Дмитрий БАЗЛЕВ. Профессор, ученый, летчик, мастер автородео, бизнесмен...
Он совмещает бизнес, науку и хобби: совершенствует авиационную технику и сам проверяет ее на практике в полетах. Каждое из учебных заведений, в которых он получал авиационное и бизнес-образование, оканчивал с отличием, при этом называет себя разгильдяем. Кто он больше – бизнесмен или ученый, – сам герой интервью не торопится ответить. Предлагаю это сделать нашим читателям.
Итак, мой собеседник – в недавнем для его возраста прошлом офицер Российских ВВС, доктор технических наук, профессор, член Российской академии навигации и управления Дмитрий БАЗЛЕВ. Сегодня он возглавляет Государственный научный центр оптико-электронной промышленности. Здесь разрабатываются и внедряются новые оптические технологии: для авиации – больших и спортивных самолетов, дирижаблей, беспилотных летательных аппаратов; а также контроля экологии жизнедеятельности, в том числе и для распространения за рубежом. О перспективах и особенностях российского бизнеса, о науке и современной молодежи, о закономерностях развития общества и о человеческих ценностях, об адреналине в обычной вроде бы профессиональной деятельности – наше интервью.
– В прошлом году в России облегчили Воздушный кодекс, – начал свой рассказ Дмитрий Базлев, – теперь самолеты малой и бизнес-авиации могут без труда летать, в принципе, куда хотят и сколько хотят. И это направление деятельности начнет, без сомнения, как и за рубежом, активно развиваться. А значит, возрастет востребованность в совершенствовании обычных самолетов новыми удобными и полезными возможностями, так же, как это происходит, например, с автомобилями.
Это сама по себе не новая идея, а обычная закономерность, которая сразу проявляется там, где начинается рост. И мы со своей оптико-электронной продукцией вполне вписываемся в это развивающееся направление. Насколько хороша и современна наша продукция? Если брать традиционных наших зарубежных партнеров и производителей – из Индии и Китая, например, то мы, конечно, впереди; а если из Евросоюза, то пока отстаем. У них технологии лучше, оптика лучше. Но здесь мы активно подтягиваемся и развиваем взаимовыгодное партнерство, так как всем интересно попасть на новый растущий рынок.
– Какие страны лучшие в этой сфере? С кем-то уже налажено сотрудничество?
– Традиционно для нас – это производители из стран Евросоюза: Германия, Франция, Испания. Работаем с изготовителями малой авиации Италии, с Австрией налажены контакты. Планируем предложить активно взаимодействовать фирмам из Германии неавиационной направленности, но именно в области авиационной оптики. Сейчас в технике очень приветствуется унификация: оптико-электронные приборы подходят и для автомобилей, и для летательных аппаратов, и даже для кораблей.
Раньше не было удобных законов, которые позволяли бы предприятиям промышленности привлекать зарубежные технологии и строить бизнес. За последние двадцать лет у нас появилось много товаров, основанных на современных европейских технологиях, начиная от продуктов и заканчивая автомобилями. Во много это стало возможным благодаря развитию нашего законодательства, в котором со временем снимается все больше государственных ограничений, барьеров и запретов. Как я понимаю, работы по его облегчению впереди еще очень много, но и достижения уже очевидны. Пользуясь этими облегчениями, мы имеем теперь все возможности развивать технологии и для совершенствования, как я сказал, авиационного направления на рынке, касающегося свободного развития малой авиации, дирижаблей, беспилотников и т.п. То есть и бизнес делать, и технику у себя современную за счет него развивать.
– Правильно я поняла, что сегодня государство не помогает развитию этого направления?
– Пока во многом так, я думаю, что это ни для кого не секрет. Государство сильно помогает развитию добывающих отраслей экономики. А в машиностроении, к которому и мы относимся, помощь государства в основном ощущается именно в упрощении законодательства по удалению барьеров на внедрение зарубежных технологий. При этом прямое государственное финансирование в эти отрасли ограничивается. Я как специалист, много лет занимавшийся финансируемыми государственными программами, это хорошо понимаю. Его теперь необходимо искать самим. Поэтому я и говорю, что бизнес здесь получается на первом месте.
