Северная Корея: Правда о жизни в самой закрытой стране мира

 

Какой журналист не любит под видом туриста побывать в Северной Корее! Однако обычно такой опыт сводится к быстрой езде в туристическом автобусе. Впечатлений масса, информации ноль. Северные корейцы по-прежнему не разговаривают с иностранцами у себя в стране. Чтобы поговорить с ними долго, честно и обстоятельно лучше ехать в Южную Корею, где им уже не страшно. Но и здесь они не будут откровенничать с первым встречным. Мой разговор состоялся благодаря известному востоковеду Андрею Ланькову, который живет в Сеуле и пользуется доверием среди выходцев с Севера.

 

ВСЕ ВСЁ ЗНАЮТ

 

– Что после переезда на Юг показалось самым трудным или удивительным?

– Покрытые лесом горы. У нас все горы голые. А так удивления не было. Я смотрел постоянно южнокорейское ТВ в записях, на дисках – сериалы, фильмы. То есть образ жизни, уровень жизни я хорошо себе представлял.

 

– Многие смотрят южнокорейское ТВ в записи?

– Да, многие. Никто своего кино не смотрит вообще-то говоря. Только иностранное и южнокорейское, которое на CD контрабандой привозят из Китая. Еще видеозаписи концертов, видеоклипы. Но в основном южнокорейское кино и сериалы.

 

– Сколько семей имеет видео примерно?

– По нашему городу, по моим знакомым судя – 75–80%.

 

– То есть большинство знает про уровень жизни в Южной Корее и про разницу с Севером?

– Да, все знают. Да и никто не говорит больше официально, что Южная Корея живет хуже нас. Это раньше рассказывали, что там мрак и нищета, а сейчас говорят, что они где-то живут и хорошо, но это экономика пузыря, которая поддерживается американскими вливаниями.

 

– Это не опасно, иметь CD с южнокорейской продукцией?

– Можно до трех лет за это получить. Но все равно смотрим. Потому что смотрят и полиция, и госбезопасность, и партаппарат – еще больше, чем рядовые граждане.

 

– Кого-нибудь сажали за это на вашей памяти?

– Был случай, четверо выпускников школы перешли китайскую границу и привезли партию в 800 дисков. Они их продавали и еще стали давать смотреть на прокат. Их арестовали. Но они все были дети местных чиновников, и поскольку родители похлопотали, они отделались легко: им за эту операцию дали по 6 месяцев административной тюрьмы. Замять было невозможно несмотря на  связи, потому что 800 дисков – это большая партия.

 

– А компьютеры?

– Имеют 20–30% семей в городах. Раньше был запрет на ввоз южнокорейской продукции, но сейчас можно даже не отрывать этикетки. Но интернета конечно нет. Те, кто не выезжал из страны, в глаза его не видал.

 

ПАРТИЙНЫЙ КАПИТАЛИСТ

 

– Вы член партии?

– Да, конечно. Как же без этого.

 

– Будучи частным бизнесменом, вы как член партии должны были участвовать в партийной деятельности: ходить на собрания, на политучебу?

– Я считался находящимся в командировке по линии ЦК, поэтому не участвовал ни в собраниях, ни в политучебе. Раз в месяц я связывался с райкомом, сообщал: мол, горю на работе.

 

– Бизнес действительно намного удобней делать, если ты имеешь отношение к партии, госбезопасности?

– Само собой. Самые успешные люди это те, кто имел связи с Китаем или с государственными внешнеторговыми операциями. Я знаю двух-трех человек, которые собрали деньги и закупают большую часть угля, производимого на одной из шахт под Пхеньяном, потом везут его в провинцию и продают в розницу. Это большой бизнес.

 

– Кому они платят? Директору шахты?

– Да, платят директору шахты. Часть этих денег вполне легальные – они идут в бюджет, а часть – в карман директора. Но с другой стороны, то, что идет в карман, директор тратит не только на себя, потому что он не получает от государства необходимых расходных материалов, оборудования. И часть этой наличности используется директором, чтобы  шахта продолжала работать.

 

– Директора заводов не превращаются в бизнесменов?

