Инвестиционная политика в регионах России: реальность и PR-продукт. Проблема откатов в сфере госзаказов и госзакупок

Проблемы роста инвестиционной активности в стране

В 2021 году в России наметилась позитивная тенденция — фиксируется рост инвестиционной активности и постепенное преодоление кризиса, спровоцированного коронавирусной инфекцией.

Позитивный прогноз привлечения инвестиций на следующий год связан с восстановлением российской экономики и преодолением наиболее тяжёлых последствий пандемии. Негативным фактором может быть новая волна эпидемии, а также существенное ухудшение международной ситуации, что способно отпугнуть внешних инвесторов.

На днях Владимир Путин провёл встречу с председателем общероссийской общественной организации «Деловая Россия» Алексеем Репиком. В ходе разговора глава государства отметил, что, несмотря на имеющиеся сложности, приток инвестиций не сократился. Председатель «Деловой России» подчеркнул, что необходимо обеспечить широту и охват инвестициями регионов и отраслей. Нужно помогать тем регионам, у которых нет собственной сбалансированности бюджета, может быть, компенсировать часть выпадающих доходов из федерального бюджета. При этом эксперты отмечают, что инвестиционная активность субъектов — понятие очень многофакторное и отчасти субъективное.

Ожидать наплыва новых инвесторов не стоит?

В 2021 году наметилась позитивная тенденция — фиксируется рост инвестиционной активности и постепенное преодоление кризиса, спровоцированного коронавирусной инфекцией. За январь — октябрь, согласно данным Росстата, рост инвестиций в стране составил 7,6% по сравнению с теми же десятью месяцами прошлого года. Причём положительная динамика характерна не только для наиболее развитых субъектов, но и для регионов, которые ранее не отличались существенными успехами в этой сфере. Но региональная дифференциация тем не менее остаётся всё ещё очень заметной. Наибольшее число инвестиций по-прежнему привлекают регионы с высоким уровнем социально-экономического развития (Москва, Татария, Башкирия, Ямало-Ненецкий и Ханты-Мансийский автономные округа).

Вместе с тем ряд экспертов полагают, что существенного роста инвестиций в следующем году ждать не стоит. Так, руководитель аналитического агентства «Национальный эксперт», кандидат экономических наук Михаил Белый отмечает, что из-за пандемии бизнес выжидает и не торопится разворачивать новые проекты. 

«Полагаю, что на фоне продолжающейся пандемии коронавирусной инфекции ожидать значимого повышения инвестиционной привлекательности регионов не стоит. Надо признать, что экономика оказалась значительно подорванной на фоне тяжелой эпидситуации. Фактически на плаву и в плюсе остаются лишь те регионы, в которых удалось ранее создать максимально благоприятные условия для работы инвесторов, в том числе иностранных. Ожидать наплыва новых игроков в ближайшее время я бы не стал: бизнес тоже выжидает, надеясь, что пандемия закончится, поэтому многие не торопятся разворачивать новые проекты».

Не ожидает роста инвестиций и глава аналитического центра «Акценты» Антон Чаблин. «Относительно прогнозов на 2022 год могу сказать, что вряд ли инвестиционная активность регионов на круг вырастет, поскольку сейчас эффективно работающих инструментов для привлечения инвесторов недостаточно. ОЭЗ и ТОСЭР в ряде территорий не работают, да и если бы все созданные преференциальные режимы реально работали, то России все равно было бы безнадежно далеко даже до соседнего Китая, где особые экономические режимы существуют сейчас уже почти в каждом селе. В России же в целом инвестиционный климат не таков, чтобы в нем вольготно и свободно развивались предприниматели любого размера и отрасли. А это, напомню, было основой экономической политики Дэна Сяопина, благодаря которому и осуществился инвестиционный рывок Китая. Нам можно лишь смотреть на соседа и завистливо молчать».

Рейтинги инвестиционной привлекательности: объективная оценка или PR-продукт? 

