Деструктивные мемы
Деструктивные мемы
Хоса и скот предков
В апреле 1856 года в Южной Африке четырнадцатилетняя девочка по имени Нонгкавузе из племени хоса пришла на берег реки Гцарха и услышала пророчество. Духи предков пообещали ей, что, если хоса зарежут весь скот и уничтожат все посевы, то настанет изобилие. Предки вернутся в мир и уничтожат белых, а с собой они приведут новый скот, чтобы возместить утрату.
Девочка рассказала о своем видении дяде, а тот рассказал вождю. Вождь поверил в пророчество, и хоса начали убивать скот. Они верили, что в тот день, когда будет сожжено последнее поле и зарезан последний бык, предки вернутся на землю и прогонят белых. С собой они приведут новый скот, а поля покроются уже созревшими злаками.
Стада все не появлялись, и быстро стало ясно, кто в этом виноват – те хоса, которые отказывались убивать скот и уничтожать урожай. Стали убивать и их.
Эта ментальная эпидемия сама собой закончилась к 1858-м году. К этому времени было убито около 400 тыс. голов скота, а 40 тыс. чел. погибли от голода.
Наблюдатели толкуют эти события по-разному. Губернатор колонии Кейп сэр Джордж Грей считал, что эпидемия уничтожения скота была подстроена вождями хоса с целью напасть на белых: после того как люди лишатся всего, их единственным выходом будет война. Современные борцы с апартеидом склонны предполагать, что эта эпидемия самоуничтожения была, во-первых, предвестием славной борьбы против кровавого апартеида, а во-вторых, плодом интриг кровавых колонизаторов.
Меня же в данном случае интересует другое. А именно – ситуация, при которой в обществе вдруг возникает ментальная эпидемия, которая ведет его к краху. То, что в одном человеке было бы признано сумасшествием, вдруг, когда это разделяют все, становится тотальной истиной.
И меня интересует механизм, посредством которого эта идеология становится тотальной. Он очень прост. Несмотря на разрушительность идеологии для общества в целом, краткосрочные последствия несогласия с идеологией для конкретного человека должны быть слишком тяжелы. В случае хоса краткосрочные последствия заключались в том, что, если ты не убьешь свой скот сейчас, то тебя убьют. Гораздо безопасней и психологически комфортней было убить свой скот самому и ждать после этого прихода скота предков.
Subprime bubble
Вы скажете мне: «мало ли в какие странные вещи верят примитивные племена». Перейдем к цивилизованному обществу. В августе 2008-го года в мире разразился финансовый кризис, спусковым крючком для которого стал subprime debt.
Поощряемая правительством политика обеспечения каждого американца жильем, секьюритизация ипотечных кредитов и взрывной рост рынка деривативов привели к огромному ипотечному пузырю.
К концу 2006-го года стриптизерши и безработные покупали по 5-6 квартир, каждый год рефинансируя покупку. Банки выдавали кредиты, по которым в первые годы вообще не надо было ничего платить (zero-down loans). Эта машина ехала, пока цена на жилье росла, позволяя несостоятельным должникам перезакладывать жилье под более высокую цену. В 2006-м она стала буксовать, а в 2008-м пузырь лопнул окончательно.
Lehman Brothers обанкротился, еще четыре крупнейших инвестиционных банка США – Bear Stearns, Merrill Lynch, Goldman Sachs и Morgan Stanley – прекратили свое существование в прежнем виде, а государственные Fannie Mae и Freddie Mac были взяты в государственное же внешнее управление. Все вместе эти семь крупнейших финансовых учреждений США имели 9 трлн. дол. долга – больше половины годового ВВП США.
Объяснения, которые выдвигают по поводу этого кризиса, различны. Левые всего мира, конечно, винят financial greed. Правые экономисты, как, например, Peter J.Wallison, полагают, что прямой причиной кризиса являлось стремление американского государства обеспечить жильем любую семью и государственное спонсирование взятых на это кредитов через Fannie Mae и Freddie Mac.
