Интервью с писателем Владимиром Войновичем

Мой первый телефонный звонок в феврале 2011 г. застал Владимира Войновича в Москве. Я представился и сформулировал свою давнюю мечту поговорить с ним в форме интервью для нашего издания. Владимир Николаевич предложил мне выслать ему пару номеров журнала на адрес его дочери в Мюнхен, а он, когда будет у нее гостить, посмотрит. Так и поступили.

Ответный звонок прозвучал 1 мая 2011 года. Осознав, кто находится на другом конце провода, я невольно встал в полный рост и замер по стойке «смирно». Сразу вспомнились многочисленные киноэпизоды, как менялись в лице министры и генералы, когда им звонил... Сам...

Но я не министр, а Войнович, слава Богу, не Сталин, так что... беседа прошла в теплой и дружественной обстановке.

– В какой-то момент Вас вытеснили из СССР, Вы вынуждено оказались в Германии. Сейчас же, когда мир стал совершенно свободным, в равной степени бываете как в Мюнхене, так и в Москве. В отличие от Солженицына Вы не вернулись в Россию навсегда. Почему продолжаете жить и в Германии тоже? Как бы Вы это объяснили?

– Во-первых, я вернулся в Россию гораздо раньше Солженицына. Во-вторых, я жил долгое время на два дома, так как в Германии у меня семья – жена была и дочь. Теперь жена умерла, и я живу в основном в Москве все-таки. А здесь у меня дочь, и я ее регулярно навещаю. Так что можно сказать, что живу я в Москве, а в Германию приезжаю в гости к дочери. Но сейчас это вообще не имеет значения. Хотя раньше имело. Эмиграция была глухая, так сказать: если уезжал, то пути назад уже не было. Разрывались почти все связи, несмотря на то что «железный занавес» к тому времени прохудился и какое-то общение с родными и друзьями я все-таки поддерживал. Отделяющая от Родины непроходимая стена тогда чувствовалась, а сейчас можно жить здесь, а быть душой там, или наоборот, жить там, а быть душой здесь. Кроме того, сейчас уже век Интернета и компьютеров. В России у меня компьютер, здесь другой, в самолете открываю компьютер, так что, где ты находишься, значения практически не имеет. В России есть разные издания, люди пишут публицистику и другие вещи, и когда  читаешь, не поймешь, кто из них живет за границей, а кто нет. То же самое и в литературе. Дают литературные премии какому-нибудь писателю, а оказывается, что он живет в Швейцарии или в Израиле. Местоположение человека сейчас совершенно не важно.

– Трудно не согласиться. Эмиграция, в старом своем исходном смысле, потеряла оттенок трагизма и безвозвратности.

– Конечно. Есть люди, которые эмигрировали душой. Сказали сами себе: «С этой страной я не хочу иметь ничего общего». Но есть и другие, которые, находясь здесь, участвуют в российской жизни. Я уже не говорю о бизнесменах и олигархах, живущих в Европе, а деньги зарабатывающих в России. Все настолько смешалось, что саму эмиграцию уже трудно считать эмиграцией.

– Я живу в Германии с 1993 года и бывал в России много раз. При этом ловил себя на том, что я уже немного побаиваюсь и Москву, и Россию в целом, и Украину. Чувствую себя зверьком из зоопарка, выпущенным снова в дикую тайгу. Мне очень многое непонятно, многое кажется нелогичным, многое раздражает. Вы не сталкиваетесь в России с тем дискомфортом, в который часто попадает человек, хорошо знакомый с жизнью в Германии? Речь идет в том числе и о совсем бытовых вещах – вдруг выключают свет, или нет воды, или еще что-нибудь.

– Конечно, с этим встречаешься. В Москве реже, но есть города, где воду давали только в двенадцать часов ночи на несколько часов. Не знаю, как сейчас, но в советские времена было именно так. В Москве до сих пор летом отключают горячую воду. Сейчас большое достижение, что вода отключается только на две недели, а не на три, как раньше. В России многое изменилось, а в Москве особенно. В магазинах все есть, почти как здесь. Но какие-то сложности все равно остались. Это касается и бюрократии. Например, сейчас собираются отменить техосмотр. Не надо будет куда-то ходить, обивать пороги, давать взятки... После жизни здесь там такие вещи особенно раздражают. Хотя страна развивается. Многое уже можно заказать по Интернету. Например, билет в Германию я заказал через Интернет. Постепенно блага цивилизации проникают и в Россию. С другой стороны, меня как писателя волнует политическая система страны. Меня не устраивает, что фактически в России нет реальных выборов. Сам факт, что два человека сидят наверху и решают, кто из них будет президентом, мне как гражданину совершенно не нравится. Я не хочу, чтобы они за меня принимали такие решения. Я ни одного из них не хочу видеть на этом посту. Понимаете?

