Итоги политического сезона «осень — весна» в мире и России

Содержание
[-]

***

Мертвый сезон

Каждый год к середине июля принято подводить условные итоги политического сезона «осень — весна» в мире.

Не то чтобы мировая политика заканчивалась летом, при современной интенсивности затиший давно не наступало, но все-таки отпуска в ведущих странах никто не отменял. А политики тоже люди. В этом году непонятно, был ли сезон, кончился ли он или, напротив, только раскочегаривается по мере выхода международной ситуации из пандемического анабиоза. Лишь сейчас начинают проявляться настоящие последствия удивительного эксперимента, который мир пережил весной 2020 года, и ближайшие месяцы обещают быть оживленными. Соединенные Штаты уже показывают пример.

В пандемическом кризисе намертво переплелись подлинные обстоятельства и сила политического воображения, реальность и восприятие, объективное и субъективное. Феномен тотального размежевания, а при этом полного единения — нечто, чего не было раньше. Пандемия стала вехой именно по той причине, что в силу сути бедствия наглядно продемонстрировала теснейшую диалектическую связь противоположностей. Защититься можно только порознь и в изоляции, но делают это все одновременно и одинаково, пристально наблюдая друг за другом, фактически живя одной жизнью. Закрытие стран снижает заболеваемость вирусом, но рушит социально-экономическую ситуацию, что ударяет по здравоохранению и здоровью. Ну и так далее.

***

Сборная афиша анонсов и событий в вашей стране и в мире на ближайшую неделю:  

 

Сфокусируйтесь на своем городе и изучайте.

Мы что-то пропустили? Присылайте, мы добавим!

***

Никогда, наверное, не случалось и такой всеохватности. В эпохи прежних потрясений на планете существовали отдаленные уголки, которые продолжали жить своей жизнью, даже когда в центрах бушевали войны, депрессии или вспышки эпидемий. На сей раз от Кейптауна до Рейкъявика и от Сеула до Сиэтла все столкнулись с одним и тем же. Вирус глобализации воистину. Но он же и пытается ее убить. По крайней мере, в самой важной части — в том, что касается высочайшей степени всеобщей мобильности, которая была достигнута к исходу второго десятилетия XXI века.

Первоначальный шок, когда казалось, что старый мир рухнул, постепенно уступил место более трезвым оценкам. И оказалось, что форс-мажор не переиначил мировую повестку, он просто резко усугубил существующие тенденции. То, что началось уже давно, но все еще казалось многим безрассудным отклонением от целесообразности, если не легитимировано, то рационализировано эпидемией. COVID-19 сделал целый ряд тенденций либо необходимыми (против заразы нет другого способа борьбы, кроме изоляция друг от друга), либо неизбежными.

Рост национализма. Уход от универсализма, ставшего было аксиомой. Фрагментация мировой экономики, подхлестываемая растущей ответственностью, а с ней и аппетитами государства. Наконец, обострение конкуренции больших стран, а в случае США и КНР переход ее в непримиримую конфронтацию, которой теперь пытаются придать даже идеологическую оболочку холодной войны (не случайно в Вашингтоне неустанно подчеркивают, что Китаем правит коммунистическая партия). И вопрос уже не в направлении движения мира, а в том, как далеко все зайдут, по нему следуя.

Итак, пандемия не стала переломным моментом, но подчеркнула то, что проявилось, наверное, как минимум около десятилетия назад. Если немного утрировать произошедший сдвиг, у глобальных проблем исчезли глобальные решения. Точнее, в глобальные решения перестали всерьез верить.

Эпоха либеральной глобализации в конце прошлого — начале этого столетия основывалась на предположении, что суверенное государство как институт будет со временем терять свою ключевую роль в международных отношениях и глобальной политике. По мере стирания экономических границ, а оно реально происходило, снижались возможности государств управлять происходящим даже на их собственной территории. Не говоря уже о процессах действительно всеобщих, наподобие экологических и климатических изменений. Поэтому логично было ожидать, что управление будет становиться все более наднациональным, глобализированным, и с того этажа высшей власти начнут поступать указания, что и как делать на местах.

Но глобализация не смогла создать полноценных институтов глобального управления. Уже в 2000-е годы в функционировании мировой системы один сбой пошел за другим. Они происходили в политике, экономике, культурной коммуникации, но демонстрировали общую тенденцию: не удалось унифицировать не только интересы, но, прежде всего, представления людей о том, что нужно делать. На выходе — окончательный отказ от иллюзии о том, что государство теряет значение. В подлинно форс-мажорной ситуации оказалось, что кроме как к нему обращаться не к кому. Несомненно и другое — государство крайне уязвимо и как никогда нуждается в сотрудничестве на мировой арене, чтобы обеспечивать свои интересы, не защищаемые в одиночку. У него (причем любого, даже самого мощного) просто не хватает сил для того, чтобы в полной мере ответить на многочисленные вызовы.