– Превращаются. Например, завод где производят обувь, – у директора  просто больше возможностей воровать часть продукции и продавать ее на рынке. Представители рудников немножко зарабатывают на продаже части продукции в Китай.

 

УЧИТЕЛЯ НА САМООБЕСПЕЧЕНИИ

 

– Что делают бюджетники, врачи, учительницы всякие?

– Про врачей мы говорили только что. Да, учительницы, они торговать почти не могут. Родители учеников их поддерживают обычно. Иногда они сами вымогают, иногда родители по своей инициативе что-то дают.

 

– А в вузах?

– То же самое примерно. Взятки студенты дают за поступление, за сессии. У меня племянница учится на Пхеньянских курсах иностранных языков. Полторы тысячи долларов обошлось мне поступление. Я дал полторы, и поступила. А мой знакомый дал 1300, и его ребенок не поступил. Поступление в главный университет страны  – Университет Ким Ир Сена стоит 5–6 тысяч долларов.

 

  РАСЦВЕТ СТИХИЙНОГО КАПИТАЛИЗМА

 

– Есть вообще люди, которые работают только за государственную зарплату?

– Практически нет. Сегодня утром я звонил домой – цена килограмма риса 1800 вон. Даже 2 кг риса не купишь на месячную зарплату. Старая государственная экономика в Северной Корее рухнула. Нет ее. Работает только стихийная частная экономика вокруг рынков.

 

– Что с крупными заводами произошло? С химией, с металлургией?

– Они практически стоят. Если мы возьмем уровень производства в начале 90-х за 100%, сейчас они работают примерно на 30 % мощности. Например, у нас в городе на шахтах были «БелАЗы» – 300 «БелАЗов». Сейчас работают 50.

 

– Этот рудник государственный по-прежнему?

— Да. По северокорейской классификации здешний рудник – предприятие особого уровня, первой категории. Там более 10 000 работников. Военные заводы тоже резко снизили производство. Работают только самые важные.

 

– Если сравнить 80-е годы, когда была только государственная экономика, и 2000-е, когда развились частная торговля и экономика, люди стали жить, питаться, одеваться лучше или хуже?

– Лучше. Если говорить не о 90-х, а о 2000-х, то лучше. Середина и вторая половина 90-х были очень тяжелыми. А потом уже, в самом конце 90-х началось улучшение. В 80-е годы все строилось вокруг карточек. А в 90-е карточки превратились в бумажки, начался голод. Но люди стали искать возможности. Кто-то начал расчищать частные поля в горах, кто что-то производить, кто-то торговать, и потихонечку жизнь стала улучшаться. И теперь это заметно. В 80-е по карточкам давали 700 граммов зерна в день, из которых 60% – рисом, 40%  кукурузой, (нам, силовикам, и партаппарату – 100% процентов рисом), обувь, уголь для отопления. Недостаточно, но кое-что давали. А сейчас, если у тебя есть деньги, – идешь и покупаешь. Например, в 80-е годы простые люди практически не могли позволить себе кожаную обувь. Ее не выдавали, купить негде и не на что. Все ходили в матерчатой обуви. А сейчас вполне обычное дело, когда простой, небогатый человек носит кожаную обувь. Часы были престижным предметом, лесорубы из России привозили «Восток», «Зарю». Это были очень престижные вещи. А сейчас так, ничего особенного – ну, часы и часы.

 

– Какие еще частные предприятия есть в вашем городе?

– Оптовая торговля, торговля на рынке, в нашем районе дома делают обувь и шины для велосипедов. Парикмахерские есть частные, аптеки, массаж. Хотя парикмахерские формально запрещены, с ними много хлопот. Зато частные бани – пожалуйста. Частные заправки, неофициальные, конечно. Просто есть люди, которые продают ввезенный из Китая контрабандой бензин, разливают из бочек у себя дома. Строительство, автоперевозки.

 

– Заниматься бизнесом в Северной Корее становится все проще и проще или труднее?