– Получается, что Вы душой участвуете и в политических событиях. Отслеживаете и сверяете свои симпатии и антипатии?

– Скорее нет, чем да. В советское время и для меня, и для какого-то слоя людей было важно именно неучастие. Потому что когда нет возможности реального участия в политической и общественной жизни общества, а меня больше интересует именно общественная жизнь, тогда не имеет смысла вообще участвовать в делах государства. Есть страна, есть народ, а есть государство. Так вот, как когда-то советское, так и современное российское государство мне чуждо, а страна нет.

– Это мне очень хорошо понятно. Я полностью разделяю такое отношение и тоже очень люблю народ, он мне близок, понятен, я там вырос, но лютой ненавистью ненавижу эту коррупционную бюрократию. Возвращаясь к быту, получается, что эти мелкие неудобства Вас не сильно травмируют?

– Нет, не сильно. В этом смысле моя жизнь вполне удобна и комфортна. У меня есть все, что нужно. Но эти проблемы и в советское время меня не очень волновали. Если я видел, что стоит длинная очередь за какой-то колбасой, я никогда в ней не стоял. Вполне мог обойтись и без колбасы. В то время люди гонялись за тем, что им особенно хотелось, а мне особенно не хотелось стоять в очередях, поэтому я уходил. Теперь бытовых неудобств стало все-таки гораздо меньше. Здесь жизнь более налажена, но и там многого достигли. Раньше тот же техосмотр пройти или отремонтировать машину было проблемой, а сейчас подъезжаешь, тебя чуть ли не с цветами встречают, берут под ручки, отвозят куда-то машину и все без проблем делают.

– А здесь, в Германии, у Вас обширные контакты с представителями русской эмиграции? Есть такое мнение, я его просто процитирую, что эмигрировала из Советского Союза сюда далеко не лучшая часть населения. Наиболее ленивая, наиболее бесцельная и меркантильная. Есть такое мнение. Вы не могли бы его подтвердить или опровергнуть?

– Не могу. Дело в том, что в эмигрантской среде я практически не жил. Я приехал, меня приняли немцы. Ведь приехал в 1980 году, а с 1976-го был членом Баварской академии наук. Так что я вошел сразу в немецкую среду, хотя жил самостоятельно, на отшибе и не испытывал тех трудностей, с которыми тогда сталкивались эмигранты. Я не жил в гемайндах, и в бытовом смысле было все немного иначе. Я только выступал перед эмигрантами. Так что мое мнение неавторитетно и поверхностно, но мне кажется, что в Германии больше людей, которые приехали для того, чтобы жить на социале, на этакую обеспеченную пенсионерскую жизнь. В Америке эмигрантское сообщество намного более активно. Там больше крупных ученых и людей самых разных профессий, которые работают, многого добиваются, занимают серьезное положение в жизни страны. То же самое и в Израиле. А то сообщество, которое существует в Германии, мне кажется, более пассивно, чем в других странах.

– То есть в США и Израиле эмигранты более заряжены на инициативность и продвижение, чем здесь?

– Да, особенно в Израиле. Люди приехали в эту страну с осознанием, что это их страна, и они готовы что-то для этой страны делать. Молодые люди идут в армию. То есть делают то, от чего они уклонялись в России. Это касается и работы, и карьерных возможностей, а в Германии не так. Многие из приехавших сюда все равно смотрят на эту страну как на чужую.

– Владимир, в связи со всем, о чем мы успели поговорить, наличие такого журнала, как наш, нацеленного на Европу и эмиграцию, как Вы думаете, насколько актуально и полезно? И насколько вообще полиграфическая пресса в наше время актуальна по сравнению с Интернетом?

– Конечно, значение полиграфии теряется. Но Ваш журнал и подобные издания очень полезны. Говорю это не для того, чтобы Вам польстить, дело в другом. Люди приезжают и совершенно не знают ни законов, ни порядков, не знают своих прав и обязанностей. Думаю, что в этом смысле Ваш журнал необходим. К тому же многие люди просто не привыкли к Интернету, им трудно найти нужную информацию, а в журнале сведения подаются в концентрированном виде.