– Но хотя бы не мешает?
– Для нашей страны этот вопрос не вполне корректный. Когда Вы видели, чтобы чиновники в России в большинстве своем не мешали, а помогали? Так уже исторически, на генном уровне сложилось. Но плюс серьезный я все же назвал: они непосредственно участвуют как специалисты в своей области в снижении барьеров законодательства, и это уже немало.
– Одна из задач нашего журнала – налаживание связей между русскоговорящими деловыми людьми в странах Европы и бизнесменами России…
– Журнал вполне может помогать доносить настроение российских производителей, ведь мы заинтересованы стать партнерами передовых европейских компаний, обладающих развитыми технологиями. И если через журнал донесет информацию: ребята, смотрите – российские производители на интеллигентном, современном, общепринятом языке заинтересованы строить совместный бизнес, – нас лучше, наверное, услышат.
Государство не имеет возможности, как в советское время, одинаково много вкладывать ресурсы во все отрасли промышленности и экономики. Но оно находит все больше возможностей через разные формы привлекать сюда негосударственные и частные средства. Авиационное направление деятельности, техника, безусловно, никуда не исчезнет из России. И когда, в том числе благодаря усилиям Вашего журнала, станет лучше видно, что реально налаживаются взаимоотношения и укрепляется взаимовыгодный бизнес в авиационной технике с европейскими производителями, то, уверяю Вас, государству гораздо проще будет принять решение и направить средства на ускорение развития техники и в этом актуальном направлении.
– По образованию Вы – инженер авиационной техники. Почему такой выбор профессии?
– А на тот период времени в Советском Союзе, в Москве и Украине, учебные заведения готовили лучших специалистов по авиационной технике. В Киеве очень красивые девушки, а в том возрасте я, естественно, в первую очередь о них думал (смеется), поэтому был выбран Киев. А дальше уже я понял, что образование, которое там дают, соответствует лучшим советским стандартам. По тем временам, конечно, т.к. сейчас многое уже изменилось.
– Судя по тому, что училище Вы окончили с отличием, о выборе своем не пожалели?
– Да я все с отличием оканчивал (в Москве – аспирантуру, Академию Генерального штаба ВС РФ, Московский международный институт бизнеса. – Прим. авт.). Ну а попутно мой период становления и совершенствования был связан с авиационной наукой, которая затрагивала все аспекты создания авиационной техники. В это время были и научные труды, и диссертации, и повышение квалификации в научной области, поэтому сейчас я даже не знаю, кто я больше – прикладной ученый или управленец (Дмитрий Базлев – автор большого количества научных трудов, монографий по авиационной тематике в различных технических и научных изданиях. – Прим. авт.). Со временем же стало понятно, к чему мы идем. Надо было лучше подготовиться, поэтому я постарался получить и бизнес-образование. Оказалось, что и это – правильно.
– Вы – заведующий кафедрой Московского авиационного института, у Вас есть студенты. Расскажите, пожалуйста, подробнее, каким Вы видите будущее Ваших подопечных.
– Студенты есть, но, прежде всего, я занимаюсь научной работой на кафедре. Президент России определил продвижение научной работы в вузах как одно из магистральных направлений развития. И я с этим согласен. То есть наука может ускоренно развиваться именно в высших учебных заведениях, где много молодежи со светлыми головами, а затраты на проведение исследований из-за более низких зарплат молодых специалистов, естественно, ниже. Так вот, эффект от размещения там научных заданий очень близок, а может быть, по ряду направлений серьезно превышает результаты научных работ, которые ведутся в крупных научных институтах, просто потому, что у молодых ребят есть сильный стимул –нужно прорваться в жизни. И я могу привести немало примеров, что результат от такой работы вполне подтверждается.