– Я думаю, что в целом проще. Инфраструктура, например, улучшилась. Раньше, чтобы послать товар через страну, единственный способ был – поезд. Но с электричеством были гигантские перебои в конце 90-х, поезда останавливались и стояли целыми днями. В результате, груз пересекал страну – несколько сотен километров – примерно 20 дней. А сейчас произошло мощное развитие частного грузового автотранспорта. Сейчас товар через частную транспортную контору отправляешь примерно за 5 дней. Примерно с 1998 года стали появляться частные грузовики и открылись частные грузовые перевозки. И сейчас сеть частных грузовых перевозок охватывает всю страну, сложились правила, по которым все это работает. В начале это было чисто частное дело, а сейчас и государственные организации используют для побочного заработка свои автобусы и грузовики. Да и частники машины регистрируют обычно на организации, так что это автоматически решает проблему разрешения на поездки за пределы своего района и на перевозку груза. Кроме того, за исключением Пхеньяна и районов усиленного контроля практически можно свободно ездить по стране, давая небольшие взятки на КПП. Я думаю, что это самая коррумпированная страна мира сейчас из всех стран – социалистических, капиталистических, любых. Если у тебя достаточно денег, возможно абсолютно все.

 

– В России начальный этап капитализма был связан с появлением мафии, организованной преступности, рэкета. Как у вас?

– У нас с этим очень жестко. Государство это пресекает. Возможно, это связано с тем, что корейское государство не хочет терять монополию на насилие. Да и деньги придется делить. У нас в городе недавно,  в 2004 году группа подростков попыталась создать такую банду и начать крышевать, но дело кончилось очень плохо. Их расстреляли, причем публично. Так что насильственной преступности очень мало.

 

АВТОМОБИЛЬНЫЙ И ЭЛЕКТРИЧЕСКИЙ ВОПРОС

 

– А с электричеством по-прежнему перебои?

– У нас в городе примерно 3 часа в сутки подается электричество. Периодами минут по 30, по 40. Твердого расписания нет, как получается, так и дают.

 

– Что же делать с электроприборами, холодильниками–телевизорами?

– Вообще используются аккумуляторы и батареи. Но они бесполезны для холодильников и стиральных машин. Они хороши для освещения, телевизора, видео. Как только электричество подают, все сразу начинают заряжать аккумуляторы. Холодильник иметь престижно, но часто он работает как шкаф.

 

– Был у вас там личный автомобиль?

– Частных машин мало, только у крупных чиновников, у людей, которые получили их через родственников в Японии или Китае, и у тех, кто получил «подарок вождя».  

 

– То есть даже вы, бизнесмен с хорошим заработком, не имели личного автомобиля?

– У меня был автомобиль, зарегистрированный на шахту, но практически мой личный. Это обычная практика, частные автомобили всегда регистрируются на фирму. В городе примерно 20 частных авто, из них только 3 зарегистрированы на частных лиц.

 

– Но рынка частных машин пока нет.

– Нет, такого рынка нет. Легковых машин еще мало. Последнее время многие ввозят б/у машины из Японии, продают их в Китай и на вырученные деньги ввозят из Китая грузовички для бизнеса в Северную Корею и здесь их продают для частных автоперевозчиков. Схема связана с тем, что в Китае существуют жесткие ограничения на ввоз б/у машин из Японии, а из Северной Кореи их ввозить дешевле.

 

КВАРТИРНЫЙ ВОПРОС

 

– Что происходит с жильем? Вот человек начинает зарабатывать и хочет улучшить жилищные условия. Переехать, купить квартиру, дом. Построить что-то. Ведь все жилье принадлежит государству и квартиры только дают.

– Да, практически 100 % жилья государственное, и частного владения нет. Но, например, ветеран труда получил квартиру или дом. И он его просто незаконно продает под видом обмена, а сам переезжает в квартиру похуже с доплатой наличными и живет на эти деньги. Обмен в пределах города или района законен. Жилье как бы меняется, а на самом деле покупается и продается. Те, кто хотят жить получше, могут теперь даже построить небольшой многоквартирный частный дом. Люди даже стали строить дома на продажу. Складываются деньги, порядка 10 000 вон с человека, правда это все формально делается как государственная стройка, и дом формально считается государственной собственностью, хотя строится на деньги частных инвесторов, которые там и живут, или продают его. Это происходит в крупных городах. А в маленьких просто строят себе частные дома. Берется старый дом, его сносят, и на его месте строят новый. Это считается ремонтом.