– Из этого возникает более общий вопрос, связанный с языком. Я на своем опыте пришел к выводу, что чем образованнее человек, тем труднее ему дается освоение нового языка. Особенно немецкого, ведь в школах мы в основном учили английский. Как Вы считаете, радикально ли права формула, что, находясь с чужой стране, нужно обязательно освоить ее язык? Или все-таки можно существовать и со своим языком, находить себе применение и в душевном, и в мозговом плане, не сильно внедряясь в область чужого тебе языка?

– Знаете, это очень зависит от рода занятия. В то время, когда я приехал, целая группа писателей, и в том числе довольно известных, оказались на Западе. Прошло какое-то время, и оказалось, что некоторые из них как не знали языка, так и не знают и живут в глухоте и слепоте. А простые люди приезжают и осваивают язык очень быстро. Дело в том, что, например, писатель приезжает сюда со своим миром, в котором и продолжает жить. В своей рабочей, профессиональной среде он не может поменять язык. Это случается крайне редко, и надо быть довольно молодым и очень способным к языкам, чтобы начать писать на другом языке. Это редчайший случай в истории всемирной литературы. И возьмем продавца овощей, который и свой родной-то язык плохо знает. Ему, чтобы продолжать торговать овощами и здесь, надо срочно освоить хотя бы минимум языка страны, иначе он просто не сможет работать с людьми. Конечно, он и осваивает язык. Если же приезжает интеллектуал, который пишет по-русски, читает по-русски, то он часто владеет языком страны, в которой живет, хуже, чем продавец овощей. Хотя и тут многое зависит от интересов, способностей, круга общения. Когда-то давно я смотрел передачу о трех русских белогвардейцах. Один из них был художником. Показывали его замечательные картины, в основном посвященные Белой коннице. Он к тому времени 36 лет жил в Германии и не знал ни одного слова по-немецки. Его спросили, как это ему удалось, на что он ответил, что сидит в своем ателье, рисует, а в магазины ходит жена, и по-немецки говорит именно она.

– Может ли, на Ваш взгляд, незнание языка быть причиной неуважения к человеку.

– Нет, это скорее причина человека пожалеть. Если человек осознанно приехал в эту страну навсегда, если он приехал в еще не пенсионном возрасте, то, конечно, не учить язык очень глупо. Если он выбрал эту страну своей второй родиной, если он достаточно молод, то язык учить просто обязательно, иначе такой человек достоин презрения. Чем он сможет здесь заниматься?

– Следующий вопрос глобальный, но хотя бы в нескольких словах... Христианство и мусульманство. Мы не идем к глобальной войне? Надо пугаться того, что происходит в мире, или как-то справимся? Ваша точка зрения?

– К этому следует относиться серьезно. У меня нет рецептов того, как решить этот вопрос, но ситуация очень серьезная. Мусульманство бывает очень агрессивно, впрочем, как и христианство... История и такие моменты помнит. Могу сказать, что проблема есть. Она действительно глобальна, но разрешится ли всемирным столкновением или нет, я не знаю. Это самая серьезная угроза ближайших десятилетий. 

– Владимир Николаевич, последний вопрос у меня просто житейский. Как Вы себя чувствуете? Какое у Вас настроение – физическое, моральное? Бодрость или уныние? Каковы творческие планы?

– В этом году мне исполняется 79 лет, поэтому физическое состояние соответствует. Хотя в этом возрасте таких здоровяков, как я, редко можно встретить. Что касается творчества, то тоже возраст напоминает о себе. Когда молодой, фантазия бурлит, теперь уже не так. Но я все равно пишу, хоть и не так быстро. Недавно вот написал большую книгу воспоминаний. Но я еще на что-то надеюсь. У меня есть одно стихотворение на эту тему.

Скорее бегут годовщины,

Умножая рубцы и морщины,

Но сдаваться старик не спешит.

Он на что-то еще уповает,

Хоть уже никогда не бывает,

Что нигде ничего не болит.

Так что у меня есть еще какие-то планы. Еще хочется что-то написать, нарисовать.

– Рисуете сейчас не чаще, чем пишете?

– Нет, не чаще. У меня бывают периоды. Сейчас как раз закончился период писания, теперь, может быть, начнется период рисования. Обычно я не совмещаю. Занимаюсь или тем, или другим.

– Может быть, Вы сами хотите еще что-то добавить?

– Я хотел бы пожелать Вам найти своего читателя и читателю найти Вас. Желаю всем, кто сюда уже твердо переехал, обосновался, освоить немецкий язык и быть благополучными.

– Большое спасибо Вам, Владимир, за беседу. Здоровья Вам и всего-всего самого-самого доброго!

Владимир Искин