Конечно, чтобы стимулировать нормальную молодежь, необходимо давать им грамотных научных руководителей, которые могут сформулировать задачу и в каком направлении двигаться. В Московском авиационном институте так и поступают, поэтому востребованные результаты получаются достаточно быстро. Тот самый бизнес с серьезными зарубежными компаниями оттуда, из вузов, как раз проще и получается. Студенты – они более обучаемые с точки зрения восприятия нового и в технике, и в экономике, это естественно. Я же много лет сотрудничал с консервативными организациями, работающими «внутри себя», и нагляделся на плюсы и минусы. Минус очевиден: варясь внутри себя, очень привыкают долго «искать черную кошку в темной комнате». Поэтому мне сегодня интересен именно вуз, я понимаю, как там можно работать: просто, так сказать, незашоренно, и эти самые идеи появляются на поверхности. Понимаю, что такой путь в науке, если он правильно организован, дорогого стоит. Кстати, неожиданное и новое развитие старых профессий – чем не интересная рубрика Вашего журнала?
– Это правда, что Вы редко пользуетесь Интернетом?
– Да…
– Но как же так? Ведь Вы говорите, что важны коммуникации, умение налаживать связи, а Интернет – сегодня первое средство для установления контактов. Вы противоречите себе.
– Я знал, что Вы спросите об этом. Дело не в полезности связей через Интернет, конечно. А в том, сколько времени им пользоваться. На мой взгляд, нельзя глубоко передоверяться Интернету как советчику и искать все решения исключительно с его помощью. На самом деле все красивые и простые идеи – в голове, а компьютер надо воспринимать не более как вспомогательное средство для достижения конкретной цели, не занимая им много своего времени.
– Вы считаете, что Интернет ограничивает наши интеллектуальные возможности?
– Я считаю, что, целиком полагаясь на компьютер, мы сильно ограничиваем творчество. Приведу простой пример: количество фундаментальных законов, которые сформулировали ученые мужи в эпоху развития и становления естественных наук (тот же Ньютон, например), сильно превышает количество достижений в этом направлении наших современников, включая и меня, разумеется. И это во многом потому, что тогда люди постоянно работали своей головой, а Интернет мозги не тренирует. Я, конечно, не хотел бы обидеть программистов, для которых компьютерные технологии – их основная работа.
– С одной стороны, Вы говорите, что мы развиваемся, прогнозы науки такие замечательные, а с другой – Интернет, который ограничивает работу мозга…
– Постараюсь еще раз объяснить. Не думаю, что все молодые люди живут сутками в Интернете. По крайней мере, в институте встречаю достаточно много молодежи, которая, как и полагается в этом возрасте, «гоняет собак». Это я к тому, что они не очень-то сидят за компьютером, но ребята эти – со светлыми головами. Может, разгильдяи, но головы у них светлые. Если хочешь достичь результата – надо «включать» голову, думать. Думать, а не тратить это время на сидение в компьютере в поиске каких-то вариантов на заданную тему. Тот, кто больше размышляет сам, тот, кто старается на уровне размышлений найти правильный ответ, тот достигает лучшего результата, чем тот, кто прочитает написанное в Интернете по заданному поводу, а потом выбирает варианты. Этот путь неправильный. Может, это спорно, но меня в советское время так учили.
– Вы говорите, что нужно думать самостоятельно, развиваться, но с возрастом мы становимся инертными, нас редко можно чем-то удивить и вдохновить. А где Вы черпаете силы, энергию для новых поисков?
– На самолете летаю (улыбается). Когда я начинал учиться и был еще маленьким, не мог понять разницы: хотел заниматься авиацией, но не знал, что есть вузы, в которых учат на инженеров, а есть вузы, в которых – на летчиков. Я думал, что все в одном месте происходит, что я научусь тому и другому. Мне всегда очень хотелось летать. Но я ошибся. И когда уже начал учиться, понял, что моя профессия будет только инженерной, а все поменять уже не получалось. Но мечта осталась. Я от кого-то тогда услышал или прочитал, что мой любимый актер, Харрисон Форд, уже в зрелом возрасте, с его жизненным успехом, стал пилотом-инструктором. Поэтому позднее я решил и начал летать на самолете сам, за штурвалом.