 

ПРО БУДУЩЕЕ

 

– Говорят ли в народе, что хорошо бы объединиться с Южной Кореей и все будем лучше жить?

– В общем, все с этим согласны. Говорят,  у нас природных ресурсов много, а на Юге – технологии, и если объединимся, то будем жить лучше, чем при социализме. Большинство на Севере хотело бы объединения.

 

– Как сейчас к руководству страны относятся люди?

– Ничего не говорят. Это опасно, и смысла нет. Люди занимаются своим бизнесом и предпочитают на политические темы не говорить. Но в то же время тому, что в газетах, не верят, это однозначно. Потому что всем понятно, что власти в прошлом врали и сейчас врут.

 

– Получается довольно большой слой довольно состоятельных людей которые всё понимают. Они не хотят сменить режим или заставить его провести реформы?

– Нет, таких мыслей нету. Практически все эти состоятельные люди либо выходцы из нынешней политической элиты, либо с ней связаны. И они заинтересованы в сохранении режима.

 

– А вы и эти люди понимают, что в случае объединения с Южной Кореей их бизнес рухнет?

– Да. Понимают.

 

– А разве не лучше работать при нормальном, а не «сером» капитализме? Ведь здесь может все быть и хуже.

– Может, государство крайне неодобрительно относится к новым рыночным отношениям. Оно вынуждено их терпеть, потому что понимает, что не может вернуться к старой системе, не может восстановить карточную систему и тд. Хотя оно этого очень хочет. Поэтому оно вынуждено терпеть рынок, потому что иначе народ начнет опять умирать, как в 90-е годы. Но если государству когда-нибудь удастся запустить заново государственную экономику и начать выдавать пайки, как раньше, то они конечно, жестко ликвидируют рынок.

 

– Но ведь сами госчиновники вовлечены в этот рынок. Зачем они будут ликвидировать собственные доходы?

– Если будет принято политическое решение на самом верху, то средний и низовой уровень чиновников, который кормится с рынка, ничего сделать не сможет. Они получат приказ и более или менее его выполнят. Самый верхний слой, конечно, тоже получает деньги от бизнеса, но в целом на самом верху считают рынок опасным для системы, а система – это они. И предпочтут укрепить свою власть. Но условием для полного уничтожения рынка является восстановление госэкономики и карточной системы в прежнем полном объеме, а это, скорей всего, невозможно.

 

– Ненависть населения не переключается с власти на бизнесменов, что это они во всем виноваты?

– Конечно, переключается, конечно, ненавидят.

 

– Есть ли желающие вернуться к карточкам и кимирсеновским временам, к государственному тотальному контролю?

– Поначалу было довольно много. Но в последнее время люди привыкли, им кажется, что так лучше.

 

– А что же в конце концов будет с родиной и с нами, вернее, с вами?

– Во-первых, народ особо не интересуется политикой и о смене режима особо не думает. В принципе, карта может лечь плохо для власти, и тогда возможны и революция, и восстание, и революционная смена режима. Но по-моему, вероятность этого в обозримом будущем невелика.

 

– А среди власти на самом верху есть сторонники реформ и капитализма?

– Да, конечно есть.

 

– Может, они начнут реформы вроде китайских?

– Население, конечно, смотрит на Китай с завистью. И в основном, поскольку оно вообще интересуется политикой, считает, что нужно сделать, как в Китае. Есть люди, которые так думают, и среди чиновничества и руководства. Но преобладает мнение, что китайский эксперимент, если его перенести в Корею, опасен и может представлять угрозу для стабильности в Корее. Я думаю, что и следующее руководство будет продолжать нынешний курс с какими-то вариациями, и я бы сказал, что лет двадцать радикальных перемен, скорее всего, не будет. Потом – неизвестно.