Отсюда, несмотря на разобщение и кризис институтов, новый спрос на многостороннее взаимодействие — как противовес тенденции к торжеству эгоизма наиболее мощных держав и стремление обуздать меркантилистские инстинкты. А они нарастают по мере распада ткани международных связей, возникших во второй половине ХХ века. Попытка глобальной эпохи вывести международные контакты на качественно новый наднациональный уровень не только не сработала сама, но и расшатала многие важные устои прежней мировой системы. Той, что вполне успешно функционировала в холодную войну.

Государства недостаточно готовы к потрясениям. Однако у них, по крайней мере, есть понятный набор задач, и вопрос — в оценке рисков и совершенствовании механизмов решения. А вот на уровне межгосударственного взаимодействия — будь то региональные организации или международные институты — утратился базовый принцип: как именно организовать сотрудничество.

В этом и состоит международно-политическое содержание наступающего времени (назовем его условно постпандемическим): как укреплять и развивать государства, не покушаясь на их суверенные и уникальные прерогативы, при этом обеспечивать максимальный масштаб многостороннего сотрудничества. Многосторонность не может подчиняться догме, и она неравноценна жестким альянсам (пример — НАТО) или раз и навсегда утвержденным институтам (интеграционные структуры). Она подразумевает самые разнообразные формы от временных конфигураций любого состава по решению конкретных проблем до региональных или трансрегиональных институтов постоянного действия. Но именно создание гибких форм взаимодействия государств и есть главная задача на будущее в противоречивом мире — очень связанном, целостном, но не едином.

Гораздо больше, чем на собственно международное положение, пандемия повлияет на отношения общества и государства. Средства управления и надзора, которые и так внедрялись опережающими темпами по мере развития технологий, теперь тоже морально узаконены. Как и после 11 сентября 2001 года, но куда громче, звучит запрос на безопасность посредством контроля. Массовая готовность принять «чрезвычайное положение» как норму выхолащивает основную дискуссию предшествующего периода — о коллизии демократии и авторитаризма. Совершенствование технологий делает методы неотличимыми. Забавно читать рассуждения европейских и американских экспертов, которые признают, что китайские меры фактически берутся на вооружение, но «это совсем другое», потому что там диктатура, а тут демократия. На деле плюралистическая модель даже более травматична с точки зрения прав личности, чем централизованная. Ведь персональными данными в ней может распоряжаться не только государство, но и корпорации частного сектора. А манипулирование обретает более сложный и многоуровневый характер, превращая само понятие «демократия» в фикцию.

Справедливо, правда, и другое — те же технологии дают гражданину и обществу новые возможности воздействия на государство, и последнему сложно их перекрыть, не подрывая собственный инструментарий. Этот гибрид классических утопий и антиутопий создает новую форму обратной связи, эволюция которой определит общественно-политическое будущее. Политические катаклизмы в развитых странах, когда выборы выносят на гребень волны совсем не тех, кто, казалось бы, обладает максимальным ресурсом, очень симптоматичны. Использование политиками, которых принято называть популистами, новых форм коммуникации позволяет обходить глубоко эшелонированную и работавшую всегда весьма эффективно оборону позиций истеблишмента. Но последний сдаваться не собирается. Война, которую социальные сети объявили аккаунтам Дональда Трампа в последние недели, показывает, что влиятельные политические группы наконец-то обратили внимание на этот инструмент и взяли его на вооружение.

На последнем довирусном Давосе в конце января 2020 года красной нитью почти проходили два сюжета — та самая оборотная сторона цифровизации (наделение новыми возможностями «неправильных» сил) и изменение климата как форма отношений Земли (природы) и человека. Для второго кризис тоже послужил катализатором, что закономерно. Эпидемия — продукт сочетания природных и человеческих факторов. Летучая мышь, поедание которой в Ухане якобы спровоцировало коронавирус,— символ рокового симбиоза. Природно-климатическая тема, набиравшая значимость с начала нынешнего столетия, обретает второе дыхание. На первый взгляд в ней есть потенциал для международного сотрудничества, на дефицит которого так много сетуют. Впрочем, лишь на первый. Климатическая проблематика, и раньше подававшаяся с изрядной долей агрессии, в новой атмосфере легко превратится в очередное оружие. В Европейском союзе, например, существуют все предпосылки для того, чтобы превратить климат в морально приемлемое обоснование для нового и очень жесткого протекционизма.