Мне это чертовски нравится. В конце концов, я достиг простой жизненной мечты. Не все же деньги зарабатывать и думать о каких-то больших проблемах, как строить бизнес и прочее. Человек же должен заниматься еще чем-то любимым, достигать чего-то. Вот я и достиг таким образом, заодно и проверяю на практике то, чем занимаюсь на работе.
– У Вас очень хорошо работа пересекается с увлечением. Как часто Вы себе позволяете такое удовольствие?
– Хотелось бы чаще, каждый день, но мы настолько заняты основной работой, что получается гораздо реже. Но настолько, конечно, чтобы можно было поддерживать летный навык, совершенствоваться и развиваться дальше. Летчик, как правило, не останавливается в своем развитии, точно так же, как и спортсмен. Он освоил какой-то тип самолета и стремится к следующему. И я тоже летаю достаточно давно.
Конечно, мы еще не летаем так, как в американских фильмах показывают: куда захотел, туда и полетел. В Нью-Йорке, например, сел на Пятой авеню на крышу небоскреба. Конечно, все пока не так. Над территорией Москвы летать нельзя. Но за пределами Москвы достаточно аэродромов. У нас большое количество людей даже в Подмосковье увлекаются спортивной авиацией, просто летают для души, строят свой бизнес. Все вполне развито. Просто не очень видно, наверное. Но, как я говорил вначале, условия, чтобы о малой авиации в нашей стране скоро узнали гораздо шире, созданы.
– Автомобильным спортом Вы тоже занимаетесь…
(Дмитрий Базлев – мастер по автомобильному спорту. – Прим. авт.)
– Ну, это было довольно давно, в свое время получил спортивное звание, занимаясь автородео, это такая немного экстремальная езда со своими фигурами «высшего пилотажа». Теперь просто использую этот опыт в повседневной жизни на дороге, чтобы дешевле было ездить и не попадать в аварии. И, конечно, обучаю своих детей.
– Теперь я знаю, о чем буду мечтать!
– Поехали, на самом деле, лучше полетаем! Можно будет дополнить Вашу статью тем, что я не смог сформулировать, – добавите ярких эмоций. В этой статье или другой пригодится. Кстати говоря, категория людей, которая увлекается малой авиацией, – это часто молодые люди от 17 лет, когда уже можно сажать за штурвал, до, как это ни удивительно, 60–65-летнего возраста. То есть люди приходят учиться, начинают самостоятельно летать и получать удовольствие. Эмоций много. Особенно если короткая полоса, в которую обязательно нужно вписаться.
В этот момент в нашей беседе произошла пауза, Дмитрия Анатольевича отвлекли важной деловой беседой. А пока он беседовал за соседним столиком, я размышляла о том, чем мой собеседник отличается от тех деловых людей, с которыми мне приходилось встречаться в последнее время. Главное и безусловное его преимущество, которое нельзя было не заметить, то, как он спокойно и достойно говорит о нашей стране, о наших людях и о наших проблемах. Признавая недостатки в системе общества и экономики, он никому не ставит это в укор, он не ругает свое отечество, не хулит российский народ, как это свойственно большинству предпринимателей, которые выстроили свой бизнес в России благодаря этой же самой России и смене государственных формаций. Но это не мешает им плевать в... тот самый колодец.
Вернувшись, Дмитрий Анатольевич с ходу продолжил:
– На мой взгляд, очень интересно развивается сотрудничество с потенциальными партнерами в Латинской Америке. Я могу с уверенностью сказать, что бизнес сегодня вполне можно продвигать в эти страны. Потому что по своему менталитету они достаточно близки к россиянам, нам просто разговаривать и понимать друг друга. Это страны точно так же стремятся продвигаться вперед, имея значительные территории, в развитии авиационного направления деятельности, водного транспорта. Бразилия, например, делает прекрасные самолеты, их можно насыщать дополнительными востребованными в этом регионе функциями. То есть современное недорогое оптико-электронное оборудование, создаваемое с привлечением европейских технологий, совместно же с европейскими фирмами можно продвигать на латиноамериканский рынок. Это, на мой взгляд, интересный бизнес, и время пришло.
– Но первые шаги еще не сделаны?