 

Александр Баунов

Источник - http://slon.ru/world/otkrovennyy_razgovor_s_severokoreyskim_biznesmenom-586903.xhtml

Какой журналист не любит под видом туриста побывать в Северной Корее! Однако обычно такой опыт сводится к быстрой езде в туристическом автобусе. Впечатлений масса, информации ноль. Северные корейцы по-прежнему не разговаривают с иностранцами у себя в стране. Чтобы поговорить с ними долго, честно и обстоятельно лучше ехать в Южную Корею, где им уже не страшно. Но и здесь они не будут откровенничать с первым встречным. Мой разговор состоялся благодаря известному востоковеду Андрею Ланькову, который живет в Сеуле и пользуется доверием среди выходцев с Севера.

 

ВСЕ ВСЁ ЗНАЮТ

 

– Что после переезда на Юг показалось самым трудным или удивительным?

– Покрытые лесом горы. У нас все горы голые. А так удивления не было. Я смотрел постоянно южнокорейское ТВ в записях, на дисках – сериалы, фильмы. То есть образ жизни, уровень жизни я хорошо себе представлял.

 

– Многие смотрят южнокорейское ТВ в записи?

– Да, многие. Никто своего кино не смотрит вообще-то говоря. Только иностранное и южнокорейское, которое на CD контрабандой привозят из Китая. Еще видеозаписи концертов, видеоклипы. Но в основном южнокорейское кино и сериалы.

 

– Сколько семей имеет видео примерно?

– По нашему городу, по моим знакомым судя – 75–80%.

 

– То есть большинство знает про уровень жизни в Южной Корее и про разницу с Севером?

– Да, все знают. Да и никто не говорит больше официально, что Южная Корея живет хуже нас. Это раньше рассказывали, что там мрак и нищета, а сейчас говорят, что они где-то живут и хорошо, но это экономика пузыря, которая поддерживается американскими вливаниями.

 

– Это не опасно, иметь CD с южнокорейской продукцией?

– Можно до трех лет за это получить. Но все равно смотрим. Потому что смотрят и полиция, и госбезопасность, и партаппарат – еще больше, чем рядовые граждане.

 

– Кого-нибудь сажали за это на вашей памяти?

– Был случай, четверо выпускников школы перешли китайскую границу и привезли партию в 800 дисков. Они их продавали и еще стали давать смотреть на прокат. Их арестовали. Но они все были дети местных чиновников, и поскольку родители похлопотали, они отделались легко: им за эту операцию дали по 6 месяцев административной тюрьмы. Замять было невозможно несмотря на  связи, потому что 800 дисков – это большая партия.

 

– А компьютеры?

– Имеют 20–30% семей в городах. Раньше был запрет на ввоз южнокорейской продукции, но сейчас можно даже не отрывать этикетки. Но интернета конечно нет. Те, кто не выезжал из страны, в глаза его не видал.

 

ПАРТИЙНЫЙ КАПИТАЛИСТ

 

– Вы член партии?

– Да, конечно. Как же без этого.

 

– Будучи частным бизнесменом, вы как член партии должны были участвовать в партийной деятельности: ходить на собрания, на политучебу?

– Я считался находящимся в командировке по линии ЦК, поэтому не участвовал ни в собраниях, ни в политучебе. Раз в месяц я связывался с райкомом, сообщал: мол, горю на работе.

 

– Бизнес действительно намного удобней делать, если ты имеешь отношение к партии, госбезопасности?

– Само собой. Самые успешные люди это те, кто имел связи с Китаем или с государственными внешнеторговыми операциями. Я знаю двух-трех человек, которые собрали деньги и закупают большую часть угля, производимого на одной из шахт под Пхеньяном, потом везут его в провинцию и продают в розницу. Это большой бизнес.

 

– Кому они платят? Директору шахты?

– Да, платят директору шахты. Часть этих денег вполне легальные – они идут в бюджет, а часть – в карман директора. Но с другой стороны, то, что идет в карман, директор тратит не только на себя, потому что он не получает от государства необходимых расходных материалов, оборудования. И часть этой наличности используется директором, чтобы  шахта продолжала работать.

 

– Директора заводов не превращаются в бизнесменов?