Анализ инвестиционной активности российских регионов показывает, что внимание потенциальных инвесторов по-прежнему привлекают либо регионы с хорошо развитой инфраструктурой (Москва и Подмосковье, Санкт-Петербург), либо специализирующиеся на добыче сырья субъекты (Красноярский край, Ханты-Мансийский и Ямало-Ненецкий автономные округа). Кроме того, в числе лидеров не первый год находятся Татария и Башкирия, что может быть объяснено высоким уровнем эффективности регионального лоббизма и продуманной политикой в информационном пространстве. Причём Башкирия является единственным субъектом в России, который демонстрирует рост инвестиций на протяжении трёх последних лет. Но наиболее высокий прирост по итогам первых десяти месяцев 2021 года наблюдается в Якутия (159,6%), Самарской (131,4%) и Амурской (124,8%) областях. Правда, высокие показатели некоторых субъектов могут быть объяснены «эффектом низкой базы». В целом для большинства субъектов характерно скачкообразное развитие — успешные периоды сменяют неудачные и наоборот. 

Важным фактором оценки эффективности инвестиционной политики региональной власти выступают ключевые рейтинги. В первую очередь рейтинг проправительственного Агентства стратегических инициатив. В частности, эксперты этого агентства связывают инвестиционную привлекательность регионов с их социально-экономическим статусом. Именно поэтому среди лидеров присутствуют Москва, Татария, Башкирия, Санкт-Петербург и некоторые другие субъекты. Высокие позиции в рейтинге регионов со средним уровнем социально-экономического развития (Тульская, Ярославская области), возможно, связаны с лоббистскими возможностями их лидеров и имеющимся промышленным потенциалом. Вместе с тем изменившаяся методика составления рейтинга привела к тому, что в число лидеров попало большое число очень разных по своим реальным инвестиционным возможностям субъектов, что вызвало скепсис у ряда экспертов. 

Антон Чаблин отмечает, что инвестиционная активность — понятие многофакторное. «Инвестиционная активность — понятие многофакторное, на него влияет не только условная «сила» экономики или наличие природных ресурсов, а также и имиджевая составляющая. Попадание в инвестиционные рейтинги АСИ или «Эксперт» на высокие позиции таких регионов, как, например, Новгородская, Самарская или Саратовская области, можно объяснить в том числе и активностью GR и PR-департаментов соответствующих территорий. Умение продать воздух — это особый талант. Могу в пример привести, скажем, Калмыкию, где практически нет инвестиционно привлекательных ресурсов. Но при этом регион вдруг оказался одним из лидеров в России по развитию конкретной отрасли — альтернативной энергетики (солнечной и ветряной). Но есть и обратные примеры, когда регионы богатые, ресурсоёмкие оказываются в конце рейтингов инвестиционной привлекательности из-за бездействия и беспомощности пиарщиков: возьмём для примера, скажем, находящиеся в хвосте очередного рейтинга «Эксперта» Дагестан, Адыгею или Ненецкий автономный округ. У каждого есть сильные стороны (географическое положение, удобная логистика, наличие полезных ископаемых), но чиновники неспособны их преподнести в выгодном свете».

Михаил Белый в числе наиболее благополучных территорий называет Татарию и Башкирию. «Именно в этих регионах уже давно ведется системная работа по привлечению инвесторов с помощью максимального числа инструментов. Стоит понимать, что борьба за инвесторов — это не проект одного дня и не затрагивает исключительно экономическую сторону жизни территорий. Успешным в этом смысле регионам удается выстраивать и иную инфраструктуру — в том числе дорожную, туристическую, культурную. Инвесторы — это люди, и они оценивают регион присутствия по целому ряду параметров. Попадание в список наиболее привлекательных для инвесторов ряда регионов можно связать с успешным политическим лоббизмом губернаторов. Стоит признать, что лоббизм в хорошем смысле этого слова и системная работа с инвесторами связаны неразрывно».