Весна 2020 года продемонстрировала кризис особого рода — социально-политический, многоуровневый, трансграничный, с большим числом участников и очень нелинейный. Остается ностальгически вздыхать по холодной войне, когда все было остро, опасно, но понятно и управляемо. Нынешний уровень связанности мира, деградации природы, эмансипации стран (тех, что не относились к категории значимых), активизации и политизации обществ и растерянности элит превращает едва ли не всякий узел проблем в «идеальный шторм». Для его успокоения не хватает инструментов, а привычные рецепты недавних времен не работают.

Россию пандемия застала на переправе. И дело не в процессе конституционных изменений, который был обнародован аккурат накануне того, как все смешалось. Как мы только что видели, он как раз благополучно доведен до конца. Но принятие поправок само по себе не дает ответа на вопросы, которые накопились.

И без неожиданных потрясений-2020 было понятно, что в российской политике закончен важный этап. Истекшие два десятилетия можно оценивать по-разному, это вопрос вкуса и взглядов, но цели и средства (внешние и внутренние) пребывали на его протяжении в логичной гармонии. Задача реабилитации после драматического коллапса конца прошлого века была выполнена в той степени, в которой она подлежала выполнению. Сейчас гармония исчерпалась, а поиск нового баланса будет происходить совсем в иных условиях — и внешних, и внутренних.

Автор Федор Лукьянов, главный редактор журнала «Россия в глобальной политике»

https://www.kommersant.ru/doc/4378612

***

Мнение политолога: «Пандемия не смягчила конфронтацию в мире, а стала одной из ее арен»

Эпидемия коронавируса не отменяет главные тенденции развития международных отношений, но выступает их мощным катализатором. Одновременно обостряются соперничество великих держав и борьба за лидерство, повышается спрос на совместную борьбу с глобальными вызовами и угрозами.

С одной стороны, ускоряется деконструкция прежнего порядка, обостряются конфликты и противоречия, возникшие задолго до эпидемии, усиливается общий хаос. Результаты борьбы с коронавирусом в разных странах, их поведение в ходе пандемии, а также спровоцированный ей мировой экономический кризис резко ускоряют общее перераспределение сил в мире и, как следствие, усиливают конфликтность и борьбу за мировое лидерство.

США, поступавшие в полном соответствии с принципом «Америка прежде всего» и на первых порах проявившие в отношении союзников немалую долю эгоизма, а также не сумевшие быстро справиться с эпидемией у себя в стране, ускоренными темпами сокращают свои привлекательность и влияние. Китай же, быстрее всех остальных справившийся с эпидемией у себя, не допустивший рекордного количества заражений и смертей и начавший оказывать ощутимую помощь другим, усилил свои позиции.

В результате борьба США за возвращение своего мирового первенства и лидерства заметно ужесточилась. Их конфронтационный курс в отношении Китая, России и Ирана обострился в еще большей степени. Вашингтон не только сохранил все без исключения инструменты сдерживания этих стран, применявшиеся ранее (санкции, торговые войны, информационная борьба, политическое сдерживание, шантаж новой гонкой вооружений), но превратил тему коронавируса в ключевой элемент информационной войны против Пекина, Москвы и Тегерана и инструмент политической борьбы с ними на территории третьих стран.

Российскую и китайскую помощь странам Западной Европы по борьбе с эпидемией пытаются представить «вражеской спецоперацией», на европейские страны оказывается мощное политическое давление. Пандемия не смягчила конфронтацию, а стала одной из ее арен. Пандемия резко ускорила начавшийся еще задолго до нее процесс образования двух центров силы, существенно превосходящих по своему потенциалу все остальные,— США и Китая. Соперничество между ними стало еще больше напоминать схватку за мировое лидерство. До коронавируса о перспективе «новой биполярности» говорили применительно к технологическим платформам, экономике и в далекой перспективе к военной сфере. При этом Китай, хотя и проводил все более уверенную и глобально ориентированную политику, всячески открещивался от претензий на лидерство. Эпидемия, судя по всему, ослабила это ограничение. Пекин открыто заговорил о том, что подает пример всему остальному миру.