– Превращаются. Например, завод где производят обувь, – у директора  просто больше возможностей воровать часть продукции и продавать ее на рынке. Представители рудников немножко зарабатывают на продаже части продукции в Китай.

 

УЧИТЕЛЯ НА САМООБЕСПЕЧЕНИИ

 

– Что делают бюджетники, врачи, учительницы всякие?

– Про врачей мы говорили только что. Да, учительницы, они торговать почти не могут. Родители учеников их поддерживают обычно. Иногда они сами вымогают, иногда родители по своей инициативе что-то дают.

 

– А в вузах?

– То же самое примерно. Взятки студенты дают за поступление, за сессии. У меня племянница учится на Пхеньянских курсах иностранных языков. Полторы тысячи долларов обошлось мне поступление. Я дал полторы, и поступила. А мой знакомый дал 1300, и его ребенок не поступил. Поступление в главный университет страны  – Университет Ким Ир Сена стоит 5–6 тысяч долларов.

 

  РАСЦВЕТ СТИХИЙНОГО КАПИТАЛИЗМА

 

– Есть вообще люди, которые работают только за государственную зарплату?

– Практически нет. Сегодня утром я звонил домой – цена килограмма риса 1800 вон. Даже 2 кг риса не купишь на месячную зарплату. Старая государственная экономика в Северной Корее рухнула. Нет ее. Работает только стихийная частная экономика вокруг рынков.

 

– Что с крупными заводами произошло? С химией, с металлургией?

– Они практически стоят. Если мы возьмем уровень производства в начале 90-х за 100%, сейчас они работают примерно на 30 % мощности. Например, у нас в городе на шахтах были «БелАЗы» – 300 «БелАЗов». Сейчас работают 50.

 

– Этот рудник государственный по-прежнему?

— Да. По северокорейской классификации здешний рудник – предприятие особого уровня, первой категории. Там более 10 000 работников. Военные заводы тоже резко снизили производство. Работают только самые важные.

 

– Если сравнить 80-е годы, когда была только государственная экономика, и 2000-е, когда развились частная торговля и экономика, люди стали жить, питаться, одеваться лучше или хуже?

– Лучше. Если говорить не о 90-х, а о 2000-х, то лучше. Середина и вторая половина 90-х были очень тяжелыми. А потом уже, в самом конце 90-х началось улучшение. В 80-е годы все строилось вокруг карточек. А в 90-е карточки превратились в бумажки, начался голод. Но люди стали искать возможности. Кто-то начал расчищать частные поля в горах, кто что-то производить, кто-то торговать, и потихонечку жизнь стала улучшаться. И теперь это заметно. В 80-е по карточкам давали 700 граммов зерна в день, из которых 60% – рисом, 40%  кукурузой, (нам, силовикам, и партаппарату – 100% процентов рисом), обувь, уголь для отопления. Недостаточно, но кое-что давали. А сейчас, если у тебя есть деньги, – идешь и покупаешь. Например, в 80-е годы простые люди практически не могли позволить себе кожаную обувь. Ее не выдавали, купить негде и не на что. Все ходили в матерчатой обуви. А сейчас вполне обычное дело, когда простой, небогатый человек носит кожаную обувь. Часы были престижным предметом, лесорубы из России привозили «Восток», «Зарю». Это были очень престижные вещи. А сейчас так, ничего особенного – ну, часы и часы.

 

– Какие еще частные предприятия есть в вашем городе?

– Оптовая торговля, торговля на рынке, в нашем районе дома делают обувь и шины для велосипедов. Парикмахерские есть частные, аптеки, массаж. Хотя парикмахерские формально запрещены, с ними много хлопот. Зато частные бани – пожалуйста. Частные заправки, неофициальные, конечно. Просто есть люди, которые продают ввезенный из Китая контрабандой бензин, разливают из бочек у себя дома. Строительство, автоперевозки.

 

– Заниматься бизнесом в Северной Корее становится все проще и проще или труднее?