Таким образом, позитивный прогноз привлечения инвестиций на следующий год связан с восстановлением российской экономики и преодолением наиболее тяжёлых последствий пандемии. Негативным фактором может быть новая волна эпидемии, а также существенное ухудшение международной ситуации, что способно отпугнуть внешних инвесторов. Вероятнее всего, сохранится и существенная дифференциация между регионами России, возможности и динамика развития которых различаются очень сильно.

Автор Арсен Шаяхметов

Источник - https://regnum.ru/news/economy/3461274.html

***

Комментарий: Что влияет на рост экономики в регионах России?

Регионы с более высокими долями обрабатывающего производства, сельского хозяйства и строительства сильнее реагируют на изменения денежно-кредитной политики: чем выше уровень риска хозяйственной деятельности на предприятиях региона, тем больше влияние ДКП на инвестиции.

В научном журнале Банка России «Деньги и Кредит» была выпущена публикация «Влияние денежно-кредитной политики на инвестиции в регионах России». Авторы исследования указывают, что Банк России с 2015 года проводит денежно-кредитную политику (ДКП) в рамках режима инфляционного таргетирования. Для достижения цели по инфляции Центробанк использует ключевую ставку, которая влияет на изменение ставок денежного рынка, в свою очередь передающееся в процентные ставки по кредитам и депозитам. Ориентируясь на эти изменения, домохозяйства и фирмы принимают собственные решения относительно потребления, сбережения и инвестиций.

«Изменение ключевой ставки ДКП влияет на совокупный спрос и его составляющие, а через них — на динамику цен. Поэтому Банк России анализирует состояние всей экономики при принятии решения об изменении ключевой ставки», — говорится в публикации.

В силу структурных и экономических различий регионов России влияние ДКП на их экономическую активность может значительно отличаться. В структуре ВВП инвестиции являются одним из ключевых факторов устойчивого роста экономики, указывают авторы исследования. В работах многих российских и зарубежных исследователей уделяется внимание важности инвестиций для развития регионов и экономического роста: Young (1993), Schmidt-Hebbel et al. (1994), Аганбегян (2011, 2012), Булатов (2011), Щербаков (2015) и др. Целью же данного исследования было не только оценить влияние ДКП на инвестиции в регионах России, но и выявить причины региональной неоднородности такого влияния. А новизна исследования, как отмечают его авторы, заключается в рассмотрении инвестиций в регионах России в качестве ключевого показателя. Как утверждается в статье, анализ существующей литературы не выявил подобных публикаций. Эмпирической базой для исследования стали данные статистики для 78 регионов России с 2010 по 2019 годы по квартальным объемам инвестиций в основной капитал по регионам. При этом по причине недостаточности данных из выборки были исключены г. Севастополь, Республика Крым, Чеченская Pеспублика, Чукотский автономный округ. Регионы, в состав которых входит несколько автономных округов (Тюменская область, Архангельская область), рассматривались как единое целое.

В итоге, как указывают авторы, их результаты согласуются с оценками Банка России по стране, согласно которым на первом этапе трансмиссии изменение ключевой ставки моментально транслируется в аналогичное изменение однодневных ставок межбанковского рынка. Изменение ставок денежного рынка может транслироваться в изменение долгосрочных ставок по кредитам и депозитам до 6−9 месяцев, а изменение банковского кредитования экономики России происходит еще через 1−2 года. Расчеты авторов исследования подтвердили, что влияние на инвестиции в регионах полностью проявляется через 8−12 кварталов. Так, например, в ходе анализа наибольшее снижение инвестиций через восемь кварталов после увеличения ставки межбанковского рынка было выявлено в таких регионах, как Хабаровский край, Амурская область, Алтайский край, Ленинградская область, Еврейская автономная область, Курганская область, Республика Адыгея. Также во многих регионах наблюдался менее выраженный эффект на инвестиции через восемь кварталов после ужесточения ДКП, а наибольшее увеличение инвестиций было обнаружено в Магаданской области, а также в регионах европейской части России: Новгородской области, Ростовской области, Волгоградской области, Тамбовской области, — что может быть связано со структурой финансирования инвестиций в этих регионах и оказываемой бюджетной поддержкой.