Но меня в данном случае интересует не собственно финансовый механизм кризиса, а его психологическая составляющая.
В течение добрых восьми лет не несколько тысяч, а несколько десятков тысяч человек, чьей профессией был обсчет финансовых рисков и которые неминуемо должны были понимать, что они имеют дело с фантиками, не обеспеченными ничем, кроме растущих цен на жилье, эмитировали, реструктурировали и перепродавали эти фантики.
Более того – еще несколько тысяч людей, сидящих в различных регулирующих органах и рейтинговых компаниях, присваивали мусорным облигациям рейтинг ААА и присваивали такой же рейтинг банкам, балансы которых лопались от тухлятины.
Я особо обращаю ваше внимание на то, что эти люди выставляли оценки не букету вина, не взвешивали различные достоинства идеологией, даже не проводили двойные слепые рандомизированные испытания лекарств. Нет ничего проще и наглядней анализа финансовой информации. Наглядней только краш-тест.
И, тем не менее, люди, которым приносили секьюритизированный ипотечный долг, состоящий, к примеру, из вторых траншей ипотечных выплат заемщиков, ни один из которых не имел работы, присваивали ему АА или ВВ+, в конечном итоге, просто потому что все остальные делали то же самое.
Конечно, частично происходившее можно объяснить злым умыслом. Можно представить себе, что трейдеры, впаривая облигации клиентам, отдавали себе отчет в том, что торгуют мусором, но они получали от каждой продажи бонус, их задача была – генерировать объем продаж, и трейдер понимал, что через два года такой торговли он купит себе замок на Сейшелах, а что станет с его банком – его не волновало.
Но вряд ли можно объяснить этим действия Ричарда Фулда, CEO обанкротившегося Lehman Brothers и его коллег из Bear Stears, Merill Lynch и Citigroup. Предполагать, что эти люди сознательно разорили свои банки и потеряли на этом влияние, уважение, общественное положение, возможности дальнейшей карьеры и сотни миллионов не заработанных в будущем денег – это все равно, что предположить, что Гитлер напал на Сталина потому, что ему кто-то посулил взятку в миллион рейхсмарок.
Иначе говоря, мы снова имеем дело с ментальной эпидемией. С удивительной ситуацией, при которой ключевые игроки индустрии принимают решения столь же катастрофические, как и решение хоса перебить весь скот, но не могут действовать по другому, потому что все остальные действуют именно так. Если все говорят, что эта кошка черная, то ты не можешь назвать эту кошку белой. Немедленные санкции, которым ты подвергнешься за то, что ты не разделяешь общепринятую точку зрения, перевешивают неминуемую, но находящуюся далеко в будущем катастрофу.
Причем самое удивительное, что эта ментальная эпидемия происходит не среди неграмотных, забитых или опустившихся людей, а среди инвестиционных банкиров и финансовых аналитиков, то есть людей, которые, казалось бы, должны иметь наибольший иммунитет. Как замечательно показал Michael Lewis в лучшей, наверное, посвящённой кризису 2008 года книге The Big Short, количество людей, заметивших очевидное и сделавших на этом состояние, можно пересчитать по пальцам. Один из них, Michael Burry, например, страдал синдромом Аспергера. Он был по образованию врач, но он имел привычку внимательно читать проспекты эмиссий.
При этом. если вы думаете, что я осуждаю финансовый рынок, то вовсе нет. На самом деле кризис 2008 года является замечательным примером того, что, в отличие от всех других видов ментальных эпидемий, ментальные эпидемии на финансовых рынках конечны. Финансовый рынок – это единственный известный мне в человеческом обществе механизм, который сам себя регулирует, не убивая. Если бы речь шла не о ценных бумагах (а также луковицах тюльпанов, акциях компании Южных морей и пр.), а, скажем, об идее типа «мы боремся против глобального потепления» или «давайте вырежем весь скот», то никакого способа дискредитации этой идеи до гибели пораженной ей популяции просто не было бы. Более того – чем больше разумных доводов бы возникало против идеи, тем бескомпромиссней бы она становилась.