– Я думаю, что в целом проще. Инфраструктура, например, улучшилась. Раньше, чтобы послать товар через страну, единственный способ был – поезд. Но с электричеством были гигантские перебои в конце 90-х, поезда останавливались и стояли целыми днями. В результате, груз пересекал страну – несколько сотен километров – примерно 20 дней. А сейчас произошло мощное развитие частного грузового автотранспорта. Сейчас товар через частную транспортную контору отправляешь примерно за 5 дней. Примерно с 1998 года стали появляться частные грузовики и открылись частные грузовые перевозки. И сейчас сеть частных грузовых перевозок охватывает всю страну, сложились правила, по которым все это работает. В начале это было чисто частное дело, а сейчас и государственные организации используют для побочного заработка свои автобусы и грузовики. Да и частники машины регистрируют обычно на организации, так что это автоматически решает проблему разрешения на поездки за пределы своего района и на перевозку груза. Кроме того, за исключением Пхеньяна и районов усиленного контроля практически можно свободно ездить по стране, давая небольшие взятки на КПП. Я думаю, что это самая коррумпированная страна мира сейчас из всех стран – социалистических, капиталистических, любых. Если у тебя достаточно денег, возможно абсолютно все.

 

– В России начальный этап капитализма был связан с появлением мафии, организованной преступности, рэкета. Как у вас?

– У нас с этим очень жестко. Государство это пресекает. Возможно, это связано с тем, что корейское государство не хочет терять монополию на насилие. Да и деньги придется делить. У нас в городе недавно,  в 2004 году группа подростков попыталась создать такую банду и начать крышевать, но дело кончилось очень плохо. Их расстреляли, причем публично. Так что насильственной преступности очень мало.

 

АВТОМОБИЛЬНЫЙ И ЭЛЕКТРИЧЕСКИЙ ВОПРОС

 

– А с электричеством по-прежнему перебои?

– У нас в городе примерно 3 часа в сутки подается электричество. Периодами минут по 30, по 40. Твердого расписания нет, как получается, так и дают.

 

– Что же делать с электроприборами, холодильниками–телевизорами?

– Вообще используются аккумуляторы и батареи. Но они бесполезны для холодильников и стиральных машин. Они хороши для освещения, телевизора, видео. Как только электричество подают, все сразу начинают заряжать аккумуляторы. Холодильник иметь престижно, но часто он работает как шкаф.

 

– Был у вас там личный автомобиль?

– Частных машин мало, только у крупных чиновников, у людей, которые получили их через родственников в Японии или Китае, и у тех, кто получил «подарок вождя».  

 

– То есть даже вы, бизнесмен с хорошим заработком, не имели личного автомобиля?

– У меня был автомобиль, зарегистрированный на шахту, но практически мой личный. Это обычная практика, частные автомобили всегда регистрируются на фирму. В городе примерно 20 частных авто, из них только 3 зарегистрированы на частных лиц.

 

– Но рынка частных машин пока нет.

– Нет, такого рынка нет. Легковых машин еще мало. Последнее время многие ввозят б/у машины из Японии, продают их в Китай и на вырученные деньги ввозят из Китая грузовички для бизнеса в Северную Корею и здесь их продают для частных автоперевозчиков. Схема связана с тем, что в Китае существуют жесткие ограничения на ввоз б/у машин из Японии, а из Северной Кореи их ввозить дешевле.

 

КВАРТИРНЫЙ ВОПРОС

 

– Что происходит с жильем? Вот человек начинает зарабатывать и хочет улучшить жилищные условия. Переехать, купить квартиру, дом. Построить что-то. Ведь все жилье принадлежит государству и квартиры только дают.

– Да, практически 100 % жилья государственное, и частного владения нет. Но, например, ветеран труда получил квартиру или дом. И он его просто незаконно продает под видом обмена, а сам переезжает в квартиру похуже с доплатой наличными и живет на эти деньги. Обмен в пределах города или района законен. Жилье как бы меняется, а на самом деле покупается и продается. Те, кто хотят жить получше, могут теперь даже построить небольшой многоквартирный частный дом. Люди даже стали строить дома на продажу. Складываются деньги, порядка 10 000 вон с человека, правда это все формально делается как государственная стройка, и дом формально считается государственной собственностью, хотя строится на деньги частных инвесторов, которые там и живут, или продают его. Это происходит в крупных городах. А в маленьких просто строят себе частные дома. Берется старый дом, его сносят, и на его месте строят новый. Это считается ремонтом.