Далее авторы перешли к исследованию именно причин различного влияния ДКП на инвестиции в регионах и выяснили, что регионы с более высокими долями обрабатывающего производства, сельского хозяйства и строительства сильнее реагируют на ДКП: чем выше уровень риска хозяйственной деятельности на предприятиях региона, тем больше влияние ДКП на инвестиции. К слову, под показателем рисков хозяйственной деятельности авторы использовали данные опроса — разницу между долей ответов одних предприятий, отмечавших увеличение рисков, и долей ответов других, отмечавших их уменьшение. Вопрос же звучал так: «Как, по вашему мнению, изменились риски хозяйственной деятельности». Так вот, как указывается в публикации, похожие результаты были получены авторами этой статьи в предыдущем исследовании на данных по регионам Сибири. Кроме того, свежие подсчеты также показывают, что чем больше доля добычи полезных ископаемых в ВРП, тем меньше абсолютное изменение инвестиций от шока ДКП, что, как предполагают авторы, «может быть связано с зарубежным финансированием этой отрасли и ориентацией добывающих производств на мировой рынок». Однако, резюмируют авторы публикации, эти выводы требуют проверки в рамках дальнейших исследований, предполагая, что так же можно рассмотреть альтернативные схемы идентификации шока ДКП с учетом пространственных связей между регионами. Заметим, что, как отмечается в исследовании, в статье выражается исключительно мнение авторов, которое может не совпадать с официальной позицией Банка России.

Автор Галина Смирнова

Источник - https://regnum.ru/news/economy/3464702.html

***

Приложение. На откаты в сфере госзакупок тратится сумма, равная 6% ВВП России

«Цифра дня»: 6 триллионов 600 миллиардов рублей — объем взяток в сфере государственных закупок. Адскую цифру вычисли ученые из Института государственного и муниципального управления НИУ ВШЭ.

Авторы исследования опросили более 1200 представителей компаний из разных регионов страны, участвовавших в конкурсных процедурах, и задали им вопросы о личном опыте выполнения государственного заказа. 53% респондентов из выборки представляют микропредприятия, 34% — малый бизнес, 6% — средний и около 7% — крупный.

28% респондентов воздержались от прямого ответа на вопрос о взятках или отказались отвечать. Но на основе ответов респондентов на косвенные вопросы исследователи установили: не менее двух из каждых трех компаний (71%) указали на существование «неформальных выплат представителям заказчика». Размеры взятки назывались в интервале от 3 до 65% стоимости госконтракта. Чаще других звучали цифры — 3, 5, 10, 15 и 20%. «Нулевую сумму» взятки назвали 14% опрошенных. Результатом сговора — либо вертикального (с поставщиком), либо горизонтального (между участниками торгов) — был каждый третий госконтракт (37%).

В общей сложности предприниматели вспомнили около 2300 кейсов, в которых назвали средний размер отката (включая «ноль»). Это и стало выборкой для расчетов. Исследователи суммировали все названные размеры неформальных выплат. Суммировали все размеры контрактов и поделили первое на второе. В результате средний процент «неформальных выплат» составил 22,5% от суммы контракта. Ну а в абсолютных цифрах получилось 6,6 трлн рублей (примерно 90 миллиардов долларов).

Что такое 6 триллионов 600 миллиардов рублей? Для сравнения: это примерно 6,2% ВВП России, или 35,3% от доходной части федерального бюджета, или два оборонных бюджета РФ (3,4 трлн рублей в год), или три бюджета силовых структур (2,3 трлн рублей), или шесть годовых бюджетов всей системы российского высшего образования (1,1 трлн рублей в год).