– Нет, пока только начинаем. Мне приходилось бывать в Чили неоднократно, в Аргентине. И про Чили, например, могу сказать, что да, это страна, которая, в общем, сориентирована на Соединенные Штаты, но в бизнес-авиации, в малой авиации они совершенно свободный рынок, у них есть на это деньги, у них большая страна. Они достаточно хорошо разбираются в технике. Но находятся на более раннем уровне развития по сравнению с нами, как мы примерно в конце 80-х годов – начале 90-х. Уже все понимают, но еще не владеют соответствующими технологиями. Им предлагают выстраивать бизнес европейские страны, естественно, Соединенные Штаты, но дорого. А я полагаю, что, поскольку у нас уже есть положительный опыт общения с Латинской Америкой в разных направлениях, все то же самое мы можем уже сейчас предлагать, но дешевле.
– А что нужно сделать, чтобы наладить связи как можно быстрее?
– Почаще встречаться. Единственный недостаток – далеко лететь в Латинскую Америку. Если ты летишь на «Боинге» – три семерки, у которого всего два двигателя, даже если в бизнес-классе, все равно страшно. Тринадцать с половиной часов океана, а двигателя всего два, а не четыре. Такая высокая надежность американской техники. Они не боятся летать через океан.
Чем хороши современные западные и европейские технологии на нашем рынке, что у них есть такого, чего нет у нас? Это просто другой подход. Он более экономичен, меньше накладных расходов, больше прибыли. Если Россия и Советский Союз десятилетиями вбивали в нас менталитет, что мы должны быть настолько экономичными, что можем все своими руками починить, то… Кстати, помните автомобиль «Москвич» или «Запорожец», который день ездит, а день ты проводишь в гараже. И это было нормально. И каждый имел в гараже набор запчастей, возил с собой ящик инструментов, и у всех в головах было понимание, что это совершенно нормально, так и надо жить. Отсюда вроде бы внешне более низкие расходы, но никто не считал затраты на то, что у каждого набор запчастей и гаечных ключей в гараже, а значит, каждый должен был потратить уйму времени на ремонт своего автомобиля, вместо того чтобы быть на работе и делать продукцию в основное рабочее время. Вот это все отличает нас от них по менталитету.
А у них всегда был другой подход. Еще когда американцы в 1944 году в июне месяце высадились в Нормандии, они воевали с Германией благодаря своим деньгам. Не потому, что они ремонтировали свои танки, угоняли их и пригоняли обратно, они просто сразу высадили 150 тысяч танков.
И стояли эти танки на чудесных берегах Нормандии, недалеко от Мон-Сан-Мишеля на полуострове Катантен, и ждали своей очереди, пока первые танки выбьют. Вроде бы много денег идет на то, чтобы делать избыточную технику, но в то же время это колоссальная экономия в ремонте, чтобы каждый не ходил с набором гаечных ключей, а занимался на работе своим делом.
Так и самолеты, которые выпускают европейские страны, они так точно и делаются – с такой высокой надежностью, что можно повесить всего два двигателя и не бояться, что они сломаются. Но в деньгах получается больше выигрыша. Двигателя всего два, ремонтировать не надо, и ты совершенно спокоен, что он все это время будет летать и никогда не сломается. Не надо набирать ремонтников и открывать предприятия, которые будут восстанавливать технику.
– Когда у нас так будет?
– У нас так в работе железных дорог, я думаю. Железнодорожный транспорт, который ездит по территории России, все рельсы, которые проложены, все железнодорожные станции, которые встречают пассажиров, – все это отечественного изготовления. На железных дорогах бизнес построен так, что работают отечественные заводы: это российские тепловозы, это российские вагоны. Только «Сапсан» – фирмы Siemens.
Это блестящий пример на самом деле. Не надо думать, что у нас только космос и атомная промышленность на мировом уровне. Железные дороги повсеместно. Они могут так работать, значит, могут и другие.
– Но в связи с чередой катастроф у людей сейчас соответствующее отношение к авиации. По меньшей мере, недоверие.