В силу многих причин (усиление роли суверенных государств, стремление многих стран к свободному выбору моделей развития и самостоятельной внешней политике, продолжение демократизации международных отношений) возрождение классической биполярности по образцу прошлой холодной войны маловероятно. Тем не менее другим странам, включая Россию, следует задуматься, каково их место в мире, характеризуемом наличием двух сверхдержав и все более острым соперничеством между ними.

Чем объясняется вспышка ненависти США к Китаю

Пандемия также подстегнула начавшуюся еще до нее новую идеологизацию международных отношений, попытки США представить конкуренцию с Китаем и Россией как новый акт «борьбы свободы и несвободы». Уже не только Вашингтон, но и Пекин пытается представить борьбу с пандемией как доказательство преимущества своей социально-экономической и политической модели, использовать ее для продвижения своих идей для мира. Россия в этой конкуренции идей пока не участвует.

Наконец, спровоцированный эпидемией глубокий экономический кризис, масштаб которого, очевидно, превзойдет кризис 2008–2009 годов, тоже обострит многие политические противоречия и ускорит перераспределение сил. Напомним, что именно кризис 2008–2009 годов подвел формальную черту под глобальным доминированием Запада и сделал многополярное мироустройство реальностью. Нынешние перемены будут еще более масштабными. При этом экономические тренды опять-таки усиливают относительный вес Китая и США как главных полюсов мировой экономики.

Евросоюз, до последнего времени остававшийся «экономическим гигантом», слабеет и в этой области. Экономический кризис в Италии и странах Южной Европы в целом настолько глубокий, что выживание зоны евро в ее нынешнем виде и границах представляется маловероятным. Это обостряет схватку между США и Китаем и превращает Европу в еще одну площадку новой глобальной конкуренции. С другой стороны, в результате эпидемии еще более усилится приоритетность вопросов деградации экологии, изменения климата как для развитых, так и для развивающихся стран. Тем более без улучшения экологической ситуации разного рода пандемии будут возникать все чаще, а борьба с ними будет все сложнее.

Пандемия повышает ценность государств и государственного суверенитета. Стало ясно, что никто, кроме государств, не способен обеспечить население общественными благами и не несет ответственности за их жизнь и благополучие. В странах, наиболее затронутых эпидемиями, заметно усиление патриотических настроений. Подавляющая часть борьбы с эпидемией ведется на национальном уровне. Это не пройдет бесследно: отторжение внешнего доминирования и стремление к свободной внутренней, внешней и оборонной политике усилится.

Несмотря на повсеместный взлет национального эгоизма на первом этапе борьбы с коронавирусом, в среднесрочной перспективе спрос на неограниченное блоковым подходом многостороннее сотрудничество, в том числе по борьбе с глобальными угрозами, вырастет. Все большее число мировых игроков будет сопротивляться попыткам США загнать их в прокрустово ложе нового глобального противостояния: «свободный мир» против «авторитарных ревизионистов». Указанные тенденции являются и вызовом, и возможностью. Появляется шанс стать одним из авторов и лидеров нового миропорядка, но одновременно – угроза маргинализации. Чтобы воспользоваться шансом и устранить угрозу, необходимо обновить идейную основу внешней политики России, ее внешнеполитической идентичности, места и роли в мире.

Как минимум следует ответить на следующие вопросы:

  • Какую роль Россия будет играть в мире, где, с одной стороны, формируются две сверхдержавы, но, с другой стороны, все большее число стран не желают вступать в жесткие блоки?
  • Что эта роль будет давать другим странам мира, почему они должны быть заинтересованы в сильной России?
  • Как Россия может ослабить уровень враждебности США по отношению к Китаю и себе самой, уменьшить опасность перерастания этой конфронтации в военное столкновение и гонку вооружений?
  • Может ли Россия внести вклад в борьбу с эпидемиями и деградацией окружающей среды?

Если Россия не ответит на эти вопросы, не скорректирует соответствующим образом свои внешнеполитические приоритеты и окажется в стороне от сюжетов, актуальность которых в условиях пандемии и после нее кратно возросла, она рискует быстро растерять достигнутые за последние годы внешнеполитические успехи и упустить шанс стать одним из лидеров будущего миропорядка.

Автор Дмитрий Суслов, заместитель директора Центра комплексных европейских и международных исследований НИУ ВШЭ, эксперт международного дискуссионного клуба «Валдай»

https://www.kommersant.ru/doc/4315911?from=doc_vrez


Об авторе
[-]

Автор: Федор Лукьянов, Дмитрий Суслов

Источник: kommersant.ru

Добавил:   venjamin.tolstonog


Дата публикации: 01.09.2020. Просмотров: 57

zagluwka
advanced
Отправить
На главную
Beta