен. И во что он превратился? Так что ответственность за народные нравы лежит только на властях.

Четыре миллиона доносов написал не Сталин. Эти доносы были востребованы системой, которую он создал. Подонки стали ее основой. И сейчас доносы возвращаются. Люди, которые их снова пишут, воодушевлены, они гордятся собой — их снова востребовало государство.

— Здесь сама собой напрашивается точка.

— А точки нет. Точка — это полное отсутствие выбора. А он может возникнуть хоть завтра, мы просто об этом не знаем. Это вот к вопросу о неизвестности. И вам, и мне нужно будет принимать решение, которое будет касаться уже нас лично. То есть все-таки выбирать и быть способным выбрать.

— То есть точки все-таки не будет?

— Точка — это смерть. Поставим пока многоточие…

***

Сергей Мостовщиков

https://novayagazeta.ru/articles/2021/10/01/narod-reformirovat-nelzia