– Авария почти всегда на совести эксплуатирующих организаций. Те аварии, которые бывают – вообще в мире, – как правило, это человеческий фактор. То есть, кто-то неправильно эксплуатировал, кто-то неправильно дернул за штурвал, кто-то был в плохом настроении, что-то пропустил. Любой случай, связанный с авиационными происшествиями, да и вообще на транспорте, это, кстати, и «Булгарии» тоже касалось, – неправильная эксплуатация. Любой случай катастрофы расследуется до конца, и обязательно принимаются меры, чтобы улучшить технику настолько, чтобы предотвратить любую возможность для подобной аварии. Это называется «защита от дурака». На деле и инженер-эксплуататор, и тот, кто заливает топливо, – то забывает проверить, то не успевает, то еще что-нибудь.
– А разве возможна модернизация самолетов в срочном порядке?
– Конечно. Такое правило в авиации – если какой-то самолет потерпел аварию, то все самолеты этого типа ставятся на прикол. До тех пор, пока выяснится причина и будут приняты меры. Самолеты на это время заменяются на другие машины – других производителей.
Это опять же пример западных технологий. Раньше у нас, в России, такие проверки самолетов после авиакатастроф сильно могли повлиять на перевозки пассажиров, потому что советских самолетов было много. Если ты останавливаешь, например, ТУ-154, то половина парка перестает летать, половина пассажиров не может улететь. Но теперь у нас летают аэробусы, «Боинги». Рейсы не отменяются. Вот пример – технологии пришли в Россию.
– Вы сказали, что в большинстве случаев это человеческий фактор. Это люди Вашей профессии – инженеры авиации, правильно я поняла?
– Да, это те, кто сидит за штурвалом и заливает керосин, обслуживает технику на аэродроме. В основном это их вина.
– С чем это связано? Халатность русского характера, непрофессионализм, недофинансирование (маленькие зарплаты)?
– Это не мой хлеб, но насколько я знаком с высказываниями руководителей Росавиации, Аэрофлота, крупных компаний, наши стандарты, наши показатели по эксплуатации авиационной техники – одни из самых лучших в мире. Еще в советское время заложены жесточайшие требования по эксплуатации техники, если их все соблюдаешь беспрекословно, вообще аварий не будет. Другое дело, что люди есть люди…
– Кстати, про людей. Вы говорили, что любите читать литературу о закономерностях управления людьми и обществом.
– Когда есть время. Получать удовольствие от чтения книг – это ушло в прошлое, к сожалению. Но когда есть время... Интересно сравнивать, как развивается наше общество сейчас и как оно развивалось 200–300–500 лет назад, во времена, скажем, Римской империи. И тогда становится понятно, почему у нас жизнь такая, а в западных странах иная.
Например, татаро-монгольское иго наложило на характер людей отпечаток, отсюда настроение людей: один день живем – последний, поэтому гори все огнем, будем летать на самолете таком, который есть. Иначе думают люди, не испытавшие последствий войн: все у нас более или менее стабильно, хорошо, и особенно нам некуда торопиться, будем делать не спеша хорошую технику. Это историческая память, из которой я вывожу подход к современной жизни – как действовать, зачем, в какой последовательности. Отсюда становится понятным, почему мы далеко не все еще внедрили: хорошую современную технику, хороший бизнес, а европейцы идут впереди. Не надо бояться того, что мы такие разгильдяи. Через историю становится понятным, почему мы опаздываем и как наверстать упущенное.
– А Вам это помогает? Вы можете спокойно принимать разгильдяйство, необязательность, опоздания, помня о том, что исторически так сложилось?
– Мне это помогает не опускать руки. В работе я этого принимать не могу, а чисто философски понимать, почему люди себя так ведут, конечно, могу, да. И предвидеть эти вещи.
– Почему в Америке такая безупречная дисциплина, причем на разных уровнях?