Плата за недоверие

Вот только не надо думать, что если бы начальники не брали взяток, то у нас выросли бы расходы на образование вместе со здравоохранением. Треть доходной части бюджета, которая переходит в руки уважаемым людям во власти, — это уже не коррупция, это макроэкономика, система. 6% ВВП составляют взятки (и это только на государственных закупках, не считая всех остальных, без учета других «незаконных выплат»). Коррупция превратилась в национальную индустрию. Она стала экономическим фактором, определяющим направление и темпы развития страны. Инструментом управления.

Представьте себе, что эти деньги вдруг перестанут выплачиваться: сколько сразу закроется ресторанов, бутиков, салонов красоты, дизайнерских бюро. Сколько творческих людей лишатся работы. В 2020 году на госзакупки, осуществляемые в рамках 44-ФЗ (регулирует закупки госорганов) и 223-ФЗ (регулирует закупки госкомпаний), государственные заказчики потратили 29,1 трлн рублей. Система «госзакупок» у нас ведь одна из самых «цифровизированных». Специальные законы. Тендеры. Конкурсы. Проверки. Цифровые подписи. Каждую копейку считают. Мышь не проскочит.

А вот поди ж ты. Получается, что сложнейшая и прозрачнейшая система госзакупок позволяет утаскивать каждый 16-й рубль в стране. На самом деле, проблема «взятки за госзаказ» — производная от ключевой проблемы российской экономики: полного отсутствия доверия между экономическими агентами и высокого уровня рисками ведения экономической деятельности, совершенно неадекватных ожидаемому доходу.

Как это работает?

Поставим себя на место чиновника, которому предстоит сделать что-то на государственные деньги. Это значит, что ему предстоит отдать эти деньги (неважно — большие или маленькие) какому-то человеку, который берется выполнить госзаказ (неважно — построить морской мост или уличный туалет). Но чиновник отдает себе отчет, что никакого официального механизма заставить этого человека выполнить свои обязательства у него нет. Человек возьмет деньги, а заказ не выполнит. И что тогда?

Если у недобросовестного исполнителя госзаказа есть высокий покровитель, то попытка чиновника действовать «по закону» сразу покажет, что никакого «закона» нет. Сколько мы знаем примеров, когда чиновник честно пытается заставить исполнителя госзаказа сделать работу в соответствии с контрактом, однако выясняется, что «авторитета» у такого исполнителя больше, чем у чиновника прав, а покровители у него занимают такие должности, что лучше их даже не произносить. Конечно, чиновник может попытаться задействовать чисто силовые инструменты власти, но ее атрибуты, вроде автоматного ствола или дубинки, помогут запугать предпринимателя, но никак не помогут качественной стройке. 

Нерадивого строителя можно даже сгноить в тюрьме, но ни мост, ни туалет сами себя не построят. Зато «доля в 20%» от суммы заказа, да еще выплаченная вперед, — вполне весомая гарантия, что подрядчик располагает достаточными средствами, знает «правила игры», входит в круг тех, кому можно быть богатыми, и в целом настроен на то, чтобы выполнить обязательства в рамках контракта. Откат — это своего рода «квалификационный норматив» предпринимателя, гарантия серьезности намерений исполнителя и одновременно его проверка. Если ты не в состоянии представить такой гарантии — стоит ли вообще иметь с тобой дело, думает чиновник. Ничего личного, это же просто бизнес. 

Но со стороны предпринимателя происходит та же история. Как подрядчик может заставить чиновника перечислить причитающиеся ему деньги после выполнения заказа? «По закону»? Это даже не смешно. Никакой мотивации отдавать «государственные деньги» какому-то человеку, «выигравшему» какой-то конкурс, у чиновника нет и не может быть. И тем более у чиновника нет мотивации как-то гарантировать безопасность деятельности этого предпринимателя. Зато у чиновника, получившего эти «20% от заказа», возникает мотивация не только выполнить свои официальные обязательства по контракту, но и обеспечить защиту такого предпринимателя от произвола со стороны уважаемых коллег.  