Гены и мемы
Генетик Ричард Докинз, который является не только одним из величайших ученых, но и одним из выдающихся мыслителей XX столетия, в своей книге The Selfish Gene напомнил нам, что любой биологический организм является способом репликации генов. И что в связи с этим организм ведет себя не так, как выгодно организму, а так, как выгодно его генам.
Ричард Докинз также отметил, что в человеческом обществе появился другой вид самореплицирующихся объектов. Он назвал их «мемами».
Мем – это любая единица информации внутри человеческого общества, которая умеет самореплицироваться. Поговорка. Технология. Идеология.
Очевидно, что в человеческих обществах есть «положительные» мемы. Слово «положительный» здесь, разумеется, употребляется в переносном смысле, т.е. это мемы, которые улучшают качество жизни своих носителей. Такими мемами являются, например, технологии. В большинстве своем крупные технологические изобретения человечества никогда не забывались. Раз научившись делать бронзу, человечество делает ее. Случаи забвения технологических мемов довольно редки. К примеру, после краха Римской империи на много веков забыли секрет приготовления цемента (точнее, вулканического цемента, т.н. пуццоланы). Самым «положительным» мемом является, собственно, сама идея науки – рационального познания природы.
Есть мемы нейтральные. Ну, придумал кто-то поговорку «бить баклуши». Она прижилась. Могла прижиться какая-то другая. Собственно, человеческий язык – это набор таких более-менее нейтральных мемов, слов, грамматических форм и фраз, которые воспроизводят себя сами.
А есть мемы-вирусы. Точно так же, как вирус реплицирует себя, внедряясь в чужой организм и часто уничтожая его, мемы-вирусы – как правило, это различные идеологии, религии, ментальные эпидемии – внедряются в общество и уничтожают его, реплицируя себя. И сделать с этим ничего нельзя, потому что эти мемы сконструированы так, что они необыкновенно удачливо поражают доступные места человеческой психики. Как ВИЧ паразитирует на иммунной системе, так мемы-носители ментальных эпидемий оказываются очень хорошо сконструированными ментальными векторами. Не потому, что их кто-то такими сделал, а просто потому, что именно таковые и выживают.
У деструктивных мемов довольного много разных особенностей, но если называть одну, почти всеобщую – ту комбинацию аминокислот, которая позволяет создать ментальный белок, действующий на общество, как наркотик, я бы назвала следующую: каждый такой мем создает под себя группу людей, чей статус и благополучие зависят от распространения данной идеологии в ущерб обществу.
Я бы назвала эту деструктивность «синдромом желтого неба». Небо вообще-то синее. Но если вы скажете людям: «небо синее», то вы вряд ли создадите секту людей, которые считают, что небо синее. Если вы объясните научно, почему небо имеет синий цвет, вы увеличите сумму человеческих знаний, но вы вряд ли укрепите свой статус за чужой счет.
А вот если вы скажете, что небо желтое, но какие-то нехорошие люди покрасили его в синий цвет или что вы сделаете небо желтым, то вы создадите секту людей, которые верят, что небо должно быть желтым. Вы усилите свой статус за чужой счет. И если вы думаете, что мой пример анекдотичен, что никому не придет в голову уверять, что он покрасит небо в желтый цвет, то вот вам: в 184 г. в Китае вспыхнуло восстание «желтых повязок». Даосские проповедники, стоявшие во главе этого восстания, обещали, что после победы повстанцев небо станет желтым. В знак этого повстанцы, собственно, и носили желтые повязки.
Многие уже поняли, к чему я клоню.
Я утверждаю, что современная цивилизация, я не буду говорить слова «западная цивилизация» потому что для меня цивилизация и является западной, а все остальное – это только культуры, так вот, современная цивилизация стремительно, на наших глазах, разрушается под действием деструктивных мемов.