 

ПРО БУДУЩЕЕ

 

– Говорят ли в народе, что хорошо бы объединиться с Южной Кореей и все будем лучше жить?

– В общем, все с этим согласны. Говорят,  у нас природных ресурсов много, а на Юге – технологии, и если объединимся, то будем жить лучше, чем при социализме. Большинство на Севере хотело бы объединения.

 

– Как сейчас к руководству страны относятся люди?

– Ничего не говорят. Это опасно, и смысла нет. Люди занимаются своим бизнесом и предпочитают на политические темы не говорить. Но в то же время тому, что в газетах, не верят, это однозначно. Потому что всем понятно, что власти в прошлом врали и сейчас врут.

 

– Получается довольно большой слой довольно состоятельных людей которые всё понимают. Они не хотят сменить режим или заставить его провести реформы?

– Нет, таких мыслей нету. Практически все эти состоятельные люди либо выходцы из нынешней политической элиты, либо с ней связаны. И они заинтересованы в сохранении режима.

 

– А вы и эти люди понимают, что в случае объединения с Южной Кореей их бизнес рухнет?

– Да. Понимают.

 

– А разве не лучше работать при нормальном, а не «сером» капитализме? Ведь здесь может все быть и хуже.

– Может, государство крайне неодобрительно относится к новым рыночным отношениям. Оно вынуждено их терпеть, потому что понимает, что не может вернуться к старой системе, не может восстановить карточную систему и тд. Хотя оно этого очень хочет. Поэтому оно вынуждено терпеть рынок, потому что иначе народ начнет опять умирать, как в 90-е годы. Но если государству когда-нибудь удастся запустить заново государственную экономику и начать выдавать пайки, как раньше, то они конечно, жестко ликвидируют рынок.

 

– Но ведь сами госчиновники вовлечены в этот рынок. Зачем они будут ликвидировать собственные доходы?

– Если будет принято политическое решение на самом верху, то средний и низовой уровень чиновников, который кормится с рынка, ничего сделать не сможет. Они получат приказ и более или менее его выполнят. Самый верхний слой, конечно, тоже получает деньги от бизнеса, но в целом на самом верху считают рынок опасным для системы, а система – это они. И предпочтут укрепить свою власть. Но условием для полного уничтожения рынка является восстановление госэкономики и карточной системы в прежнем полном объеме, а это, скорей всего, невозможно.

 

– Ненависть населения не переключается с власти на бизнесменов, что это они во всем виноваты?

– Конечно, переключается, конечно, ненавидят.

 

– Есть ли желающие вернуться к карточкам и кимирсеновским временам, к государственному тотальному контролю?

– Поначалу было довольно много. Но в последнее время люди привыкли, им кажется, что так лучше.

 

– А что же в конце концов будет с родиной и с нами, вернее, с вами?

– Во-первых, народ особо не интересуется политикой и о смене режима особо не думает. В принципе, карта может лечь плохо для власти, и тогда возможны и революция, и восстание, и революционная смена режима. Но по-моему, вероятность этого в обозримом будущем невелика.

 

– А среди власти на самом верху есть сторонники реформ и капитализма?

– Да, конечно есть.

 

– Может, они начнут реформы вроде китайских?

– Население, конечно, смотрит на Китай с завистью. И в основном, поскольку оно вообще интересуется политикой, считает, что нужно сделать, как в Китае. Есть люди, которые так думают, и среди чиновничества и руководства. Но преобладает мнение, что китайский эксперимент, если его перенести в Корею, опасен и может представлять угрозу для стабильности в Корее. Я думаю, что и следующее руководство будет продолжать нынешний курс с какими-то вариациями, и я бы сказал, что лет двадцать радикальных перемен, скорее всего, не будет. Потом – неизвестно.

 

Александр Баунов

Источник - http://slon.ru/world/otkrovennyy_razgovor_s_severokoreyskim_biznesmenom-586903.xhtml