В отсутствие других надежных институтов взятка становится залогом, обеспечивающим мотивацию обеих сторон сделки. Или, если хотите, страховая премия, размер которой определяется степенью риска неисполнения условий контракта обеими сторонами. 

Смазывая экономическое колесо 

И не надо говорить, что эти 6% ВВП, переходящие в руки распорядителей госзаказа, наносят ущерб предпринимательской деятельности. Они уже давно стали неотъемлемой частью всей экономической деятельности. 

В исследовании «Влияние административной нагрузки и участия бизнеса в коррупции на выручку: grease vs sand effect» М.Ю. Малкиной (ННГУ им. Н.И. Лобачевского) и В.Н. Овчинникова (НИФИ Минфина РФ), опубликованном в «Журнале Новой экономической ассоциации (НЭА)» (2020, № 3 (47), говорится следующее: «Тесное взаимодействие руководителей компаний с регулирующими органами имело значимый положительный эффект для финансового результата хозяйственной деятельности таких компаний. 

Если топ-менеджмент проводил более половины своего рабочего времени в общении с инстанциями, выручка компании увеличивалась на 34%. Сравнение результатов легального и нелегального взаимодействия фирм с государственными органами (34% прибавки к выручке против 100%) демонстрирует большую эффективность коррупционного взаимодействия (для стран с несовершенной институциональной средой)». 

В то же время «оказалось, что инвестиции в НИОКР никакой прибавки к выручке компаниям не дают. По крайней мере таких положительных связей в краткосрочном периоде выявлено не было. 

И вся инфраструктура «поддержки бизнеса» для настоящего делового успеха не нужна. «Переменные доступа к инфраструктуре не оказали статистически значимого влияния на финансовый результат компаний». Единственное, о чем бизнес просит власть, — это о дорогах: «отсутствие доступа к транспортной инфраструктуре воплощалось в сокращении выручки», говорится в исследовании. 

«В результате исследования удалось доказать, что в рассматриваемых странах и коррупция, и продолжительное общение фирм с инстанциями способны повысить выручку экономических агентов. Найдено строгое подтверждение гипотезы о превалировании эффекта grease the wheels («смазывания колес») над эффектом sand the wheels («засорения колес») — как для легального, так и нелегального взаимодействия бизнеса с государством». 

«Подтвердилась гипотеза о бо́льшем положительном эффекте коррупционного взаимодействия по сравнению с легальным взаимодействием фирм с государственными органами — для стран с несовершенной институциональной средой». 

Страны с «несовершенной институциональной средой», упомянутые в исследовании, — это Албания, Белоруссия, Грузия, Таджикистан, Турция, Украина, Узбекистан, Россия, Польша, Румыния, страны бывшей Югославии, Казахстан, Молдова, Азербайджан, Армения, Кыргызстан, Монголия, Эстония, Чехия, Венгрия, Латвия, Литва, Словакия, Болгария. То есть бывший «Восточный блок» плюс Турция. 

Экономику не обманешь. В Средние века тоже не было справедливых судов — и право было на стороне сильного. Власть и деньги означали одно и то же, а предприниматель, лишенный власти и прав, платил за каждый шаг, каждую минуту покупая себе защиту от произвола и насилия или доступ к ресурсу, который контролировался властью. Значит, 6% ВВП на взятки и откаты — это просто констатация средневекового характера существующего административного устройства.

Если вы живете по средневековым правилам, не удивляйтесь, что экономика будет устроена, как в Средние века.

Автор Дмитрий Прокофьев, специально для «Новой газеты»

Источник - https://novayagazeta.ru/articles/2021/12/22/zalog-nedoveriia