– Они пришли на свободную территорию, где не было мощных конфликтов, мощных войн, и они пришли сразу с возможностью зарабатывать деньги и строить бизнес. Это правила игры. За 200 лет выработался один критерий – больше заработать. Пока это работает. Но насколько долго будет работать, покажет время. Мы с этим вопросом сталкиваемся последние 2–3 года, когда их кризис трясет. Но это отдельная большая тема. А я начинаю посматривать на часы…
Звонки на мобильный телефон, который Дмитрий Анатольевич практически не выпускал из рук, раздавались все чаще, но я не могла отпустить моего собеседника, не задав ему еще пару вопросов.
– Вы сказали, что Ваша мечта сбылась – Вы управляете самолетом. О чем мечтаете теперь?
– Да, у меня есть мечта, мне нравится смотреть на мир, и я мечтаю больше путешествовать, чтобы убедиться, что не ошибаюсь, что человек и общество развиваются именно по таким закономерностям, о которых я прочитал в книгах. Я не политик, если бы я был политиком, я бы, наверное, сказал: посмотреть еще глубже на мир, чтобы увидеть и понять закономерности развития общества и все лучшее внедрить у нас.
– Вы немного предварили мой вопрос. Вы человек позитивный и целеустремленный?
– Я разгильдяй на самом деле (смеется).
– Я чувствую, что Вы счастливый и крепкий человек, и сравниваю с кругом людей, которые после кризиса живут очень нестабильно, многие потеряли веру в будущее. Как справиться с хандрой, депрессией, неверием в будущее?
– Я вспоминаю, как говорил мой учитель (КТО? - ФИО), к которому я с большим уважением отношусь. Почему называю его учителем – это человек, который своими мозгами умудрялся заменять примерно человек 250–300, то есть настолько масштабно мыслил, что мог сесть и сформулировать мысль, разработать идею, проект, над которым обычно трудятся десятки и сотни людей.
Он часто повторяет: если не знаешь, что делать, если впереди все так неопределенно, сложно, просто работай и делай свое дело.
Все обеспокоены сегодня нестабильным положением, и я точно так же, я не могу равнодушно смотреть, что происходит в нашем мире, в экономике, и последствия кризиса, как все, переживаю. Но я работаю и не останавливаюсь. Это помогает и на уровне психологическом пережить сложные моменты, и формируется задел на будущее – собственность интеллектуальная. Короче говоря, то, что ты делаешь, ты потом можешь дальше реализовывать, нечего останавливаться, надо работать и развиваться. Этим можно защититься.
Не знаю, так или не так. Наверное, только в последние минуты жизни можно понять, ты так жил или не так.
И бумаги, что мы пишем, и все, что, казалось бы, важного делаем, вкладываем силы… а кто-то придет и скажет: вы все делали не так. Но остается одно – пока ты занимаешься своим делом, по-человечески с людьми общайся; жизнь длинная, и человеческие отношения помогут избежать лишних сложностей и помогут позитивный след друг от друга оставить, в конце ведь только это остается в наших головах. И пусть они не будут помогать друг другу, но и не будут на следующем отрезке жизненного пути с отвращением смотреть друг на друга. А это дорого стоит. Делай все по-человечески, тогда будет проще жить.
Если по-хорошему, по-человечески относиться к тому, что ты делаешь, не любой ценой добиваться, а так, чтобы и дело делать, и к людям относиться с уважением, и честно строить все взаимоотношения, это как-то и здоровью должно помогать. Человеку, по-хорошему, с душой все делающему и нормально относящемуся к людям, Господь укажет нужное направление. Это крайняя моя мысль.
Крайняя мысль (как известно, в лексиконе летчиков почти не встречается слово «последний») Дмитрия Базлева мне пришлась по душе, дополнив портрет собеседника важными штрихами. И хочется надеяться, что не крайним будет мое интервью с ним...
Оксана Франк, Москва
(Полный текст интервью читайте на портале www.exrus.eu)
Да, не перевелись еще в России талантливые ученые, организаторы производства и творческие личности! А, главное, еще не все они уехали из страны. Все еще надеются на коренное изменение в ней обстановки и новый расцвет экономики, науки и культуры. Они не сидят сложа руки, но пока еще плодами их творческого труда беззастенчиво пользуются бесчисленные чиновники, народившиеся нувориши и их охранники, а также грабители всех мастей со своими крышевателями из полиции.